Читать интересную книгу Пепел Предтеч - Евгений Хорошко

как другие псионики чему-то учатся? Как это происходит? — вдруг догадался я спросить Белку, и она с проснувшимся интересом высунула из спальника нос. Девушка поправила волосы — рассыпанные чистые рубины на голове, и уселась на спальник передо мной, с удивительной гибкостью скрестив ноги на бедрах. Как мне показалось, не будь у неё ботинки, она скрестила бы ноги в позе лотоса. Она явно часто в этом упражнялась.

— Какие-то вещи у многих получаются сами по себе. Другим приёмам приходится понемногу учиться, — обронила девушка, и расслабленно зажмурилась. — Я много раз пробовала упражняться вместе со всеми. Но у меня, правда, ничего не получилось.

Она легко рассмеялась, словно маленькие звонкие колокольчики, и закрыла глаза. Я невольно скользнул взглядом по гладким линиям её лица, и с усилием отвел глаза. Когда она могла перехватить мой взгляд и заподозрить, будто я на неё пялюсь, не смотреть на неё было проще.

— Надо принять такую позу, чтобы не уснуть — с прямой спиной и скрещенными ногами, — с закрытыми глазами заговорила она. — Потом внимательно, но немного отстраненно отслеживать каждую мысль, которая скользит по сознанию, пока их не останется ни одной. Это — нужное состояние! — заметила Белка. — В безмолвном сознании, звучание любой мысли обретает особую силу. Кто-то даже с первого раза научается двигать предметы.

Она замолчала, и по её гладкому лицу пробежала расслабленная волна. Я понял, что она начала медитировать, и отвлекать её больше не стал. Она сказала мне более чем достаточно — я даже пожалел, что сразу её не спросил. Это звучало куда проще и понятнее, что советы Шута.

Следуя чужому примеру, я скрестил ноги и сел на скалистый пол. Дыхание очень скоро стало легким, почти неслышным и невесомым. Ощущения тела незаметно стали пропадать, словно проходя по пути сквозь нежное покрывало. Мысли стали лопаться, как мыльные пузыри, а мой разум обратился острием иглы, направленным в звенящую пустоту. Она звучала в моем сознании, как голос безмолвия, и я почувствовал холод. Льдистое касание зимы.

И, все же, что-то было не так. Теперь, когда я не слышал своих мыслей — я услышал чужие.

— Как ты думаешь, почему у неё ничего не получилось? — тихо спросил меня Шут, и его голос пролетел в безмолвии моего разума, как неслышимый шелест. Меня всё так же не достигали ощущения тела, и спустя время, я решил удостоить Шута ответом.

— Подумай сам, — в некотором роде, я огрызнулся, а не ответил. Я был зол из-за того, что с его подачи убил почти сутки без всякого толку. Как ни странно, Шут не стал грубить мне в ответ.

— Так она же сама нам сказала, почему, — он издал неопределённый смешок. — Способности к псионике есть только у мужчин. А женское дело — дети.

— Ты же сам понимаешь, что различия между полами не настолько велики, чтобы псионика стала женщинам недоступна вообще. Для этого им надо было принадлежать другому виду, а не другому полу. Ей просто промыли мозги воспитатели, и понаставили закладок в сознании. Наверняка всё обстоит именно так, — буркнул я.

— Не одобряешь? — спросил меня Шут.

— Насчёт общества, где промывают мозги телепаты, со сколь угодно благими целями, у меня всегда будут подозрения, Шут. Понимаю, конечно, зачем они это сделали — чтобы рождаемость компенсировала смертность.

— Я спрашивал твоё мнение насчёт того, чтобы женщины были заняты детьми.

— Да я понял. Если бы я беседовал с такой девушкой, как Белка, на Земле, и она сказала бы мне что-нибудь в этом роде — я бы в неё влюбился, — я неохотно признался. — Как по мне, много детей — это хорошо. Конечно, когда это по своей воле и без телепатов. Родитель тратит на детей свои годы, но дети-то получают их вместо него, когда они появляются на свет. Если детей больше, чем двое — размен сразу становится в их пользу.

— С точки зрения общего блага — да, это чистая математика, — согласился Шут. — На место одной женщины в обозримые сроки приходит несколько человек, которые сами потом могут решить, чего им нужно. В долгосрочной перспективе — сплошная выгода. С точки же зрения индивида — размен неравноценен. Он-то теряет годы свои собственные, которые мог бы провести в блаженном покое — а получает их вместо него кто-то другой. Даже если этих других — его детей, будет хоть двадцать.

— Да. Поэтому личный интерес заключается в том, чтобы детей было как можно меньше, чтобы поменьше тратить на них своё время. Пусть их делает тот, кому больше всех нужно, — я проворчал. — Цивилизация всё равно угаснет уже тогда, когда тебе станет на это плевать.

— Хе-хе. Проблема цивилизации в том, что спасутся все вместе, и погибнут тоже все вместе, — усмехнулся Шут. — И тут у местных даже появилось средство, как устроить всё в лучшем виде. С телепатами-надзирателями между струек уже не пропетлять, потому что это не придёт в голову. Удивительно, как этой Белке вообще удалось оттянуть это дело до такого возраста. Ей на вид вроде двадцать — могла бы уже давно заделать кучу детей по лавкам, а не бродить не пойми где, с всякими проходимцами.

— То, что цивилизация нанесла ответный удар — это не удивительно, — поразмыслив, заметил я. — Для цивилизаций тоже работает естественный отбор. Останется в любом случае стоять на ногах та, которая это сделает. Меня беспокоит другое, Шут...

— Рожать людей — чтобы однажды отправить их в Извлекатель? —