Выше мы говорили, что ни один великий мыслитель прошлого не видел в смертной казни никакой проблемы. Точно также трудно найти великого художника или поэта, писателя или историка, для которого смертная казнь представлялась бы или неестественным проявлением жестокости общества по отношению к личности, или бы противоречила, например, как это пытаются сейчас доказать сторонники ее запрета, законам морали. От Эсхила, Софокла, до Расина и Корнеля. От Шекспира, Сервантеса, Лопе Де Вега, до Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского. От Леонардо да Винчи и Альбрехта Дюрера до В. М. Васнецова и И. Е. Репина, – ни у кого не найти и слова протеста против смертной казни как карательного института. Пушкин, даже после казни декабристов, не обмолвился ни словом против смертной казни, как таковой. С. А. Есенин принимал участие в качестве наблюдателя при исполнении смертной казни неоднократно. Ничего противоестественного в ней он не видит. А его французский предтеча, Франсуа Вийон, приговоренный к повешению, разразился следующим стихотворением:
Я, Франсуа, чему не рад,
Увы, ждет смерть злодея!
И, сколько весит этот зад
Узнает скоро шея!»
В таком странном положении находится не только смертная казнь. Есть еще две вещи, ситуация, сложившаяся вокруг которых также не имеет под собой никаких научных, социальных или моральных оснований, как и отмена смертной казни. Это, либерализация, а затем и пропаганда сексуального перверсного поведения, и запрещение клонирования человека. Здесь требуется некоторое пояснение.
Светские власти Государств, отменивших смертную казнь или наложивших на нее «мораторий», руководствуются «демократическими» принципами. Следует заметить, что ни одна Демократия, как и Республика ни в далеком прошлом, ни в конце ХХ века, не отменяла смертной казни. Больше всего казнили смертью, как в демократических и республиканских Государствах. Так, смертная казнь была наиболее частым наказанием в первой Европейской Республике – Новгородской (1136—1478). (См. «Новгородскую судную грамоту» и «Новгородские летописи», 1-V). Как ни парадоксально, но смертную казнь отменяли как раз диктаторы, как прошлого, так и недавнего прошлого. Так, почти не казнили при императорах Гай Юлии Цезаре (100—44 гг. до н.э.), Калигуле (12—41), Нероне (37—68 гг). Иван Грозный вообще старался не вмешиваться в судебные дела. По его личному распоряжению, никого не казнили. (Всем известное: «Казнить нельзя помиловать», царь написал по поводу предполагаемого ареста своего друга-врага, князя Андрея Курбского).
Госсенс Альенде, Президент Чили (1970—1973), выдвинутый Блоком народного единства, казнил больше, чем «кровавый диктатор» Угарте Пиночет.
Сталин лично помиловал примерно столько же, сколько казнили по личному приказу Хрущева. Конечно, мы не касаемся массовых репрессий и убийств без суда и следствия, погибших от голода, произвола чиновников, погибших при «Великих стройках», в бессмысленных войнах, в «горячих точках», при криминальных и политических «разборках». Если сравнить, сколько погибло во время гражданской войны в России, после 17 года, во время голода и разрухи тех лет, и сколько погибло при «перестройке» тоталитарного Государства на «демократическое», с учетом также снижения рождаемости, резкого увеличения (на 50%) скоропостижных смертей, резкого снижения продолжительности жизни работоспособного населения, появления громадной армии неработоспособного населения наркоманов, лиц «бомж», беженцев, вынужденных переселенцев, то результат получаются явно не в пользу демократических преобразований в России. (См.: «Демография России. 1913 – 1999 гг»).
Выше сказанное обосновывает необходимость рассматривать институт смертной казни не абстрактно, а в контексте социальных процессов, происходящих в обществе, и как они влияют на здоровье, продолжительность жизни и смертность населения. То есть, обосновывается тезис: если смертная казнь принимает форму социальной (а не партийной, политической, идеологической или религиозной, а также, конъюнктурной) проблемы, она должная решаться с позиций социально-психологического состояния общества. Религиозные аргументы против смертной казни в обществе, где процветают религиозная нетерпимость, фанатизм, терроризм, не прекращаются религиозные войны, – а это. в той или иной степени и форме, присуще всем современным Государствам, ни как не могут быть основополагающими принципами отмены смертной казни. И, совсем недопустимо превращение смертной казни или «полемики» о ней, в шоу или бизнес.
Либерализация сексуальных меньшинств также «исходит» из «демократических» принципов. Несмотря на то, что страны Западной Европы наглядно продемонстрировали, что это, отнюдь не так. Имеются в виду массовые выступления против гомосексуальных браков и разрешения гомосексуальным семьям усыновлять и воспитывать детей, в Италии, Франции, Швейцарии, Австрии, Великобритании, в некоторых землях Германии, Испании и др. Идеологи реабилитации «сексуальных меньшинств» опираются в своих аргументах, как на краеугольный камень, что, якобы, древние высококультурные цивилизации принимали однополую «любовь» как естественное явление. Кстати, этот же «аргумент» из древней истории опирался и Андре Жид, пытающийся убедить Сталина, отменить уголовную ответственность за гомосексуализм. (См.: Андре Жид. «Возвращения из СССР. 1936». М. «Политиздат». 1989). На самом же деле, ссылка на нравы древних цивилизаций, по меньшей мере, рассчитана на невежд.
Ликург, легендарный и всенародно любимый царь Спарты, сбрасывал гомосексуалов обоих полов со скалы в пропасть, как моральных уродов.
Сократа приговорили к смертной казни за гомосексуализм в самом демократическом государстве того времени – Афинах. Он добровольно выпил цикуту, ибо суд и приговор преследовали цель воспитательную. Никто не собирался в действительности убивать 71 – летнего старика. Сократ, по мнению большинства мыслителей, выпив цикуту, тем самым продемонстрировал, что согласен с решением судей.
Великолепная поэтесса и философ, гомосексуал-трибадия Сафо, «пряталась» со своими ученицами-возлюбленными на трудно проходимом, заросшем сплошь колючим кустарником, острове Лесбос, в 1,5 тысячи квадратных километров. Лесбийские отношения, воспетые Сафо, продолжались 2—3 года. Затем ученицы разбежались, а Сафо бросилась со скалы в Эгейское море.
Восстания народных масс против выше названных тиранов, были протестами не против тирании как таковой, а против разврата тиранов, отвлекающего их от государственных дел.
Итак, одно дело не рассматривать представителей сексуальных меньшинств как уголовных преступников. Совсем другое дело, считать их перверсии социальной нормой. Их «культуру» массовой культурой. Ни в одной современной стране, где произошла полная либерализация отношений сексуальных меньшинств, тем не менее, медицинский, генетический и антропологический научные взгляды на эти отношения не изменились. Как со времен основоположников сексологии и сексопатологии конца Х1Х, начала ХХ веков Огюста Фореля («Половой вопрос». СПб. б/г) и Рихарда фон Краффт-Эбинга («Половая психопатия. Извращение полового чувства». СПб. 1910), так и до наших дней, гомосексуализм был и остается перверсией, синдромами самых разных дефектов онтогенеза, филогенеза или болезней (в настоящее время это еще и форма поведения социопата добивающего успеха в перверсном социуме перверсным методом). Кстати, еще один пример из древней истории. Впереди полчищ Александра Македонского, Тамерлана и Чингисхана, отправляющихся в дальние походы, специальный отряд гнал стадо молодых коз. Эти козы удовлетворяли половые потребности воинов, дабы в войске не начались гомосексуальные отношения. Скотоложство было предпочтительнее гомосексуализма (голивудский фильм о Александре Македонском как гомосексуалисте – сказка). И в наше просвещенное время в какой-нибудь глухой деревушке Бретани, или Тверской области, крестьянин скорее «займется любовью» с курицей или козой, чем со своим соседом. (См.: например, И. Б. Галант. «Мужицкие утехи крестьян у разных народов». «Журнал гениальности и одаренности. Эвропатология». М-Л-С. 1928, №23 М. А. Черносвитова, Е. В. Черносвитов. «Как подготавливали воинов Александра Македонского и Наполеона к дальним походам». «Советская милиция», 1979. №6).