Взгляд Хилды снова стал твердым и холодным.
— Здесь суть только в словах, а на самом деле так оно и было. Флора рассказала об этом своей соседке, а та в свою очередь поведала эту историю мне, вчера. Я знаю, что после визита к вам Флора плакала несколько дней.
Бертолд не мог поверить своим ушам.
— Так вы обвинили меня на основании чьих-то слов?
Хилда бросила на него взгляд, полный презрения.
— Нет, у меня имеются и другие доказательства против вас.
— Какие еще доказательства?
— Пусть вас это не волнует.
— Нет, черт побери, меня это волнует! — рявкнул Бертолд. — Очень волнует!
— А меня волнует то, что вы бросили Флору! Любили вы ее или нет, но вы могли, по крайней мере, оказать ей моральную и финансовую поддержку. У меня сердце разрывается при мысли о том, что Флора рожала в одиночестве и умирала в одиночестве.
— Ваше сердце, мисс, разрывается оттого, что это вы бросили Флору, — ожесточенно парировал Бертолд. — Вас не было рядом, когда она так нуждалась в вашей поддержке. Вы обозвали ее глупой шлюхой и бросили на произвол судьбы, хотя прекрасно знали, что она не такая сильная, как вы.
Хилда смертельно побледнела, и Бертолду очень захотелось взять назад свои безжалостные слова обратно.
— Только не смейте снова плакать! — прорычал он, видя, как подбородок Хилды начал подрагивать.
Подбородок тут же перестал дрожать, и Хилда устремила на Бертолда яростный взгляд.
А в гневе она чертовски привлекательна! — невольно восхитился Бертолд. Лицо раскраснелось, глаза сверкают. И эти ее привлекательные пухлые губки, которые она то сжимает, то надувает.
— Вы больше никогда не увидите моих слез, бессовестный негодяй! — выкрикнула Хилда.
Спасибо небесам хотя бы за это маленькое благо, уныло подумал Бертолд, сворачивая с Ройял-Минт-стрит на Док-стрит, где находился нужный им дом.
8
Вечером все здесь выглядит таким же запущенным, как и при дневном свете, подумала Хилда, ведя Бертолда к двери квартиры Флоры. Кровля и водостоки явно нуждаются в срочном ремонте, краска на старых деревянных оконных переплетах облупилась, некоторые стекла потрескались. Газон вдоль фасада зарос сорняками.
Хилда открыла дверь и включила свет. Ее снова охватила жалость к Флоре, которая была вынуждена жить с ребенком в таких условиях. Может, и хорошо, что сейчас Бертолд Кертис увидит, до чего докатилась мать его ребенка.
Бертолд не произнес ни слова, пока оглядывал тесную каморку, которая служила домом Флоре и Петл. Краска на стенах потрескалась и местами облетела, на полу лежал изрядно потертый коврик, который давно следовало отнести на помойку. Лампочку на потолке прикрывал дешевый пластмассовый абажур. Вся мебель была настолько старой, что оставалось только удивляться, как она не развалилась. На фоне всей этой рухляди яркими пятнами выделялись только новое стеганое одеяло и вещи, купленные для ребенка. Причем вещи эти были довольно дорогими.
Как это похоже на Флору, подумала Хилда, когда неделю назад переступила порог этого жилища. Для ребенка — все только самое лучшее.
Но вместе с тем Хилда удивилась, на какие деньги подруга позволила себе купить дорогие кроватку и коляску, не говоря уж о детской одежде. Флора никогда не имела сбережений. Она тратила все, что зарабатывала, на наряды, различные аксессуары, косметику и на визиты в парикмахерскую.
Хилда нашла ответ на эту загадку, когда, заглянув в гардероб, обнаружила, что все красивые наряды Флоры исчезли, а их место заняли несколько дешевых вещей. Исчезли украшения, коллекция кожаных сумок и модных шарфов.
На туалетном столике не оказалось никаких обычных женских безделиц, только прислоненная к зеркалу фотография Флоры и Петл.
Пожилая леди из соседней квартиры — та самая, которая поведала Хилде о неудачном визите Флоры к Бертолду, — подтвердила, что ради своей драгоценной девочки Флора продала все, что можно.
— Так вы живете здесь? — выдавил наконец из себя пораженный Бертолд.
— Да, — с вызовом заявила Хилда, — а где же еще?! Вон у стены мои два чемодана.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Чемоданы так и стояли не распакованными. У Хилды не было желания заниматься этим, она не планировала долго задерживаться здесь.
— Тогда не пытайтесь блефовать, что у вас есть деньги! — рявкнул Бертолд. — Забирайте что вам нужно, и побыстрее убираемся отсюда. Видел я убогие места, но это не идет с ними ни в какое сравнение. И, поверьте, если бы Флора пришла ко мне и сообщила о беременности, ей с ребенком не пришлось бы жить в этой дыре!
Хилда уставилась на Бертолда, не веря своим ушам, потому что в его голосе прозвучала неподдельная искренность. Он явно был расстроен.
— Она правда не приходила к вам? — вырвалось у нее.
— Правда. — Бертолд и посмотрел ей прямо в глаза. — В последний раз я видел ее утром после того дня, когда она перестала работать у меня. А потом даже в лифте случайно не встречался. А если уж быть честным до конца, то я даже не знал, что она уволилась.
— Но почему она сказала, что ходила к вам, если не делала этого?
— Понятия не имею. Кто вам рассказал об этом?
— Пожилая леди, которая живет в соседней квартире.
— Как ее зовут?
— Что? Э-э-э… Пайети. А фамилию не знаю.
— Понятно. Возможно, Флора сказала ей, что собирается пойти ко мне, но затем передумала. А когда Пайети поинтересовалась результатами визита, Флора просто солгала. Думаю, мы не узнаем, как это было на самом деле и что в тот момент было у Флоры на уме.
— Похоже, что так, — согласилась Хилда и присела на краешек кровати. — Да и какое это теперь имеет значение…
— Для меня имеет, потому что я не люблю, когда меня называют лжецом! — с жаром возразил Бертолд. — Послушайте, леди, я не святой, но и не бесчувственный негодяй!
Хилде стало стыдно за свои слова, но они вырвались у нее скорее от злости, чем от искреннего убеждения в непорядочности Бертолда. Это она поступила непорядочно, обозвав его бесчувственным негодяем, потеряв контроль над собой.
Хилда посмотрела на Бертолда и попыталась рассуждать объективно. Если взглянуть на факты, то, говоря по совести, я с самого начала отнеслась к нему предвзято. Еще даже не увидев его, уже готова была предъявить обвинения. Нет, чтобы сначала выслушать. Явилась этаким ангелом мщения, наделила Флору качествами святой, которыми та не обладала.
На самом деле Флора частенько врала, когда считала, что ложь убережет ее от неприятностей и ссор. Она ненавидела всякие конфликты и всегда выбирала путь наименьшего сопротивления.
— Я… простите меня, — пробормотала Хилда.
— И вы меня простите за то, что я сказал, что вы бросили Флору. Насколько я вижу, она не могла желать лучшей подруги. И лучшей приемной матери для своего ребенка.
Хилда закашлялась, подбородок задрожал, на глаза навернулись слезы.
— Вы поклялись, что я больше никогда не увижу ваших слез, — строго напомнил Бертолд.
— Я… я ничего не могу поделать с собой. — Хилда всхлипнула и, почувствовав, как слезы брызнули из глаз, закрыла лицо ладонями.
Бертолд в растерянности уставился на нее и подумал: за что мне эти муки?
При виде ходящих ходуном плеч Хилды лицо его исказила гримаса боли. Бертолда разрывали противоречивые чувства: он хотел успокоить плачущую женщину, но боялся, что даже безобидное прикосновение может вызвать гнев Хилды.
А если еще вспомнить, что произошло, когда он в последний раз утешал в своих объятиях плачущую женщину! И это притом, что Флора не принадлежала к тому типу, который ему нравился. А Хилда была женщиной его типа. Без сомнения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Бертолд нерешительно переминался с ноги на ногу, когда ему в голову пришла спасительная мысль: беспокоиться не о чем, потому что Хилде не нравятся такие мужчины, как он! Правда, все же существовала опасность, что может случиться нечто неприятное, когда обнимаешь женщину, которая тебя терпеть не может. А все ее извинения — это ни что иное, как вынужденная уступка. Она продолжает считать его лжецом и бессердечным соблазнителем.