Читать интересную книгу Губин ON AIR: Внутренняя кухня радио и телевидения - Дмитрий Губин

3.4. Время в сетке

Еще о критериях успеха. Я говорю уже о времени в эфирной сетке. С моей точки зрения, есть два удобных времени: утро и вечер, когда наибольшие пробки. Владимир Соловьев не случайно всегда вел на радио именно ранний утренний эфир, хотя ему, сибариту, вставать рано явно было влом.

Потому что не так мало в Москве людей, которые не хотят слушать поутру освежающий рок-н-ролл, но хотят поболтать на тему «Испытываете ли вы страх перед смертью и что с этим делать: давить ли его в себе, давать ему волю и т. д.». Этих людей в ночи радостно осенило, что смерти нет, и они хотят с кем-то этим поделиться. Смерти и правда нет – это, между прочим, один из главных постулатов и моей программы, потому что человек равен информации о человеке, а жизнь есть способ обработки и записи информации. Таким образом, «весь я не умру», если оставлю после себя информацию, которую будут использовать другие, и если позабочусь о ее распространении и бэкапе… Так вот, если меня в ночи посетила такая счастливая мысль и утром я хочу ею поделиться, то приходится делиться ею с ведущим утреннего эфира, даже если это такой язвительный и неприятный мужчина, как Соловьев.

Конечно, утренние и вечерние праймы – это идеальный вариант. Днем замучают домохозяйки и бабушки трудной судьбы. Дело не в том, кто звонит, – а в том, что заранее известно, что скажут: «Чубайс – гад», «Нас ограбили», «Верните наши вклады в Сбербанке». Утро и вечер позволяют эту категорию частично нейтрализовать. «Телефонное право» сначала выходило в пять вечера, потом меня перебросили в сетке на семь, чего я очень боялся, но оказалось, что так даже лучше: больше народу в машинах. Москва в этом смысле – шикарный город, здесь пробки с семи утра до часу ночи, поэтому в Москве шоу с пяти вечера до полуночи возможно в любой час. Потому что первая вечерняя пробка возникает, когда люди едут с работы в кафе, театр или ресторан, а вторая – когда из театра или ресторана они едут в клуб или возвращаются домой. Вечер – это дивное пробочное время.

3.5. Как работать со слушателями

Обычно пик звонков слушателей приходится на вторую половину программы: в первой все застрявшие в пробках нервно и чутко прислушиваются и выбирают момент, чтобы вдарить. Понятно, что есть серийные сумасшедшие, но у нас есть их виртуальный список, и сидящий на телефоне администратор Сережа их телефонного права лишает. Администратор, продюсер – тот человек, который принимает и отбирает телефонные звонки, – важен принципиально. Важно не его личное мировоззрение, а то, насколько он понимает интерактив, как он потенциально оценивает интересность звонящего, как умеет создать конфликт.

Предварительных установок практически нет. Сережа знает, что не надо пускать в эфир людей старше пятидесяти. Не потому, что я принципиальный геронтофоб, хотя что-то имеется: в мире глянца старости, как известно, нет. Но, во-первых, пожилые, как правило, не умеют говорить кратко, даже когда говорят умно. А во-вторых, по опыту знаю, что пожилой голос активизирует этих самых умирающих с голоду старушек, что требуют крови Чубайса, сидя в приватизированной московской квартире ценой сто тысяч долларов. Понимаете, после этого сразу портится качество звонящих. И наоборот, чем моложе голос первого звонящего, тем качественнее аудитория потом выходит в эфир. Исключения бывают, хотя я и не уверен, что они нужны. Вот совсем недавно Сережа во время эфира мне говорит: «Слушай, звонит Никита Сергеевич, который работает в кино. Дадим, а? Прикольно!» Выводим в эфир, я спрашиваю: «Никита Сергеевич, а простите бога ради, чем вы занимаетесь?» – «Я кинематографист». Я говорю: «А фамилия ваша не Михалков?» – «Михалков». Я: «То есть вы бывший кинематографист?», он: «А почему вы так думаете?» – «Потому что фильмов ваших давно не видел, все больше про вашу борьбу с Союзом кинематографистов знаю». Это и вправду звонил Михалков, но я по телефону его сразу не узнал. И говорил он так же долго и скучно, как все люди его поколения. Хотя все почему-то считали спонтанный звонок Михалкова большим успехом. Не знаю, не знаю. Михалков – не из нашего списка элиты. Мне больше нравятся другие звонки. Например, недавно мы обсуждали тему: «Как можно обеспечить себе достойную старость?» Звонит слушатель: «Вы знаете, Дмитрий, мне 68 лет, мне не совсем удобно говорить, я сейчас в спортзале на беговой дорожке». Нормально, да? Звонит пожилой дядька из спортзала и рассказывает про личную пенсионную схему с использованием западных фондов.

Но все же это – исключение. Чем энергичнее слушатель на телефоне, чем забойнее, чем моложе, тем лучше. Идеально, чтобы первой вышла в эфир девочка с разбитым сердцем, которая уже хлебанула шампанского и конкретно и реально готова послать всех, причем принципиально. Вот после таких звонков всех прорывает почему-то. Но это нельзя подстроить, сымитировать. Это должно само случиться.

3.6. Форма

И, наконец, форма программы – это то, что я ставлю на последнее место среди факторов успеха и в ток-шоу, и в интерактивной программе. Существует старая байка о художнике, рисовавшем коллективный портрет членов политбюро. Поскольку он был хоть и социалистическим, но реалистом, то он понимал, что десять лет без права переписки – это самое радостное последствие того, как модели картину воспримут. И тогда в правом нижнем углу он нарисовал маленькую белую собачку. И когда политбюро принимало картину, оно сказало: «Ну а собачка-то зачем? Убрать». Собачку убрали, картину приняли. Я всегда в целях безопасности собачек оставляю в углу эфирной картины.

Дело в том, что в конце программы я ставлю музыку. Я стопудово знаю, что любит милый моему сердцу мидл-класс. Я знаю все про слезы на его глазах от Фредди Меркьюри, Элтона Джона, про всю его любовь к «Битлам», на которых он вырос, и именно в конце программы говорю: а теперь, средненькие вы мои, послушайте Глюкозу – и расколбасьтесь. Вот такой принцип. Для этих банальных любителей Шевчука и Гребенщикова я ставлю оркестр японских барабанщиков «Кодо». Я говорю: «Господа, я с вами прощаюсь, ухожу в отпуск, очень надеюсь, что мой отпуск музыкально будет выглядеть так, как себе представляют его эти японские ребята». А они, надо сказать, очень круто себе его представляют, со всхлипами. И ко мне прибегает замгенерального: «Что у тебя там было в эфире?!» – с такими глазами, как будто я Путина назвал земляным червяком. То есть музыка у меня должна всегда обманывать ожидания. Если мы говорим в программе об «автогражданке», я точно знаю, чего не будет в конце программы. Вот этой песни про «где-то за городом очень недорого папа купил автомобиль» – ее не будет никогда, ни за что и ни при каких обстоятельствах. Я должен отчебучить что-то невероятное, показать, что жизнь шире, чем тот круг, в котором мы живем. И более дикого плей-листа, чем у меня, нет, наверное, ни на одной радиостанции мира. От МС Вспышкина с его «мы с Никифоровной пошли по колбасу» до музыки Наймана к фильмам Гринуэя. От Диаманды Галлас, по сравнению с которой лесопилка звучит музыкою сфер, до «Отпетых мошенников». В конце концов, одна из главных идеологий, которую я провожу в подтексте моей программы – это то, что не нужно бояться открывать дверь, которую ты еще не открывал. Бояться не надо – все границы устанавливаем мы сами. Возьми и открой дверь! Если хочешь, я подскажу тебе, что именно ты можешь там увидеть. Но не бойся!

4. Подводные камни

Буквально несколько слов о подводных камнях и невидимых миру слезах, которые у нас текут, когда мы на них напарываемся. Такие типичные ситуации.

Первая, самая распространенная, – мы не можем придумать на новый день новую тему. Я уже говорил, что 250 тем в год – это кошмар. Действительно оригинальных тем существует штук сто, не больше. Выход один – мягкая ротация. Одна и та же тема поворачивается каждый раз под разным углом. Сначала – «За что так в России не любят богатых?». Через два месяца – «Является ли бедность пороком?». Затем – «Должны ли богатые делиться, и если да, то с кем?». Еще – «У богатых есть обязательства, а есть ли обязательства у бедных?». Wash&go. Уже четыре в одном.

Второе – нужно ли устанавливать самому себе рамки или надо ждать, когда их установит начальство? Будет очень хорошо, если вы заранее оговорите, чего делать нельзя ни при каких обстоятельствах. И дальше будете мертво биться, чтобы все остальное было можно. У меня, например, было соглашение, что я не буду поминать всуе Путина – ни положительно, ни отрицательно. Меня это устраивало, потому что мидл-класс, в отличие от интеллигенции, на политике не переклинен. Но все остальное было мое. И 9 мая я говорил о том, что выигрывает войну не тот, кто выигрывает, а кто в среднесрочной перспективе после войны получает преимущества по сравнению с довоенным положением. То есть что СССР войну проиграл, а Германия и Финляндия – выиграли. И меня за это били, но все же не ногами.