Читать интересную книгу Анна Герман - Александр Жигарев

В такт Аниному пению Семполинский ритмично переставлял пальцы на столе и, когда молодая певица исчерпала весь свой репертуар, сказал мягким, доброжелательным голосом:

- Вы доставили нам истинное наслаждение, что так редко бывает на эстраде. Браво!

Аня подумала было, что сейчас ее обязательно спросят про Артура Миллера. Константина Симонова или про Ежи Путрамента, но члены комиссии одобрительно кивали головами, перешептывались, негромко смеялись.

- Вы свободны, - раздался мягкий бас Бардини, - не забудьте пригласить нас на сольный концерт.

- Вы будете сидеть в первом ряду, - с улыбкой, будто речь идет о чем-то невозможном, ответила она.

- Ну уж, - возразил ворчливо Бардини, - первый ряд не люблю, позаботьтесь, будьте любезны, о месте в седьмом. - И расхохотался, вытирая лоб большим ярко-зеленым носовым платком.

Вечером Анна пригласила своих в бар гостиницы "Полония", в которой жили артисты. Это была старая гостиница, почти бед удобств, зато в самом центре Варшавы, недалеко от Маршалковской. Пришли все одиннадцать человек во главе с Юлианом Кшивкой. Царила какая-то уютная, дружеская, теплая атмосфера. Аня подумала, что согласие и доброжелательность друг к другу - самые важные компоненты счастья. Теперь она по-настоящему счастлива: есть любимая работа, есть пение, товарищи, друзья. Есть Юлиан Кшивка - первооткрыватель талантов, самобытный педагог и хороший администратор...

Будущее больше не казалось туманным и неопределенным. Теперь она ясно видела свое место в нем. Хватило б только сил и здоровья, а энергии и желания ей не занимать.

Молодость самоуверенна. Она мгновенно ниспровергает признанные авторитеты, легко и безапелляционно ставит под сомнение опыт и заслуги старших, откровенно посмеивается над их знаниями и трудолюбием. В музыке, точнее, в песенном эстрадном жанре это легко обнаружить невооруженным глазом. Сколько перевидела Анна самодеятельных композиторов, не знавших элементарной музыкальной грамоты, но твердо убежденных в своей гениальности, в способности написать "шлягер" "без всяких там консерваторий"!

Нет, она не ставила под сомнение талант самородков, по-настоящему способных, умелых. Но ее всегда тянуло к людям образованным, знающим, у которых можно было многому научиться.

Она придумала себе прозвище "Митрофан", имея в виду героя пьесы Фонвизина, иногда только называя себя более ласково - "Митрофанушка". Анна искренне сожалела, что не училась музыке в детстве, что в более зрелом возрасте не могла сразу определиться, что окончательное решение связать свою жизнь с искусством пришло так поздно.

Ей казалось смешным сейчас, в двадцать шесть лет, сдавать экзамены в консерваторию и выглядеть на самом деле Митрофаном в сравнении с семнадцатилетними абитуриентами. Анна страдала от своей музыкальной необразованности. Она стеснялась делать замечания музыкантам, когда те откровенно фальшивили. Стеснялась давать советы оркестровщикам. С трудом решалась вступать в спор с художественным руководителем даже тогда, когда, по ее глубокому убеждению, в творческом плане он был не прав,

После успешной сдачи экзамена выдалось несколько свободных дней в Варшаве. И тогда она решилась. Сняла телефонную трубку, энергичным движением набрала нужный номер и попросила к телефону профессора пани Янину. Услышав в трубке строгий голос, она мгновенно растерялась и, потеряв прежнюю уверенность, сбивчиво начала объяснять:

- Пани Янина, вы извините, пожалуйста, что я осмелилась... что занимаю ваше время.

- Да говорите вразумительно, - прервал голос в трубке, - что вам надо?

- Моя фамилия Герман, Анна Герман, я артистка Жешувской эстрады, я была бы очень вам признательна, если бы вы разрешили мне присутствовать у вас на занятиях в консерватории...

Анна вдруг почувствовала себя какой-то беспомощной и униженной. Ей показалось, что пани Янина сейчас швырнет трубку и она услышит прерывистые гудки. Но трубка несколько секунд молчала, потом низкий голос пани Янины неуверенно произнес:

- Герман, Герман... Откуда мне знакома ваша фамилия? - И сама себе ответила: - Как же, как же! О вас же сегодня пишут все газеты. Да как! По-моему, о Карузо так не писали.

Если бы пани Янина увидела сейчас лицо собеседницы, то пожалела бы о таком сравнении. Анна побледнела, потом сделалась пунцовой, и на лбу выступили капельки пота. А на том конце провода продолжали:

- Приезжайте сегодня, сейчас же, я с удовольствием вас послушаю. Посмотрим, чего вы действительно стоите.

Анна повесила трубку, посмотрела на себя в зеркало и платком вытерла лоб. На столике зазвонил телефон. Звонил Кшивка: "Ты читала "Трибуну"? А "Экспресс"? Тебя называют выдающимся талантом... Молодчина! Привет!"

Пани Янина оказалась сухонькой, поджарой, подвижной старушкой с копной седых волос. Она дружелюбно, по-мужски пожала Анне руку и энергичным жестом пригласила ее в класс. Кроме них, никого не было, но Анна ощутила какую-то внутреннюю дрожь и скованность, а может быть, даже беспомощность.

- Пойте, - с улыбкой произнесла пани Янина.

Анна обвела глазами классные стены. Со стен на нее смотрели Шопен, Моцарт, Бетховен, Чайковский.

- Здесь? - жалобно спросила она.

- Здесь, - кивнула пани Янина.

Анне показалось, что профессор консерватории смотрит на нее со смешанным чувством недоверия и жалости. Запела она без аккомпаниатора, в нескольких шагах от облокотившейся на спинку стула пани Янины. Анна не помнила, сколько времени она пела. Она спела все, что помнила, и даже рискнула исполнить неаполитанскую песню, которую готовила для концерта. Когда она кончила, пани Янина только спросила:

- Сколько вам лет?

- Двадцать шесть, - ответила Анна.

- Двадцать шесть? - повторила пани Янина. - Ни за что не скажешь, выглядите вы на девятнадцать... - Пристально посмотрев на Аню, добавила: Вам обязательно надо учиться. Начать можем сейчас.

Эти уроки пани Янины она вспоминала потом как одни из самых счастливых и радостных мгновений жизни. Как правило, они занимались в консерваторском классе вечером, когда студенты уже закончили занятия. Аня появлялась в классе с неизменным букетиком цветов и вручала их профессору. Та ставила цветы в вазочку с водой. Пани Янина садилась за рояль, и начинались занятия.

Успех сопровождал Анну. Вступал в права природный талант, умноженный на добросовестность, на страстную влюбленность в свою профессию, желание как можно больше узнать. Она не была тщеславным человеком и к восторженным рецензиям в газетах относилась сдержанно. Ей казалось, что журналисты преувеличивают. Самое главное - не газетный фимиам, а занятия в консерватории, которые помогут ей приблизиться к профессионализму. Внимательно слушая советы пани Янины, она соизмеряла их со своими возможностями и своими творческими позициями. Казалось, что где-то в глубине памяти работает незримый фильтр, отбрасывающий все несущественное и пропускающий в ее сознание по крупицам все полезное, необходимое.

xxx

Поздно вечером, когда Анна вернулась в гостиницу, она нашла в дверях записку от Кшивки: "Когда бы ни пришла, немедленно позвони".

"Может, что-нибудь дома?" - возникла паническая мысль.

- Да не волнуйся ты так, не волнуйся, - поспешил успокоить ее Кшивка, ты родилась в рубашке, тебя определенно преследуют удачи!

Аня подумала, что, наверное, опять появилась хвалебная рецензия, а Кшивка так ценил и так боялся "акул пера". Но она ошиблась.

- Звонил Игорь Гостынский, - продолжал Кшивка. - Министерство решило предоставить тебе стипендию для поездки в Италию. Будешь учиться пению у итальянцев, пить апельсиновый сок и целоваться с Модуньо под голубым небом на ступеньках Колизея... Да! Чуть не забыл! - добавил он. - Че-рез две недели будешь петь в Сопоте!..

Трудно сказать, чему она больше поразилась, - предстоящей поездке в Италию или выступлению на фестивале в Сопоте. Если бы неделю назад кто-нибудь из знакомых сказал ей, что она будет петь на Международном фестивале эстрадной песни в Сопоте, она решила бы, что над ней просто подшутили. Но Кшивка никогда не шутил, когда дело касалось творческих вопросов. К тому же по интонации было видно, что он совсем не "забыл" сообщить ей эту новость: просто он сам волновался.

- Но поймите, - пыталась она объяснить на следующий день, - я еще никогда не пела на фестивалях! А вдруг провалюсь?

Кшивка был весел и настроен оптимистично. - Ничего, ничего, - повторял он, - все равно надо сделать первый шаг.

- А что я буду петь? - спросила Анна.

- Что хочешь! - засмеялся Кшивка.

- Может, "Танцующие Эвридики"?

- Ни в коем случае, - оборвал ее Кшивка. - Кто ее знает, эту Гертнер, это же самодеятельность... Будешь петь "Крик белых чаек"... - и он произнес фамилию весьма уважаемого композитора.

- Да, - растерялась Анна, - но ведь это фестиваль не фамилий, а песен...

- Вот что, Аня: есть вещи, в которых ты ничего не смыслишь, - переменив интонацию, по-деловому перебил ее Кшивка. - И, судя по всему, не будешь смыслить никогда. Мало ли есть хороших песен, которые сочинили пан Бацек, пан Яцек или пани Кася? Но есть другие песни, которые сочинили профессионалы, да к тому же с именем, так что...