Картина получилась настолько убедительная, что, скажу вам, у меня кровь застучала в висках. Услышав, как внизу открылась дверь, я скатился с кровати и метнулся к лестнице. Линн, стоявшая на веранде, удивленно подняла голову.
— Грег, мы меня напугал, — сказала она и, заметив выражение моего лица, спросила: — Что-то случилось?
Стол был накрыт для завтрака.
— Ты куда собралась?
— Никуда. Ну… да, хотела бросить птичкам крошки. Знаешь, у тебя это может войти в привычку. Кстати, хлеб совсем зачерствел, так что им только камни можно долбить.
Она выбросила крошки на траву и с улыбкой вернулась на кухню.
— Охлажденный сок, кофе? И я испекла оладьи. Будешь?
— Да. — Я выглянул в окно. На ступеньках — никого. На дорожке — никого. Никаких Кроутеров с обрезами. Наверное, у меня слишком мрачное воображение. И все ж…
— Грег, расслабься. У тебя такой вид, будто ты призрака увидел.
Да, увидел. Призрака. Собственного.
Она поиграла волосами, призывно-дразняще, зная, как это на меня действует.
— Ты… не хочешь позавтракать в постели?
Я поблагодарил, но отказался. Сослался на работу, мол, надо пораньше начать. Линн была любезна, флиртовала со мной. Но мы ограничились разговором ни о чем.
Старик, накачивавшийся на пристани виски, помешал мне взять лодку и наведаться в Льюис, чтобы выяснить, кто там расхаживает с лампой по развалинам. Но сейчас меня более чем когда-либо распирало желание предпринять это путешествие. Более того, теперь казался особенно затхлым, даже опасным. Я знал, что уже никогда не смогу пройти по Мейн-стрит, не чувствуя себя в перекрестье прицела.
Пока я уничтожал приготовленный чужой женой завтрак, Линн съела один тост. Все было хорошо, и соблазн предложить ей поваляться полчасика в постели едва не перевесил доводы рассудка, но, в конце концов, она попрощалась со мной и отправилась домой. Я взял из пристройки бензопилу, заправил ее и принялся за работу. Штука эта дергается так, что пломбы вылетают из зубов, но зато я в две минуты расправился с самими здоровенными корягами, порезав их на короткие, дюймов по восемь, поленья. Вскоре в воздухе повисло облако опилок, через которое едва пробивался золотистый и туманный солнечный свет.
Разбираясь с кучей принесенного озером горючего хлама, я вспомнил отрубленную голову с дополнительной парой глаз на щеке. Ко вкусу недавно съеденной яичницы-болтуньи добавился вдруг кислый привкус желчи.
Добавив оборотов, я выдавил жуткое видение из головы и сосредоточился на вгрызающихся в древесину стальных зубьях. Мир с каждым днем становился все страшнее. Это уж точно. Черт, не ждет ли за поворотом и нечто такое, что станет сюрпризом для нас всех?
Немного позднее, когда солнце уже палило вовсю, я погрузил дрова в пикап и поехал в город. Все выглядело нормально. Как всегда. Люди приветливо махали мне. Если уж на то пошло, такого радушия я не встречал с того дня, как убил чужака. Жизнь вернулась в привычные рамки. Из дверей супермаркета выходили покупатели, толкая перед собой тележки, нагруженные пакетами с покупками. В «Макдоналдсе» напротив кинотеатра с полдесятка клиентов пили кофе с кексами (за последние месяцы традиционное меню старины Рональда Макдоналдса претерпело вынужденные изменения). По улицам проезжали автомобили. Полицейский на мотоцикле поднял большой палец, пропуская меня в жилые кварталы. Детей в Салливане осталось немного, и они развлекались тем, что катались на велосипедах и скейтбордах. Пара малышей носились по лужайке, визжа как сумасшедшие, когда на них попадала струя воды из разбрызгивателя. Добравшись до дома Кроутера, я выгрузил дрова на дорожку, предоставив ему полное право забрать их в любой удобный момент. Никто в меня не стрелял, если не считать оружием мрачный взгляд хозяина из-за полузакрытой двери. Потом я развернулся и покатил в город.
В кафетерии супермаркета я взял сандвич со швейцарским сыром и кувшин воды со льдом и только пристроился у столика, как Бен увидел меня через стеклянную стену и поспешил к двери.
— Угощайся, — сказал я, кивком указывая на кувшин с водой, — сегодня чертовски жарко.
— Да, и все больше напоминает ад. — Бен невесело ухмыльнулся. — Взгляни-ка вот на это. — Он положил на столик какую-то книгу.
Я посмотрел на название. «Секреты Аркана».
— Что ж, если тебе от этого легче.
— После вчерашней головы…
Я застонал.
— Вчерашней головы? Бен, неужели о ней так нужно было упоминать? Я же ем.
— Что это было, Грег? — Вот вам и прежний Бен, ученый в поисках истины. — Мы то и дело слышим о четырехногих цыплятах и двухголовых ягнятах, но доводилось ли тебе видеть человеческое существо с лишней парой глаз?
Я снова застонал и отодвинул недоеденный сандвич в сторону.
— Ну вот, аппетит мне все-таки испортил. Теперь я вижу эти проклятые глаза даже в дырках сыра.
— Можно найти людей с генетическими мутациями и дефектами, но такое… такое…
— Послушай, Бен… подожди, позволь мне. — Он потянулся к кувшину с водой, но пролил чуть ли не половину на стол (и на мой потерявший всякую привлекательность сандвич).
— Спасибо. — Бен жадно приложился к стакану.
— Разве ты не видел фотографии всяких жутких мутантов в «Фортеан Таймс»? Волосатые, как обезьяны, мужчины; женщины с тремя ноздрями; дети с когтями вместо пальцев.
— Но такой головы не найти ни в какой книжке, ни в каком журнале.
— Может быть, этот несчастный уродец всю жизнь провел на чердаке под замком. Может, его каждый четверг кормили рыбьими головами. Может, он выбрался на волю после погрома и бродил по лесу, пока не свалился в озеро. Все. Конец. Нет повести печальнее на свете и так далее.
— Не знаю. Может быть, все так и было. Может быть, нет.
— Ты действительно считаешь, что не исключен и другой вариант?
— Кто знает? Если ты заметил. Мир в последнее время изменился не в лучшую сторону. — Бен улыбнулся. — А теперь послушай. — Он открыл книгу. — Давным-давно алхимик по имени Томас Воэн сочинил трактат “Lumen de Lumine”. В нем описан процесс перехода тел животных и людей в состояние некоей первичной материи, названной им tenebrae activae. Нет, Грег, не качай головой, а слушай, ладно? Так вот, здесь говорится, что Воэн считал эту материю чем-то вроде плавильного котла, в который можно загружать человеческих существ и в котором может зародиться новая жизнь.
— Хочешь сказать, что нечто в этом роде случилось и с тем глазастиком?
— Может быть.
Я наклонился к нему.
— Бен, послушай старого приятеля. Тебе надо срочно найти себе подружку. Срочно.
Он удивленно взглянул на меня и, должно быть, что-то заметил. Я уж подумал, что оскорбил друга, и приготовился к худшему, но Бен вдруг расхохотался. Смех у него был такой заразительный, что через секунду мы оба держались за животы. Другие посетители кафетерия смотрели на нас как на полудурков.
И если серьезно, ошибались они не более чем на половину.
11
В этой невыносимой жаре дни проходили как-то незаметно. По утрам, пользуясь прохладой, я таскал деревяшки из озера. Иногда на мелководье выносило человеческие тела. Большинство прибывали в таком состоянии, когда уже невозможно было определить ни пол, ни возраст, ни то, кто это — хлебный бандит или янки. Наполовину разложившиеся, раскисшие, они если и напоминали что-то, то, пожалуй, такие истрепанные деревянные сумки с дырками, проеденными прожорливой рыбной братией. Помимо мягких тканей, обитателей озера притягивали глаза. Должно быть, для рыб глаза — это что-то вроде деликатеса. Впрочем, иногда попадались и вполне свежие образчики, дававшие основание предполагать, что в лесах и холмах за Салливаном остались еще люди. По каким-то неведомым мне причинам. Их жизненный путь обрывался в озере Кобен. Возможно, несчастных загоняли к берегу хлебные бандиты, охотившиеся на них, как дикие собаки. Возможно, бедолаг забивали до смерти и бросали в реку, которая несла тела в озеро, где они и дрейфовали по воле волн.
Итак, дни шли, а чужаки в городе не появлялись. Более того, я не видел больше света и на руинах Льюиса, так что желание взять лодку и прокатиться на другой берег у меня понемногу остыло.
Остальную часть дня я занимался тем, что рубил, пилил и колол, а потом развозил дрова по городу. Подачу электричества по-прежнему ограничивали шестью часами в сутки, поэтому желающим приготовить что-то горячее приходилось пользоваться обычными плитами для барбекю, стоявшими на каждом заднем дворе.
Каждый вечер я уходил на берег и укладывал положенное число камней на увеличивавшуюся в размерах гробницу.
Но, конечно, жизнь не сводилась к одной только работе. Мы ходили в кино, где по десятому разу смотрели одни и те же фильмы. В конце концов, теперь, когда мир разбился вдребезги, ожидать появления в городе новинок не стоило. Впрочем, не надо думать, что это было так уж плохо.