Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Да, - согласился Саша, чувствуя внутреннюю радость оттого, что по-прежнему спокойного Рогова слова Безлетова вообще никак не тронули.
- И тогда он, наверняка, не руководствовался теми идеями, что сейчас высказывает. О том, что устраниться надо. И что вмешательство методами жестокой хирургии не божественно. Как они вообще любят бога поминать, чуть что. И когда они кромсали тупым ножом по живому телу, он был для них очень кстати, и теперь вот. Чтобы ни делали они… Бог мальчиком на побегушках к ним приставлен?
Рогов остановился и закурил.
- А потом, Саш, ты заметил, он ведь тебя, да и всех нас, считает айсорами, которые обувь чистят, а себя хранителем русского духа… Пусть считает.
- Мы куда идем? - спросил Веня, которому все это уже прискучило.
- Мы идем в народ. Пить водку, - ответил Рогов. - Условия таковы: помещение должно быть теплым, а водка - дешевой. Где у вас самая дешевая водка?
- У вокзала, - ответил Саша. - Это близко.
* * *Судя по вкусу, мясная начинка у пельменей была заменена тщательно пережеванной бумагой, скорей всего промокашкой. Майонез, сизым мазком прилипший к краю тарелки, кислил.
- Хлеб… мокрый… - брезгливо сказал Рогов и сделал движение отложить почти прозрачный, как лепесток дорогой рыбы (и, кажется, рыбой пахнущий), ломтик ржаного хлеба, но Негатив перехватил хлеб и переложил себе в тарелку, прямо на майонез.
У Саши аппетит был отменный, и после ста граммов водки, разлитой потрем граненым, высоким стаканам, пельмени показались вполне съедобными. Да еще под пиво…
Привокзальная забегаловка была полна шумными, дурно одетыми людьми, в основном мужского пола. Еды на их столах не наблюдалось - только водка в стаканах. Ее выпивали сразу, двигая сизыми, словно палеными кадыками, и потом долго с сомнением заглядывали в стакан.
Выделялся небритый и мрачный, неясного возраста мужчина в грязном камуфляже, похоже, безрукий.
Саша и Веня сами не заметили, как после третьего стакана начали разговаривать громко, активно жестикулируя при этом. Негатив, как и прежде, молчал, тщательно пережевывая хлеб и пельмени. Саша приметил еще: если сам он, зайдя в кафе, несколько раз осмотрелся - что за люди вокруг, - то Негатив, напротив, даже не поинтересовался, кто здесь пьет и не закусывает. Казалось, что Негатив пришел к себе домой, где все ему давно известны. Рогов не шумел и не пьянел, только по лицу его пошли розовые, с четкими границами, пятна. Саша смотрел на Рогова, в хмельном удивлении отмечая, что если обвести пятно на левой щеке, получится Африка. Саша несколько раз вытягивал шею, пытаясь разглядеть форму пятна на правой щеке Рогова, пока Лешка не кивнул вопрошающе: что такое?
Саша по-щенячьи закрутил головой: ничего.
Рогов мягко улыбался.
- Лех, скажи мне еще раз об этом разговоре, - попросил Саша. - Ты очень славно говоришь.
- А что тут говорить… - вновь искренне удивился Рогов. - Послушать того типа, так проще лечь и умереть. Русским, следуя его логике, вообще надо было ложиться и умирать каждые сто лет. Как только они собирались "пускать кровя". Я не вижу никакой разницы между сегодняшним днем и тем, что было… очень давно. Я даже не вижу разницы между собой и дедом моим. Рогов говорил медленно, словно прокручивая каждое слово в мясорубке.
- Нет, Леш, погоди, а как же "пускать кровя"? Это действительно будет?
- Все пускают…
- Безлетов бы сказал, что все пускают кровь чужим, а мы - своим.
- У него Безлетов фамилия?… - переспросил Рогов и, не ожидая ответа, сказал: - Ну и что, это плохо? Честнее своих резать, чем в соседние страны лезть с ногами.
- А мы не лезли, да?
- Ну, одно дело вывезти на Камчатку товарный вагон прибалтов, которые, не явись красноармеец в ушанке, легли бы под Гитлера, а другое - сбросить бомбу на город с детьми и всех сразу убить. Разница есть?
- Есть.
- Мы режем друг друга, потому что одни в России понимают правду так, а вторые - иначе. Это и резня, и постижение.
- Постижение, да, - повторил Саша, - такое постижение, что…
- Такое, да.
Пацаны вышли отлить, Негатив остался сторожить недопитую водку и недоеденные, остывшие пельмени.
Отхожее место находилось непосредственно за кафе и легко определялось по резкому запаху.
Они не полезли в эту хлюпающую гниль и стали втроем у серой стены соседнего с кафе, неясного назначения, здания. Получилось так, что они расположились на возвышении, вследствие чего изливавшееся из них немедленно потекло назад. Моча пацанов сливалась и пузырилась.
Они вернулись легкие, ясные и взбодрившиеся.
- Еще пива? - предложил Саша.
- А как же… - ответил Веня. Рогов кивнул.
Когда Саша вернулся с бутылками, небритый мужик в камуфляже уже стоял у стола, причем - молча. Правый рукав его куртки висел, руки у него действительно не было.
- Я слышал, вы говорили… - трудно произнес он и замолчал, запнувшись.
- Тонко подмечено, - продолжил Саша. В хмелю он становился задиристым.
Веня засмеялся. Рогов улыбнулся краем губ. Негатив остался непроницаемым.
- Вы говорили, что мы никуда не лезли, братки зеленые. А как же Афган?
- Водитель сто семьдесят шестого горномотострелкового полка. Четырнадцать раз под обстрелом. Два ранения, братки зеленые.
"Братки зеленые" он произнес без хамоватого нажима - просто как "пацаны".
Афганец посмотрел в глаза Саше, стоящему прямо напротив него с открытой бутылкой пива в руке. Саша вдруг понял, что мужик почти трезв.
- Вы, я слышал, тут о партии какой-то говорили. О политике. Чего вам, братки зеленые, в политике? Эти обезьяны в пиджаках только и ждут, чтобы нас упечь в какую-нибудь, блядь… Курить есть у кого? Саша подумал и дал афганцу сигарету.
- Здесь не курят, - предупредил он, улыбаясь.
- Я везде курю. Вы ведь из партии какой-то, да? - допытывался он.
- Из партии, - ответил Саша. - "Союз созидающих".
- А, "союзнички". Господин Костенко и товарищи… - улыбнулся зверовато афганец. - Удивились, что знаю? Думали, бомж какой привокзальный на водку стреляет? А я вообще не пью. Я здесь на людей смотрю. Ходят целыми днями, и никто не знает, как… - он обвел всех внезапно почерневшими глазами, - как сжимаются ягодицы, когда летит заряд миномета. Никто не знает, что от страха можно не дрожать, а блевать. Они не знают, а мне от этого иногда хорошо, иногда обидно.
- Слышь, земель, - сказал Веня, - ты иди себе. Мы тут с друзьями отдыхаем.
- Не, погоди, вот я хочу сказать… - афганец неприязненным движением отстранил руку Вени, положенную ему на плечо. - Я вас "эсэсовцами" не считаю. Ну, флаг ваш похож на фашистский, это все херня. Вы хотите правительство завалить, я тоже хотел бы их потоптать. И тех, кто войска в Афган ввел, и тех, кто вывел. И тех, кто войска в Чечню ввел. И тех, кто вывел. И тех, кто опять ввел. И чеченцев заодно. Я только не понимаю, вот все эти ваши яйца, которыми вы кидаетесь, - это что, блядь, серьезно? Я хоть и без руки, я сейчас же готов пойти и ваш флаг водрузить на Кремль… Я одной рукой задушить могу, и тем более застрелить. Только я не пойду, потому что вы клоуны. Ясно, братки зеленые?
Рогов в это время доедал пельмени. Негатив крутил головой по сторонам - похоже, ему не хватало телевизора. Лишь Веня весело оглядывал пацанов и посередь монолога афганца шепотом, с мягкой улыбкой, спросил Сашу:
- Может, его уделать?
- Погоди… - ответил Саша шепотом.
- Чего молчите? - повысил голос афганец.
- А что ты спросил? - ответил Рогов, проглотив последнее, остававшееся на тарелке, и запив с мучительной гримасой съеденное пивом.
- Я, браток зеленый…
- Не называй меня так, - попросил почти ласково Рогов. Африка на его щеке приобрела горячие, ярко-розовые оттенки.
- Я спрашиваю: что вы мне можете предложить? - афганец вперился в Рогова. - Вот мне? Вы, "союзнички"?
В уголках рта афганца запеклась белая слюна.
- Я кишки под Гератом дембелю Хазину Михаилу засовывал в живот. И после этого я пойду с вами яйцами кидаться? Ты засовывал кишки кому-нибудь?
Рогов смотрел на афганца. Саша - на Рогова.
- Ты мне не поверишь, - сказал Рогов медленно, - но бросать яйца страшнее, чем засовывать кишки.
Афганец скривил улыбку:
- Ты засовывал?
- Да, и много раз. Вытаскивал, засовывал. И кишки, и легкие, и печень, и желудок.
- Шут-ни-чок? - по слогам выговорил афганец.
- Я не шутничок. Я патологоанатом.
Афганец раскрыл рот, чтобы ответить что-то наглое и злое, но Рогов, не повышая голоса, оборвал его:
- Под Гератом я не был, но был под обстрелом в других местах, и я тебе еще раз повторяю: метнуть помидор в премьера - как минимум не менее страшно, чем бросить гранату. Понял? После того как ты бросишь гранату, - тебя могут убить. Зато сразу после броска помидором тебе наверняка сломают челюсть или ребро и чуть позже могут сделать так, что тебя опустят в камере. Тебе что страшнее - быть опущенным или быть убитым?
- Парнасские заросли - Михаил Кузмин - Русская классическая проза
- Утро: история любви - Игорь Дмитриев - Короткие любовные романы / Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 3 - Александр Солженицын - Русская классическая проза
- Без лица - Оксана Кирюхина - Классическая проза / Русская классическая проза
- Возвращение вперед - Самуил Бабин - Драматургия / Русская классическая проза / Прочий юмор