– Я аркуэн аимарэа хекил (благородная благословенная странница), отпустите нармо (волки) недорезанные. Трава забила весь рот, и получилось неопределенное мычание. Но сдаваться в мои намерения не входило. Изогнувшись я крепко пнула сидящего возле меня, и он, ойкнув, тихо прилег рядом. Подскочив и перепрыгнув через противника, я, согласно нашей эльфийской тактике, рванула в лес.
Несколько стрел пригвоздили меня к ясеню как муху. Вроде ничего не болит, значит, жива. Стою, отдыхаю.
– Помогите, братья мои эльфы! Я ваша ононэ (сестра, на синдарине).
Подбежавшие преследователи на чистом квенья с лориенским акцентом выкрикнули не переводя дыхания:
– Какая ты нам сэлэр (сестра – чистый квенья), лазутчик мордорский. И не порти наш язык своим нечищеным ртом. От их наглости я потеряла дар речи, ну тоесть рот открываю, а звука не слышно. Погибнуть от рук родственников, к которым так спешила в гости, страшно обидно.
Разбирая мои вещи, лориенские эльфы сразу заинтересовались луком: разглядывая причудливую вязь загадочных знаков, они что-то обсуждали в полголоса. Что, не знаю. Уши, мои прелестные мохнатые острые ушки закрыли веревкой, когда привязывали голову, потому что я начала кусаться от отчаянья. Дневник с заложенным билетиком не читая бросили под ноги. Флакончик с росой, подвергли тесту на содержание опия, несколько ягод съели, троглодиты голодные.
Маникюрный набор реквизировали с презрительной усмешечкой. Но последней каплей было непочтительное обращение с единственной расческой – ее просто сломали. Перегрызя путы, держащие мою голову и, одновременно, рот, я на смеси синдарина, каменноугольного и энтского языков высказала все, что думаю о сородичах, чем окончательно привела их в состояние холодного бешенства.
Четверо против одной, и то эльфийки, хотя на последнею я была явно не похожа.
К вечеру предъявили обвинение в убийстве и грабеже честного эльфа или полуэльфа. Кто же по доброй воле отдаст лук, у нас его потеря приравнивается к бесчестью, и все попытки объяснить, что он мой по праву рождения, сводились лишь к судорожному всхлипыванию.
– Назгул, уже третий за неделю, неплохой улов, королева будет довольна, – радостно переговаривались мучители, пинками подгоняя меня к месту своей дислокации.
Долина уже не выглядела такой чарующей, и высокие октавы звонких струн птичьих голосов не будили добрые мысли. Только развяжите мне руки, я и восьмью ногтями расцарапаю ваши анты (лица).
Удачно упала на что-то мягкое. Оказалось, это мой теперешний брат назгул. Он очень вежливо ссадил меня со своей шеи, поинтересовавшись лишь моим именем. Я назвалась уменьшительным, потому что полное он все равно не смог бы запомнить до конца.
Сидим в клетке повешенной на высоком суку мэллорна, покачиваемся.
– Эльфи – приятно познакомиться.
– Взаимно – Байрак, а тот, что у дверцы – Валентин.
– Зачем они ловят нас? – спросила я, когда Байрак перепилил мне веревку на руках острым ногтем.
– Для утех ихней королевы, – ответил Валентин
– Или короля, поди разберись – кто оставался в живых был нем как рыба. Им выдергивали языки. А у назгула это единственное, что оставалось, кроме костей конечно, – добавил Байрак.
Воцарилось долгое сочувственное молчание.
– В каком часу здесь кормят? – не выдержала я гнетущей атмосферы, где каждый представлял себя уже без языка.
– Здесь не кормят! Изредка выплескивают воду на голову для смеха.
– Нет, мы так не договаривались, я не костлявый назгул мне есть надо!
– Кто ты?
– Эльфийка чистейшей голубой крови.
Хохот потряс стены садка, сверху посыпался сухие листья, и недовольный сонный голос часового пробормотал человеческое ругательство.
Вдоволь насмеявшись, мои сокамерники потребовали доказательств. Кто меня тянул за язык? Хорошо что они удовлетворились разглядыванием мохнатых ушек. Впредь надо быть осторожнее с высказываниями.
Мой дневник, после настойчивых просьб и завываний, бросили к нам, и первые литературные критики очень высоко оценили данный труд.
– Ну ты даешь!
– Супер.
Вот и вся рецензия – кратко и точно.
Затем я сделала эти записи при свете огромного фингала Валентина.
…Поутру нам пинками дали понять, что пора в дорогу. На мой протест идти натощак сунули сухую лепешку. Блаженство разлилось по всему желудочному тракту, когда, почти не жуя, я глотала отломанные куски. Еще два часа ушло на вычесывание гривы, кстати, мой стиль прически вызвал некоторый интерес часовых. Еще час ушел на перешептывание. Наконец, негостеприимные родственники подвергли меня осмотру. Цвет глаз проверили на солнце и в тени. Еще час совещались. Время шло к полудню, и назгулы улеглись на законную сиесту. Затем главный начальник предложил мне пройти более детальную идентификацию. Пришлось показать уши. До вечера извинялись, и ночь тоже прошла в слезных заверениях, что я не сержусь и понимаю их нервозность – без душа по три дня в дозоре. Вот только, как мне теперь в глаза друзьям назгулам смотреть? Перед рассветом, тщательно отворачиваясь, выпустила узников – жалко их языки, если не они, то кто прославит мои произведения на все Земноморье.
Быстрые заверении в дружбе и любви потонули в гуле двойного драпа. Прощайте мои недолгие приятели, может, еще встречусь с вами, и мы продолжим литературные чтения, с обсуждением сравнений и метафор. А пока, совсем другие сравнения и метафоры я выслушивала весь следующий день. Какие они все-таки грубые, эти эльдары.
С завязанными глазами, устами и руками провели меня тайными тропами в их главную ставку. Для надежности с головой прикрыли широким плащом, зашпилив его лесным чертополохом. Так вступила я в Кветлориэн. Слепая, немая, с мешком на голове…
В Лориэне и его окрестностях
Лориэн, если прислушаться кажется это колокольчик где-то вдали поет свою нескончаемую песню лицемерно обещая отдохновение от тревог и печалей.
Лориэн, это эхо отзывающиеся в эльдорских балладах, будивший несбыточные мечты о сказочном царстве покоя и справедливости.
Лориэн, и сквозь щели холщевой повязки пробиваются мягкие лучи закатного солнца, согревая мое обветренное лицо. Я нежусь в прощальных отблесках светила и споткнувшись лечу кувырком. Полет останавливает величественный тополь. Кажется. Спасибо. Одной шишкой больше – разница не существенна.
Может когда-нибудь я вспомню и это с улыбкой или с легкой грустью о беспечно глупо потраченной жизни лишенной какого бы то ни было смысла, без сердечных привязанностей, без дома, без семьи, без присущих мне по статусу недостатков. Странно, но мысли о будущем никогда не волновали меня, каждый день был заполнен отчаянными попытками выжить, не быть съеденной или еще хуже того растрепанной. И это без бантиков, резинок, головных кружевных наколок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});