Две книги с похожими названиями помогли мне решить эту задачу. В 2003 году писатель-путешественник Билл Брайсон выпустил книгу с прекрасным названием «Краткая история почти всего на свете». На почти пятистах страницах текста, основанного на множестве документов, Брайсон попытался суммировать и проиллюстрировать научные открытия о физическом мире и человеке. Как тонко подмечает сам автор: «Для того чтобы вы находились сейчас здесь, триллионы атомов должны были соединиться в сложном и на удивление обязательном порядке. Эта композиция абсолютно уникальна и существует в единственном экземпляре»[18].
Брайсон начинает свой рассказ с открытий в космосе, описывая возникновение Вселенной, небесные тела и наше место в Солнечной системе; затем переходит к геологии Земли, ее размеру, возрасту и элементам, из которых она состоит, вплоть до мельчайших частиц; затем он рассказывает об открытиях в области биологии человека – от происхождения жизни на нашей планете до нынешних времен, от одноклеточных организмов до самых сложных приматов, от нашего собственного прошлого как одной клетки до десятков тысяч клеток, составляющих тело взрослого человека. Он заканчивает любопытным утверждением о том, что монументальный труд Исаака Ньютона «Начала» появился приблизительно в то же время, когда вымерла птица додо. Вот как он сам говорит об этом: «Трудно найти более убедительное доказательство божественной и одновременно преступной природы человека – существа, которое может раскрыть глубочайшие тайны Вселенной и при этом без всякой причины уничтожить абсолютно безвредное создание»[19].
Синтез Брайсона мне нравится. Автор приводит огромное количество интересных и познавательных сведений, строя свое повествование очень логично. Он не заваливает читателя именами и фактами, а подробно рассказывает занимательные истории, делает из них выводы и выстраивает между ними связи. При этом ему удается создавать удивительно цельную картину мира. При этом сам он предстает как информированный, но не всеведущий гид, и не забывает о читателях, которых представляет себе как людей, не слишком искушенных в научных знаниях, но готовых учиться. Возможно, такой подход объясняет его собственное признание в том, что он сам не был экспертом, начиная работать над материалом для этой книги. Скорее (вспомним Данте, которого в аду сопровождал Вергилий), он был учеником, который хотел понять достаточно, чтобы поделиться результатом собственного синтеза с читателем. Я считаю, что наш великодушный учитель добился успеха.
Книга Кена Уилбера «Краткая история всего» вдохновила меня меньше. Уилбер широко известен как истинный интеллектуал, самостоятельно освоивший огромные пласты знаний в таких областях, как философия, теология, естественные науки и психология (и многих других дисциплинах). Он предпринял попытку объединить и синтезировать все знания, которыми он овладел, и облечь их в строгую теоретическую рамку. Насколько я знаю, на сегодня это самая дерзкая попытка синтеза в англоязычном мире и, пожалуй, самая успешная.
В различных работах Уилбер старается структурировать знания, выстроив их в определенной иерархии. Он как бы двигается от физики к психологии, от низших форм восприятия к высшим формам сознания. Он располагает дисциплины в зависимости от их места в целостной картине мира, группирует десятки теорий в систему. Кроме того, Уилбер пытается соотнести все эти формы человеческой мысли и знаний о мире с высшей формой духовного, уровнем, на котором «дух начинает узнавать себя, просыпается, начинает осознавать свою природу»[20]. Под «духовным» Уилбер не имеет в виду конкретную религию. Он утверждает, что совместил западное и восточное понимание души. Уилбер полагает, что между идеями мыслителей всего мира существует удивительное сходство вне зависимости от исторической эпохи: «живи они сегодня или шесть тысяч лет назад, в Нью-Мексико на Западе или Японии на Востоке»[21].
Чтобы продемонстрировать неоднозначность работы Уилбера, приведем его собственные высказывания. Вот как говорит о своей работе:
Я просто начал составлять иерархические карты – традиционные и нового времени – все, от буддистских виджан до Пиаже, Маркса, Колберга, ведических кош, Маслоу, Ленски, каббалы и т. д. У меня, в прямом смысле слова, были сотни этих карт, разбросанных по полу. Я подумал, что, может быть, я смогу придумать единую иерархию знаний, которую все мудрецы и науки мира представляли по-своему[22].
Без сомнения, попытка Уилбера достойна уважения. Почему его труд воспринимается столь неоднозначно? Все дело в том, что Уилбер действительно оказался лишь «объединителем» знаний. Он всегда стремился разглядеть связи, совместить теории, рассказы, примеры, подчеркнуть их схожесть, выстроить в определенном порядке. Вот его собственные слова: «В последнее время культурной эволюции способствуют многие ученые. Я назову лишь нескольких: Юрген Хабермас, Джеральд Херд, Майкл Мерфи, Сисиркумар Гоз, Алистер Тейлор, Герхард Ленски, Джин Хьюстон, Дуэйн Элгин, Джей Эрли, Дэниел Дэннет, Роберт Белла, Эрвин Ласло, Кишор Ганди и Жин Гебсер»[23]. Это далеко не единственный пример формального объединения разнородных явлений, людей и теорий – такие заявления часто можно встретить в трудах Уилбера.
«Объединителям» противостоят «раскольники». Раскольники ищут в мире различия, им нравятся несовпадения, они всегда спрашивают: «Почему это не сочетается? В чем различие? В чем основное различие?» В ряду объединителей и раскольников я стою посередине. Однако, столкнувшись с одним из текстов Уилбера, я чувствую, что сам готов бороться с объединением всего и вся. Даже если, по Уилберу, все связано со всем Великой цепью бытия, человек тем не менее вынужден выбирать приоритеты, искать различия, делать сравнения. Уилбера очень сложно опровергнуть. Но на интуитивном уровне в книге Брайсона чувствуется постоянная борьба и развитие, Уилбер же всеми силами стремится сгладить любые несоответствия и острые углы, чтобы доказать свою точку зрения. Его подход фактически парализует критическую мысль.
То, что книга Брайсона нравится мне больше, чем работа Уилбера, – безусловно, вопрос моих личных предпочтений. И я благодарен Уилберу за то, что он познакомил меня со многими интересными идеями, фактами и достижениями человеческой мысли, а также за то, что в его огромной схеме нашлось место и моим работам. Люди, увлеченные идеей объединения всего и вся, считают Уилбера пророком. Однако я боюсь, что его попытка синтеза принесет пользу лишь тем, кто принял его основную установку, будто все явления природы, мысли, культуры и науки можно организовать в одну гигантскую схему. Уилбер вряд ли найдет сторонников среди скептиков.
Синтез – задача сложная, но разрешимая
Мышление ребенка характеризуется двумя особенностями, которые, на первый взгляд, кажутся противоречивыми. С одной стороны, дети дошкольного возраста с готовностью ищут связи – они всегда сравнивают предметы и явления. С бананом играют как с телефонной трубкой (но редко наоборот – по крайней мере на данный момент истории!); на палке скачут как на лошади; пешеходный переход называют «зеброй», образуют глагол «красивиться» от прилагательного «красивый».
Слушая бравурный марш, пятилетний ребенок может сказать, что он напоминает стук колес в поезде; если десятилетнего школьника познакомить с моделью разделения власти в правительстве США, он сравнит ее с тремя качелями, которые сначала качаются не в такт, а затем начинают качаться синхронно.
Если учесть такую склонность к поиску связей, неудивительно, что дети пытаются интегрировать или синтезировать. Конечно, такой синтез обычно неверен в своей основе. Термин «относительность» применялся к кубизму Пикассо и физике Эйнштейна, однако ни один из этих феноменов не становится более ясным благодаря этому искусственному объединению. Слово «красивиться» образовано по общим правилам словообразования, однако в языке его нет. Качели могут качаться в такт, однако ветви власти не всегда делают это, их интересы могут сталкиваться или подчиняться друг другу. Если человек не владеет соответствующими знаниями и не умеет оценить правомерность той или иной аналогии, его стремление искать связи не принесет пользы. (Кен Уилбер может не согласиться с этим!)
Ребенок растет, и его желание во всем находить аналогии постепенно угасает. Исследования способности к созданию метафор показывают, что маленькие дети чаще, чем дети более старшего возраста, придумывают метафоры – милые, но порой неверные. Дети шести лет и старше уже строят свое познание мира скорее на поиске различий, а не сходства. Они стараются избегать неточных сравнений. Несомненно, у них остается способность к сравнению, однако с возрастом большинство людей стесняется предлагать свежие сравнения. Лишь поэты способны придумывать метафоры всю жизнь.