станицы. Прошел пару улочек и уткнулся в здание почты. Ее архаичный дизайн даже ввел меня в ступор на пару минут. Она была полностью деревянная, выкрашенная в каштановый цвет. И выглядела при этом ничуть не старой. Совсем наоборот, ее будто вчера построили. Внутри все тоже выглядело очень ухоженно. Очень выразительное здание, окруженное цветочными клумбами и множеством деревьев. Не похоже на типовые понатыканные везде здания почты. Внутри никого не было, но я сразу увидел нужный телефонный аппарат, он был совсем один и стоял в проходной. На обратном пути я встретил Никиту Соломоновича. С ним я поговорил совсем немного. Он поинтересовался моим самочувствием, а я выяснил, что здесь врачей кроме него не имеется. А нужно ли еще? Затем Никита Соломонович заспешил вниз по брусчатой дороге. Точно! Дорога. Как у меня сразу не зацепилось внимание? Она здесь есть! И даже очень неплохая. Я был невероятно удивлен, когда увидел ее. Конечно, может это только на этой улице дорога такая, но подсказывает мне мое нутро, что во всей станице все обстоит похожим образом. Как странно, вся деревня пока что пышет благополучием, но при всем этом не имеет вышки сотовой связи? Что- то здесь точно не так. Нужно было спросить об этом Богдана Алексеевича за чаем, но он со своей женой так увлек меня беседой, что я совсем забылся.
Дом, в котором меня приютили, по стилю очень похож на американские дома из шестидесятых. Правда, когда я высказал мое мнение об этом хозяину дома, тот с хохотом ответил- «Ничего подобного. Меня бы такое обидело, да обижаться настроения нет». В любом случае, чувствуется любовь хозяев дома к дереву. Солнце уже скрывается за холмами деревни, быстро же пробежало время. Перед домом меня встретила жена Богдана Алексеевича- Мария Семеновна. Она проводила меня в кухню. На дубовом столе уже стояли три фарфоровых стакана с чаем. За столом на резном кресле сидел сам Богдан Алексеевич, который выглядел под стать своему дому, черные усы, зеленый свитер с рубашкой и коричневые домашние брюки. Со словами- «Все же нечасто у нас гости бывают!» он пригласил меня характерным жестом за стол. Было видно, что никто за столом не хотел касаться темы произошедшего прошлой ночью, поэтому мне задавали обтекаемые вопросы. Беседа началась с вопроса хозяина дома:
– А вот ты зачем поехал в даль такую и глушь?
– Вообще, давно хотелось поехать куда- то. А тут еще в литературном клубе вот услышал стихи, потом пару книг прочел,фильмов посмотрел. Но вообще, меня отправили от университета на практику. А потом я дедушке одному помог, поезд без меня ушел и как- то все закрутилось. Потом все смутно. Помню лишь, что бежал сквозь лес от кого- то. А потом. Потом вот берег. И все.
– Пройдет сто лет, а в городских литературных клубах так и будут писать оды деревням. Хоть бы сами вот съездили. Лишь и могут вдохновлять на притоки и оттоки людей своим словоблудством. Эти стихи уж, как щепки от ели. Так много, что не запомнишь и не определишь. Вот, кстати, интересно. Вспомните хоть один так для примера?
Я вспомнил только не самый лучший стих девочки, которая вот- вот недавно вступила в литературный кружок. Рифма была не самая лучшая. Что уж говорить, когда стихотворение начинается со слов- «Тополечек мой любимый»
– Мдам- с. Лучше б стихи про краску на стене писалии, хе- хе. Ну что уж, пусть тешатся своими обрезками слов, пока настоящие люди действиями превращают свою жизнь в настоящую речь. Как вам наша деревенька?– отхлебнув чай спросил Богдан Алексеевич.
– Выглядит очень- очень благополучно! Мне говорили, что русская провинция умирает, но вы своим примером полностью эти слова опровергаете.
– Ха- ха. Не можем же мы на своих плечах нести бремя константы для всей русской провинции. Но вы правы, нам определенно свезло. Свезло во многом. Да и вам повезло, что вы к нам попали. А насчет различных «умираний», если так подумать, то про абсолютно каждый материальный и нематериальный объект можно так сказать. Высказывание- «Культура потребления пива за 25 рублей умирает» абсолютно равноценно высказыванию- «Современная проза умирает». Все куда- то движется, верно? Интересовать более должен путь, а не конечная точка. Вам ли это не знать?
– Я все же следовал за конечной точкой.– возразил я.
– А где она была?
– Где- то в области Уфы. У меня там живет мой руководитель практики. Он и пригласил проходить именно там.
– Но все дороги ведут сюда! Что же. Тут тоже найдется материалов для практики. А для какой специальности требуется практика?– спросил Богдан Алексеевич.
– Для филологической. По идее, мы должны были собирать предания, поговорки или еще что- то. Я первый раз во всем этом участвую, если честно.– ответил я.
– Думаю, здесь вы найдете искомое.. Гляньте, уже и фонари зажигаются. Темнеет совсем. Я надеюсь, что наше общество вас не стесняет.
– Нет, совсем. Я вас обязательно отблагодарю. Да что там, со всей своей семьей познакомлю! У вас тут транспорт ходит? Может автобусы какие?
– О, этим у нас Алексей Митрич занимается. Он каждую неделю ездит то в райцентр, то в город какой, как подвернется. Вы, наверное, устали совсем? Не буду вас беспокоить на сегодня. Не забудьте все в дневничок записать. Унесете с собой потом бесценные упорядоченные воспоминания. К тому же, пригодится для сдачи вашей практики! Если что, то у нас можем все подписать и поставить любые печати, с этим проблем не будет.– ободряюще сказал хозяин дома.
Затем после небольшого молчания Богдан Алексеевич достал из внешнего кармана своей фланелевой рубашки маленький блокнот и принялся записывать в него что- то невероятно быстро.
– Иными словами, Василе, выдохните. Не смею Вас больше беспокоить, мне еще нужно заняться лампами, которые мне сегодня принесли на починку.
После этих слов хозяин дома поднялся и покинул место чаепития, оставив меня наедине с его женой. Волосы на ее голове слегка тронула седина. Глаза у нее были выразительные и полные какого- то тайного, недоступного остальным знания. Мы долго сидели молча, наслаждаясь прекрасной погодой. Затем она прервала молчание:
– Удалось дозвониться?
– Да. Мама даже не беспокоилась.– ответил я.
– А чего стоит беспокойство в нашем абсурдном мире? Абсолютный ноль. Думаете, Сизиф беспокоился из- за того, что толкал камень? По началу может оно и так, да потом, я уверена, от беспокойства и следа не осталось.– говорила хозяйка дома постоянно поднимая тональность на гласных.
Повеяло французской философией двадцатого века. Я утверждающе хмыкнул,