Но сначала мастер решил сам совершить рывок на свободу. Независимость от мелких бесов ему дала помощь Беса главного. Освобождение пришло к нему в виде шальных, «случайно» найденных денег. Деньги позволяют ему из «служащего» превратиться во «фрилансера», в «человека свободной профессии».
Это была случайная находка? Но если в романе Булгакова даже кирпичи просто так никому на голову не падают, то, может быть, и кошельки тоже?
Деньги, на которые мастер творил свое произведение, он нашел в грязи. «Вообразите мое изумление, – шептал гость в черной шапочке, – когда я сунул руку в корзину с грязным бельем и смотрю: на ней тот же номер, что и в газете!» (гл. 13).
А откуда они там взялись? Чтобы не было сомнений в том, кто подсунул мастеру облигацию, во второй полной рукописной редакции романа (1938 год) эта облигация еще и начинается с числа 13121. И сам мастер впервые появляется в главе под номером тоже 13 («Явление героя»).
Неужели по этому когтю нельзя определить льва?
История с облигацией, по которой мастер выиграл сто тысяч рублей, становится еще более несимпатичной, если вспомнить, кто именно выиграл эту самую облигацию в первом варианте булгаковского романа. «Не могу вам описать, какое лицо было у Варравы, когда он выходил из кордегардии. Вообразите себе человека, который имел в кармане железнодорожный билет и вдруг совершенно неожиданно выиграл по этому билету сто тысяч рублей… Он улыбался, и улыбка его была совершенно глупа и беззуба, а до допроса у Марка Центуриона Вар освещал зубным сиянием свой разбойный путь. – Ну, спасибо тебе, Назарей, – вымолвил он, шамкая, – замели тебя вовремя!»122
Итак, мастер получил «свободу от», чтобы она превратилась в «свободу для». Его выкупили для служения новому господину. Месье. Мессиру.
Второй дар Воланда мастеру – мир грез и видений. Воланд одалживает мастеру свои глаза, дает ему видения. Мастер же (которого Булгаков выводит на сцену в 13-й главе123) эти видения пропускает через свой литературный гений.
Изначально у Булгакова все было очевидно: автор «романа о Пилате» – Воланд. Но по мере переработки романа «исполнителем» рукописи становится человек – мастер.
Такая линия намечена еще в начале истории романа – в 1929 году: «Так вы бы сами и написали евангелие, – посоветовал неприязненно Иванушка. Неизвестный рассмеялся весело и ответил: – Блестящая мысль! Она мне не приходила в голову. Евангелие от меня, хи-хи…»124
Впервые на страницах булгаковского романа мастер появляется довольно поздно – в тетрадях 1931 года (позже, чем Маргарита)125. Кстати, поначалу для себя Булгаков обозначает его «Фауст». Автором же романа о Пилате он становится еще позже – только осенью 1933 года (он еще «поэт»; впервые «мастером» называет его Азазелло)126.
До той же поры авторство Воланда несомненно. Даже свое имя мастер заимствовал у Воланда. «В первых редакциях романа так почтительно именовала Воланда его свита (несомненно, вслед за источниками, где сатана или глава какого-либо дьявольского ордена иногда называется “Великим Мастером”)»127.
При этом двух мастеров в романе никогда не было: когда мастером был Воланд, любовник Маргариты назывался «поэтом».
Переход имени означает и частичный переход функции. Создавая образ Иешуа, мастер подхватывает работу Воланда. И тут появляется интересный нюанс. Теперь авторство «черного евангелия» выстраивается многоступенчато – как и в случае с Евангелиями церковными. В богословии различаются Евангелие Христа и, например, Евангелие от Матфея. Евангелие Христа – это проповедь самого Христа. Четыре «Евангелия от…» – это передача проповеди Христа четырьмя различными людьми. «От» – это перевод греческого предлога «ката», смысл которого точнее было бы перевести «по». В каждой из этих передач есть свои акценты и приоритеты. Значит, названия наших главных церковных книг – «Евангелие Иисуса Христа по Матфею», «…в передаче Матфея».
Вот так же и у Булгакова после передачи мастеру пера, набрасывающего «роман о Пилате», начинают различаться «евангелие Воланда» и «евангелие от мастера». Автором первого является непосредственно сатана, а вот литературное оформление второго передается человеку – мастеру. Но мастер творчески активен и самостоятелен лишь в литературном оформлении, а не в сути.
Зачем Булгакову понадобилось так усложнять свой роман? Поначалу это был обычный фельетон… Но дальше, дерзну предположить, в Михаиле Афанасьевиче проснулся «сын профессора богословия».
Как пишет биограф писателя, «тому, кто размышляет над биографией и творчеством Булгакова, всегда надо иметь в виду: что бы ни происходило со старшим сыном доктора богословия в первые годы после смерти отца и в последующие десятилетия – все это воздвигалось на фундаменте, заложенном в детстве: он был уже невынимаем»128. Примерно в 1928 году (год замысла романа) Булгаков говорит своему другу (П. С. Попову): «Если мать мне служила стимулом для создания романа “Белая гвардия”, то по моим замыслам образ отца должен быть отправным пунктом для другого замышляемого мною произведения»129.
Так почему Воланду стал нужен помощник при написании им его версии евангельских событий? В версиях булгаковского романа с 1929 по 1932 год Воланд сам выступает как «черный богослов» (это один из вариантов названия романа), а то, что потом будут называть «пилатовы» главы, называлось «Евангелие от Воланда». Так почему же потом авторство перешло к мастеру?
Я полагаю, что Булгаков вспомнил, что с точки зрения православного богословия (а его отец был профессором богословия Киевской духовной академии) только человек наделен даром творчества. Ангелы, в том числе и падшие, не могут создавать ничего принципиально нового… Оттого Мефистофели и ищут своих Фаустов по векам и странам…
У сатаны как у (падшего) ангела нет собственного творческого таланта. Оттого так ненужны, скучны и повторны пакости воландовской свиты в конце «московского» романа (уже после бала у сатаны).
По православному учению, человек поставлен выше ангелов. И в самом деле, ангел – это просто вестник. От почтальона не ждут, чтобы он творчески переиначивал порученную ему телеграмму.
Иначе выйдет так, как в январе 1953 года. В стране в ту пору раскручивалась последняя сталинская идеологическая кампания – борьба с «безродным космополитизмом». Кампания шла с отчетливым антисемитским уклоном. И вот в те самые дни один епископ подзывает к себе своего послушника и велит ему отнести на почту телеграмму. Телеграммой сельский батюшка уведомлялся о том, что такого-то числа ему надлежит прибыть в собор для получения патриаршей награды – возведения в сан протоиерея. Послушник относит записку на почту. На почте же в окошке сидит советская девушка-комсомолка, которая таких слов, как протоиерей, в жизни не слыхала. В итоге батюшка получает следующую телеграмму: «Такого-то числа Вам надлежит прибыть в собор для возведения Вас в сан противоеврея».
Святоотеческие тексты, говоря о людях и ангелах, творчество атрибутируют лишь первым: «Не ангельское дело творить» (св. Иоанн Златоуст)130. «Будучи творениями, ангелы не суть творцы» (преп. Иоанн Дамаскин)131. И напротив: «Бог соделал человека участником в творчестве» (преп. Ефрем Сирин)132.
И это все, между прочим, связано с нашей телесностью. Чтобы наш дух мог повелевать телом133, Бог и дал ему дар творчества. «Мы одни из всех тварей, кроме умной и логической сущности, имеем еще и чувственное. Чувственное же, соединенное с умом, создает многообразие наук и искусств и постижений, создает умение возделывать (культивировать) поля, строить дома и вообще создавать из несуществующего. И это все дано людям. Ничего подобного никогда не бывает у ангелов» (св. Григорий Палама)134.
Природа ангелов проста и им нечем «руководить», но человек двусоставен, и душа должна владеть телом, а для этого как минимум она должна обладать способностью к властвованию.
Лишь человек несет в себе образ Творца творцов. Способность же творить, менять мир и владычествовать над ним вменена человеку вместе с телесностью. Отсюда и важнейший этический вывод: «Ангел неспособен к раскаянию, потому что бестелесен» (преп. Иоанн Дамаскин)135. Поскольку способность к творчеству связана с телесностью, а раскаяние есть величайшее творчество, то вне тела раскаяние невозможно. Не поэтому ли падший ангел не может покаяться? Не поэтому ли его отпадение невозвратимо и вечно? Не поэтому ли и для человека нет покаяния после выхода души из тела? Не поэтому ли Христос говорит: «В чем застану – в том и сужу»?
Свобода ангелов – одноразового использования. Они однажды выбирают, с Творцом или против Него. И в этой однажды избранной конфигурации своей воли они остаются навсегда (в отличие от воплощенного духа – человека, который в покаянном творчестве может ежесекундно менять вектор своей жизни).