Читать интересную книгу Байки на бис - Лев Дуров

Все-таки авторитет Никиты Сергеевича нарушил даже почтовые правила.

Хинди-руси!

История эта произошла при открытии подземного перехода на улице Горького.

Сама идея переходов возникла у Хрущева после поездки в Америку. Там он впервые их увидел, и ему, очевидно, очень понравилось. И вот к собравшейся возле перехода толпе подъезжает Хрущев, без охраны – она приехала позже (и вообще, как рассказывали, Никита Сергеевич любил от нее удирать). Хрущев выходит из машины. А в этот момент из толпы неожиданно выскакивает какой-то пьяненький мужичонка, пятится перед Хрущевым и громко причитает: «Ой, Господи! Ой! Ой ты! Ой ты!». И почему-то в конце добавляет: «Хинди – руси! Пхай-пхай!». Наверное, при виде Хрущева ему захотелось выкрикнуть что-то такое одновременно политическое и патетическое. И вдруг Никита говорит: «Я тебе покажу «пхай»! Ах ты говно собачье! Ах ты пьянь! Пошел отсюда на…» – и сказал при всех, куда он его посылает. Мужичонка тут же исчез в толпе. Потом, я помню, к Хрущеву на подушке поднесли ножницы – здор-р-ровые такие, что рука отвалится, пока ими праздничную ленточку разрежешь. Сказали: «Никита Сергеевич, так полагается, вы знаете…» А он, разрезая, долго еще не мог успокоиться и бормотал: «Пьянь… Я тебе покажу “пхай”…»

Настоящий цирк

Однажды Никита Сергеевич Хрущев приехал в Кремль. На елку.

Хрущев должен был приехать с какой-то своей учительницей, но опоздал. И всех детей, которые уже посмотрели одно представление в Георгиевском зале, оставили на следующее, и они, бедные дети, всё смотрели дважды. Приезжает Хрущев с этой своей учительницей. И начинается настоящий цирк, Георгиевский зал переполнен, Никита Сергеевич сидит с учительницей в окружении детей на стульчиках. А неподалеку сидит начальник кремлевской охраны – генерал-лейтенант (не помню уже его имени).

И вот наш режиссер Леин, видно, решив выслужиться, встает на четвереньки, подползает по ковру к Хрущеву и давай ему объяснять, что вот это, мол, поют, а вот танцуют… Тут его замечает генерал и к охранникам: «Это кто там ползает? Кто такой? Ну-ка быстро за жопу его и ко мне!» Охрана тоже ползет на четвереньках, окружает Леина и в буквальном смысле за жопу тащит его к генералу. Генерал его спрашивает: «И чего там тебе надо?!» А Леин: «Ну, я рассказываю, объясняю Никите Сергеевичу…» На что генерал грозным шепотом: «А он что, по-твоему, дурак, да? Он что, без тебя не понимает, кто пляшет, кто поет? Ну-ка быстро отсюда! Ползком!». И Леин несчастный исчез.

А Никита Сергеевич досмотрел эту елку с радостью. На этом представлении, кстати, была занята масса хороших артистов. Олег Николаевич Ефремов, например, был Добрым Молодцем и проходил с хоругвью в руках через весь зрительный зал. Гордо. Не говоря ни единого слова. Вот такая история…

Идиотская бронза

Когда Хрущев устроил разгром в Манеже, со скульптором Эрнстом Неизвестным была целая история. На этой знаменитой выставке, глядя на его работы, Хрущев спросил:

– Как твоя фамилия?

– Неизвестный.

– Нет, кто ты такой?

– Я Неизвестный.

– Никита Сергеевич, – подсказывают Хрущеву. – Это фамилия у него такая – Неизвестный.

Тогда тот говорит:

– А! Ну, считай, что с сегодняшнего дня ты совсем неизвестный!

Потом, еще раз посмотрев его работы, Хрущев спрашивает:

– А где ты бронзу берешь?

– На помойках, – отвечает тот.

– Лучше сдавай ее государству, – советует Хрущев. – У нас очень мало металла для шестеренок.

На что по легенде Неизвестный ответил:

– В метро у вас висит очень много идиотской бронзы. Снимите, переплавьте, и у вас получится очень много шестеренок…

От Сулеймана вам привет!

Однажды на Манежной площади был большой сводный концерт. Участвовали в нем многие артисты из детского театра, и как тогда было принято, играли сцены из спектаклей. Была такая артистка Неля Шеффер, которая должна была выйти и прочитать стихотворение «От Сулеймана вам привет, страна цветет для вас, ребята».

И вот Неля Шеффер вышла и в микрофон на всю Манежную площадь закричала:

– От Сулеймана вам привет!.. – и забыла продолжение.

За ширмой в это время стояли Печников, Ефремов, Заливин, другие артисты детского театра и шептали:

– Неля!!! Страна цветет для вас, ребята! Читай дальше, мы еще не готовы!

Она вышла опять к микрофону и закричала:

– От Сулеймана вам привет!..

И вся Манежная площадь хором заорала:

– Спасибо!

Неля бежит за ширму, уже слезы в глазах.

– У меня все вылетело из головы!!!

Ей опять:

– Иди, еще никто не готов! Не может быть такой паузы! Страна цветет для вас, ребята! Запомнила?

– Да…

– Иди!

Она опять вышла и крикнула:

– От Сулеймана вам привет!..

И вся площадь хором ей в ответ:

– И Сулейману от нас привет!

Неля опять пошла за ширму, уже рыдая. Воцарилась огромная пауза. Не помню уж, кто там вылез на сцену, каким-то образом замяли эту неловкость и концерт пошел дальше.

В танке

Старые люди любят вспоминать свое замечательное житье в коммуналках. Это неправда, я сам это испытал. С женой и только родившейся дочерью мы жили на шести метрах за занавеской. Когда к нам собирались гости, они говорили: «Пойдем к Дурову в танк».

Мы сидели за полночь, обсуждали вселенские вопросы, создавали новые театры, а потом на этих шести метрах у меня оставались ночевать до десяти человек. Я своими руками сделал поменьше кроватку для ребенка, чтобы оставалось больше свободного места. На полу мы расстилали матрас и укладывались. Удивительно, но в такой тесноте мы еще умудрились держать пианино. А все углы у мебели и у пианино мы обшили поролоном, потому что дочь Катька все время ударялась о них башкой.

Однажды мы с гостями уже засыпали, и один из моих друзей, футболист Лапшин, вдруг говорит:

– Лева, я вот лежу и все думаю: чем обивать всю мебель поролоном, может, лучше Катьке из этого поролона колпак сшить?

Мы ржали до утра…

Выговор за колбасу

Надо сказать, что Олег Николаевич Ефремов, будучи ведущим актером и режиссером, очень сильно любил валять дурака. Мы играли с ним в спектакле «В добрый час», который принес славу детскому театру, режиссеру Эфросу и всем актерам, которые принимали в нем участие.

Вот у меня сохранилась фотография с одного из премьерных спектаклей, на которой запечатлены участники и гости. Бабочкин, Михалков-старший, Утесов, Марецкая, Жаров – это гости одного только спектакля.

Надо сказать, что первое мое появление в спектакле «В добрый час» было такое – я вбегал в квартиру и говорил: «Ой, Алешка, чуть не опоздал». А Алексея играл Ефремов. И каждый раз, когда я открывал дверь и не успевал еще произнести реплику, он мне тихо говорил: «Колбаса». А надо сказать, что на сцене чем глупее острота, тем она смешнее. Я начинал смеяться (что в закулисье называется «колоться»).

И вот на каждом спектакле он мне это тихо говорил. Я его умолял:

– Олег, это же у меня больное место, ну невозможно, не надо. Ну, ты видишь, я не выдерживаю, смеюсь, потом мне сколько времени надо, чтобы собраться. Думаю, что уже и зрители начинают замечать.

А он, собираясь в очередной раз на сцену, говорил мне:

– Дуров, знаешь, когда ты опять сегодня выбежишь, я тебе опять скажу «колбаса».

Я его умолял, умолял, пока однажды не подошла ко мне Людмила Сергеевна Чернышева и не сказала:

– Левочка, я тоже была жутко смешливая в молодости. Тут надо себя пересилить, однажды разозлиться и не рассмеяться. Или что-то сказать в ответ.

Я решил послушать ее совета. Долго думал, что же мне сделать. И придумал. На очередном спектакле я выбежал на сцену, и как только Ефремов начал открывать рот со своей дурацкой колбасой, я, не дожидаясь его реплики, сказал ему: «Ливерная!».

Трудно себе представить, что такое может случиться с опытным артистом. Он взвыл, лег на сервант и стал кричать: «Не могу! Не могу! Закройте занавес!»

Занавес закрыли. На следующий день Шах-Азизов вызвал меня на ковер (а у него на самом деле в кабинете лежал ковер). Я встал на этот ковер – он даже не предложил мне сесть, а начал говорить:

– Как же так, вы молодой актер, думаете, вот вас похвалили в нескольких рецензиях и вы уже Бога за бороду схватили? Вы вчера рассмешили на сцене мастера, нарушили художественную целостность спектакля.

Я стоял и молчал. Потому что рядом стоял Олег Николаевич и не произносил ни слова, всем своим видом показывая, что не понимает, как такого мерзавца как я вообще взяли в труппу. Нет, он ничего не говорил, он просто стоял и молчал.

Через полчаса вывесили приказ, где мне был объявлен выговор за то, что я нарушил художественную целостность спектакля, рассмешив О.Н. Ефремова.

Клизма от Ефремова

Олег Николаевич мог выкидывать жуткие номера.

В театре у репконторы был такой предбанник, в котором всегда сидели актеры, ждали нового расписания, узнавали время репетиций.