- Так адресок вам дать? Или как?
Я замотала головой и, не в силах сдержаться, зарыдала, закрыв лицо руками. Я была очень молодой и очень глупой. Мне казалось, что я взрослый и критически настроенный ко всему на свете, и уж тем более к власти, человек. Я не знаю, почему тогда поверила в справедливость безумного приговора! Но это позорная правда: я поверила, что впрямь стала предметом вожделения педофила! И этой проклятой верой я окончательно предала единственного моего любимого человека. И я поняла свою маму, солгавшую мне «ради моего же блага». И этим гребаным пониманием я тоже предала его!
Спустя долгое время я узнала, что еще до звонка милиционера мама выудила из почтового ящика Ленино письмо. Увидев обратный адрес, она, ничего мне не сказав, порвала и выбросила конверт вместе с содержимым. Я никогда не говорила с ней об этом и говорить не собираюсь. Зачем? Я знаю, что виновата во всем сама!
Молодой милиционер был крайне обескуражен моей реакцией:
- Вам плохо? Вам помочь?
Я отрицательно мотала головой и рыдала.
- Можно я вам как-нибудь позвоню?
- Мы с мамой переехали в Серпухов, — пробормотала я сквозь слезы. — Там нет телефона.
МИИТ и не только…
Кое-как окончив школу, поступила в институт — тот же, что окончил Леня: МИИТ, Московский институт инженеров транспорта. Но такой выбор был сделан лишь потому, что в МИИТе было относительно легко получить общежитие. Для меня это стало очень важно, так как таскаться каждый день из Серпухова в Москву я бы не смогла. Кроме того, этот вуз обеспечивал своих студентов дармовыми проездными билетами на пригородные электрички, а раз в год — бесплатным билетом в любой конец страны и обрат но. Правда, этот дармовой билет годился только для проезда в общем вагоне пассажирского поезда, но доплата за плацкарт была очень небольшой. Обо всем этом тогда нельзя было не думать — денег у нас с мамой не было совсем.
Я не буду описывать все прелести быта, с которыми мне пришлось столкнуться в первой и, слава богу, последней в моей жизни общаге.
Меня поселили в комнате с еще двумя девочами. Соседок моих звали Катями. Обеих. Они были совершенно разными. Одна, родом из Сибири, худенькая, очень миловидная шатенка. Как и я,она приехала учиться в институт сразу после школы. Вторая Катя — крупная жгучая брюнетка из Кишинева. Там она невесть каким образом окончила с красным дипломом железнодорожный техникум и, как отличница, попала в МИИТ без вступительных экзаменов. Экзамены она и не сдала бы ни за что, так как была, мягко скажем, туповатой, хотя и чрезвычайно доброжелательной девахой.
Жизнью в общежитии управляла комендатура. С ней весьма причудливым образом взаимодействовал студенческий совет общежития, который, разумеется, никто не выбирал и в котором традиционно концентрировались исключительно подонки. Комендантом служила некая Антонина Мстиславовна, или попросту тетя Тоня. Уже при первом контакте она одним своим обликом и манерами производила чрезвычайно отталкивающее впечатление. Однако затем, в ходе разговора «по душам», неизбежного практически для каждого вновь поселяемого студента, возникала иллюзия, что эта попахивающая табаком и водкой стокилограммовая колода вполне добродушно настроена и ждет от своих подопечных лишь спокойствия и элементарного благонравия. На самом же деле именно то, первое, впечатление было по-настоящему правильным: эта мерзкая, испорченная баба посвятила всю свою жизнь исключительно скандалам и издевательству над теми, кто от нее зависел. Она не гнушалась ничем ради главного своего удовольствия — глумления над выбранной жертвой. Будучи на природном животном уровне неплохим психологом, она находила слабые и болезненные точки у каждого человека и без промаху била по ним при первом же удобном случае. Иногда она добивалась этим денег или иных подношений, но, как правило, наградой для нее было человеческое страдание само по себе.
Правила проживания в общежитии, разумеется, состояли в основном из запретов. Нельзя было поздно возвращаться, приводить друзей, шуметь и распивать. Большинство из этих запретов, естественно, никогда не соблюдались, так как были в принципе невыполнимы. Но тете Тоне и ее подручным из студсовета было крайне удобно, что в стаде их «подопечных» все были не без греха. Сама тетя Тоня, я думаю, оставалась целкой до могилы. Не могу представить себе того отчаянного маньяка, который за сколь угодно огромное вознаграждение готов был бы трахнуть эту мразь даже в годы ее золотой молодости. Но она всячески поощряла студсоветовских подонков, когда они, выбрав девчонку посимпатичнее, разводили ее на секс с кем-нибудь из своей банды, а то и на групповуху. Сопротивление жертвы подавлялось выговорами и письмами в деканат, доходило и до угроз отчисления под тем или иным предлогом. Если у девушки имелся парень, то его нередко подвергали неимоверным издевательствам и избиениям, после которых он же попадал в районное отделение милиции.
Но с этим всем мне только предстояло познакомиться. И то, слава богу, преимущественно на чужом примере.
В первый же вечер мы с Катями сели за стол, чтобы рассказать о себе и договориться, как будем вместе сосуществовать.
Надо сказать, что в этот вечер наша кишиневская подруга поразила нас невиданным кулинарным чудом — рагу из сушеных баклажанов. Было так вкусно, что я подробно расспросила Катьку, как оно делается. Это блюдо Катьку научили делать в родном Кишиневе, где баклажанов продавалось в изобилии и они были доступны даже в самые трудные советские годы. Чтобы сохранить их на зиму да еще иметь возможность отправить в Москву любимой доченьке, их и впрямь лучше всего было сушить. Перед сушкой баклажаны очищали от шкурки и резали на маленькие кубики. Затем раскладывали в один слой на бумаге и ставили на продуваемое место в тени. Можно, кстати, сушить их и на противне в духовке или даже в печи, как это делают, например, с грибами. Главное, чтобы баклажаны в итоге именно высушились, но не сгнили и не сгорели. Сушеные баклажаны очень похожи на сушеные грибы, они примерно так же выглядят и так же хранятся. Вот пол-литровую банку таких сушеных баклажанов мы всыпали в кастрюлю и заливали на час холодной водой. Пока они набирали влагу, мы резали большую луковицу и натирали на терке одну средней величины морковку. Потом пассеровали лук и тертую морковь минут пять в глубокой сковороде с растительным маслом. Остатки воды от баклажанов сливали и смешивали с картошкой, нарезанной маленькими кубиками, бросали все это на сковородку, как следует перемешивали, закрывали крышкой и полчаса тушили на маленьком огне. Потом добавляли примерно стакан сметаны или сливок, на глазок соль и приправы (Катька Кишиневская клала черный перец, сухой чеснок и базилик), перемешивали и оставляли на маленьком огне на пять минут. Все!