Читать интересную книгу Отбросы - Шон Хатсон

— Вы женаты? — поинтересовался Гарольд.

— Да, — ответил его коллега.

— А как зовут вашу жену?

— Линда. Мы женаты уже двадцать лет.

Гарольд кивнул. Интересно, каково это — быть женатым, когда о тебе кто-то заботится, нуждается в тебе? Наверное, это так здорово, когда тебя хотят и любят. Когда-то и он любил свою мать, но это было так давно, что представить себе подобное чувство теперь казалось уже невозможно. Правда, нередко Гарольд ощущал пустоту. Он нуждался в чьем-то внимании. Перспектива закончить земные дни наедине лишь с жуткими воспоминаниями пугала его, но и в равной мере страшила боязнь, что кто-то разделит их с ним. Пирс судорожно сглотнул.

Гривс легонько стукнул по столу.

— Ну, нам нужно идти. Думаю, пора браться за работу.

Гарольд кивнул и последовал за напарником, оставляя позади оживленный гомон столовой.

Вторую половину дня он усердно трудился на третьем этаже, подметая и натирая до блеска линолеум в холле между палатами ЗА и ЗБ. Гарольд ворчал на посетителей, которые оставляли грязные следы (шел дождь) на сверкающем полу, снова и снова драил и скреб.

В начале четвертого пришел Уинстон Гривс. Гарольд аккуратно сложил моющие средства, щетки и тряпки в шкафчик, указанный Гривсом, и последовал за своим напарником к лифту. Старший санитар нажал кнопку, и они стали спускаться вниз.

Гарольд чувствовал, что внутри у него снова все холодеет. Чем ниже они спускались, тем явственнее давало о себе знать необъяснимое дурное предчувствие.

Лифт, вздрогнув, остановился, двери открылись. Мужчины вышли и тут же попали в объятия холода. Двинулись в конец коридора, к одной из лабораторий, около которой примостилась каталка. На передвижном столе что-то лежало, покрытое пластиком. С одного края каталки свисали два передника. Гривс протянул один Гарольду и велел надеть. Гарольд повиновался, одновременно натягивая резиновые перчатки, тоже полученные от Гривса. Оба санитара, экипированные таким образом, направились к котельной, толкая впереди себя стол на колесиках.

Открыв дверь, Гарольд снова окунулся в волну тепла, вдохнул спертый воздух, насыщенный угольной пылью. Он видел, как черные частицы кружат по комнате. Кучи грязного белья лежали развороченными, будто кто-то здесь что-то искал. Часть белья исчезла.

— Оставшееся придется сжечь, — решил Гривс, указывая на источавшие зловоние простыни.

Он толкнул стол ближе к топке и сунул руки в лежавшие тут же рукавицы, взял гаечный ключ и с его помощью стал открывать печную заслонку. Ржавая дверца отворилась, и волна горячего воздуха вырвалась наружу, заставив обоих мужчин отпрянуть и задержать дыхание. Гарольд застыл, словно завороженный, уставившись в пылающую утробу печи. Внутри топки, напоминавшей пасть огнедышащего дракона, бушевали желто-белые языки пламени. «Прямо, как у ворот ада», — подумал Гарольд.

— Принесите простыни, — попросил Гривс. — Сначала разделаемся с ними.

Но Гарольд оцепенело замер, явно загипнотизированный танцем огня в топке, принимавшего самые причудливые формы. Из пылающего нутра исходил глухой угрожающий рев. Даже с расстояния в шесть футов жар касался Гарольда, заставляя отступить.

— Гарольд, — повысил голос Гривс, — простыни!

Тот очнулся, кивнул и пошел в угол котельной, собрав в охапку столько замаранных простыней, сколько смог унести. Зловоние стало непереносимым, и ему делалось дурно. Часть экскрементов попала на его передник, и Гарольд, вздрогнув, даже задержал дыхание, пока подбирался к топке. Гривс хватал белье и запихивал его кочергой в бушевавший огонь. Буйство огня немного уменьшилось, но даже влажные, пропитанные кровью и мочой простыни быстро исчезали в прожорливом пламени. Из разверзнутой пасти печи повалил черный ядовитый дым, заставивший обоих мужчин закашляться.

— Терпеть не могу эту работенку, — признался, выдохнув, Гривс, продолжая подбрасывать в огонь смердящую ткань.

Гарольд возвратился с последней охапкой загаженного белья и стал помогать напарнику заталкивать его в топку, наблюдая за тем, как пламя пожирает добычу.

— Те тележки очистим позднее. — Гривс указал подбородком на зловонные передвижные столы в углу котельной.

Гарольд машинально кивнул. Теперь взгляд его был прикован к стоявшей перед ними каталке с чем-то, что скрывал пластик. Он наблюдал, как Гривс сдернул покрывало, открыв то, что лежало под ним.

Гарольд громко застонал и опять отпрянул, повернув лицо в сторону. Его единственный живой глаз уставился в пол, стеклянный же безучастно следил за происходящим. Он стиснул зубы, пытаясь бороться с рвотными позывами и спазмами, пульсировавшими в желудке. На висках вздулись вены, тело тряслось.

На подносе, в луже темной жидкости, лежал зародыш, не более шести дюймов, с огромной головой и черными провалами глаз. Его слегка отмыли после отделения патологии, но все же следы повреждений были явными. Из запекшегося узелка пупка сочилась густая желтоватая жидкость. Крошечный рот был открыт. Вокруг головы, выглядевшей бесформенной мягкой массой, скопилось много крови.

Весь этот едва начавший развиваться эмбрион напоминал студенистый, съежившийся комок, грозивший распасться при малейшем прикосновении.

Гривс наблюдал, как Гарольд отступил еще на шаг.

— Не очень-то приятное зрелище, да? — заметил негр, явно не слишком впечатлительный. Да и с какой стати, если он уже много раз сталкивался с подобными вещами? У Гарольда перехватило горло, и он обеими руками вцепился в стол, чтобы не упасть. Его взгляд был прикован к зародышу, сердце в груди Пирса бешено колотилось. Гривс взял большие хирургические щипцы, лежавшие рядом с подносом, попытавшись ухватить ими голову зародыша, что было не так-то просто: он то и дело выскальзывал. От растревоженных крошечных останков начал исходить тяжелый запах крови, гноя и химикалиев. Гривс поморщил нос. Наконец почти с отвращением ухватил и бросил зародыша в топку. Пламя тут же набросилось на добычу, последовала серия громких хлопков и шипящих звуков.

Гарольд не отрывал взгляда от топки.

— Гордон, — прошептал он, не спуская глаз с исчезнувшего зародыша, в считанные секунды превратившегося в пепел.

Он думал о брате.

— Гордон!.. — заскулил он.

На этот раз не было крика. Его мать не бросилась в адское пламя, чтобы вынуть из него крошечное существо. На этот раз ничего подобного не произошло. Только страшное ощущение опустошенности. Холодная дрожь, будто кто-то ножом мясника отрезал ему гениталии и вспорол живот. Он чувствовал себя так, словно ему выпотрошили кишки.

Гривс толкнул дверцу топки, завернул болт гаечным ключом и положил ключ на место. Обернувшись к Гарольду, заметил, что того слегка покачивает, и на мгновение старший санитар подумал, что его напарник сейчас потеряет сознание.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});