Он чуть дёргается: то ли от неожиданности моих слов, то как будто даже неловко ему слышать, что я от той его жуткой улыбки не так впечатлилась, как бы хотел. Неважно, какая причина — фигня в том, что из-за этого движения я почти промахиваюсь с мазью. Приходится взять лицо Давида другой рукой, чтобы не мешался.
Сердце взволнованно пропускает удар, когда я это делаю. А ещё и этот придурок зачем-то шумно сглатывает. И как будто замирает. Напрягается ощутимо…
Я что, жёстко действую? Или на него влияю?
Прикусываю губу: не нужно быть суперопытной, чтобы понимать, что тут второе. Между нами очень даже однозначное напряжение. Накалённое. Похожее на то, что было на мотоцикле, когда Давид заявил, что я слишком трусь.
Он и теперь недолго молчит. Спрашивает нахально:
— А целоваться можно?
Зачем-то отвожу взгляд, но тут же делаю вид, что по делу: в конце концов, вот на ту ранку, что рядом с подбородком, точно не помешает пластырь после обработки.
— А ты это зубами делаешь? — небрежно парирую, даже усмехнувшись как можно непринуждённее.
Успешно делаю вид, что не понимаю, почему Давид именно это спросил. И почему пялится на меня, почти не моргая. Более того, как будто ближе становится… Ну или просто чувствуется острее.
— Зубами чуть прикусить можно, — коварно сообщает этот придурок. — Тоже кайфово. Тебе понравится.
Мне? Давид совсем попутал, или его наглость только прогрессирует?
Дыхание предательски сбивается и кровь приливает к лицу, когда вспоминаю, как этот придурок целовал меня. А теперь ещё и смотрит призывно, причём мне в губы безотрывно. Намеренно смущает. Напоминает момент…
Я не должна вестись. И даже ни к чему думать, зачем оно ему вообще. Ведь решила уже, что постичь логику этого парня нереально и ни к чему.
— Я не собираюсь с тобой целоваться, — только и отрезаю сурово, намеренно более жёстко проводя по ранам очередным ватным диском.
Давид чуть морщится, но почему-то такое ощущение, что больше моим словам, чем действиям.
— Сама же говорила, что я это круто делаю, — умудряется при этом сохранить нахальный тон.
К тому же смотрит одновременно и внимательно, и дерзко, и даже забавляясь слегка. А самое стрёмное, что я ведь чётко понимаю, о чём сейчас Давид. Хотя и говорила немного иначе, но тот момент сразу в голове возникает. И моё смущение после того, как ляпнула подобное.
Зато сейчас я, к счастью, куда лучше держу лицо. И плевать на эти почему-то жаркие мурашки по коже.
— Я говорила, что лучше, чем дерёшься, — поправляю снисходительно. — А это так себе комплимент.
Да-да, не сдерживаюсь, чтобы в очередной раз не поддеть Давида в его неумении драться. Сам нарвался. Помню же, что его подбешивают любые мои издёвки на эту тему.
Вот и сейчас он мрачнеет, челюсть сжимает, этим слегка мешая мне водить ему по лицу мазью. Впрочем, я почти со всем уже закончила.
И Давид явно в курсе, но вместо того, чтобы поблагодарить и отпустить меня, ухмыляется многозначительно. А потом заявляет, глядя мне прямо в глаза:
— По телу тоже били. Придётся тебе меня раздеть.
Замираю от неожиданности. Хотя там с разговоров о поцелуях вроде понятно уже было, что наглость Давида только набирает обороты. Но я вроде доходчиво осадила этого придурка, разве нет?
Стараюсь восстановить всё-таки сбившееся под его долгим и пристальным взглядом дыхание. Выдерживать зрительный контакт непросто. Сама не знаю, зачем на чистом упрямстве делаю этого. Вряд ли упёртого и долбанутого Давида это убедит. Я вообще сомневаюсь в своих способностях до него достучаться. Да и в чьих-либо ещё, наверное.
— Это без меня, — всё же осиливаю отчуждённый ответ.
Даже если предположить, что у него там реально офигеть какие раны под одеждой спрятаны, доберётся до них сам. И вообще он всё бодрее на глазах становится, уж явно не страдает от боли.
— Без тебя никак, — многозначительно возражает Давид, причём даже серьёзно и грустно немного.
Одним тоном неожиданно обезоруживает. И взглядом тоже. Слишком неоднозначно звучит. Сердце предательски ускоряет темп, а жар приливает к коже.
Пожалуй, мне самое время просто подняться с места и уйти. Как-нибудь справится сам, я и так уже сделала больше положенного. Нефиг к нему ехать было.
Но я какого-то чёрта не встаю, более того, сглатываю довольно шумно, когда этот придурок опускает взгляд мне на губы.
— Давид… — само собой срывается с них.
То ли с предостережением, то ли… Наоборот?
Срочно. Уйти.
— Вика, — в тон мне обращается этот гад.
И очень даже ощутимо клониться в мою сторону начинает. При этом по-прежнему не сводя взгляда с моих губ и этим красноречиво выдавая, что ему сейчас нужно. Даже не выдавая — демонстрируя.
— Не надо, — пытаюсь холодно осадить, но звучит скорее как просьба.
Которой Давид не только не внимает, но и нагло интересуется уже почти мне в губы:
— Почему нет? — его шёпот обжигает.
К счастью, на этот раз я не застываю, как дура, а наоборот, резко с места подрываюсь. Не знаю, что не так с этим парнем, но он ведь всерьёз ко мне подкатывает! Причём смотрит так, будто ему и впрямь это нужно, а не просто издевается.
Почему нет? Офигеть вопрос, блин.
— А почему да? — парирую вместо того, чтобы уйти. — Мы друг другу не нравимся, — напоминаю враждебно, но почему-то так и не совладев с дыханием.
Давид откидывается на спинку того дивана, на котором мы вместе сидели, и смотрит. Проводит по мне задумчиво внимательным взглядом, не даёт в себя прийти. Совсем с толку сбивает. Почему я ещё здесь?
— В этом что-то есть, — заявляет с предвкушением в голосе.
Странно, но меня как будто чуть задевает его подтверждение тому, что мы друг от друга не в восторге. Вроде и так это понятно было, с чего вдруг перемены? Да, в последнее время взаимодействуем больше и странно, но это ничего не меняет. Кроме того, что этот придурок решил, что «в этом что-то есть» и явно нацелен не в ту сторону.
— Ничего хорошего, — огрызаюсь я, поглядывая на дверь.
Аптечка ещё на диване рядом с ним лежит, я её не убирала, но сейчас это меньшее, что должно меня волновать. Сам разберётся. Я и так ему одолжение делаю. Поэтому всё, просто уйду. Прямо сейчас.
— Манишь меня, — неожиданно вкрадчиво сообщает Давид, поднявшись с места.
А я на своём по-дурацки замираю. Даже глаза распахиваю, глядя, как он вальяжно приближается.
— Я сейчас уйду, — зачем-то то ли предупреждаю, то ли угрожаю, причём как-то глухо.
— Трусишка, — почти ласково обзывается он.
А в глазах блеск любопытства и удовольствия даже. Этому придурку явно в кайф вводить меня в замешательство. Хотя сам же говорил, что я его бешу.
— Хватит, а? — раздражённо взываю его к реальности.
Но не похоже, что Давид внимает. Останавливается прямо напротив меня, достаточно близко, чтобы я непроизвольно назад отступила на пару шагов.
— Я бросился против троих ради тебя, — с тихой серьёзностью напоминает.
— Я тебя не просила, — тут же отрезаю.
Ещё не хватало, чтобы он своё сомнительное геройство как аргумент приставаниям выставлял! Или уж тем боле требовал на них откликнуться… Я вообще до сих пор не понимаю, нафига ему было на троих бросаться и почему прям ради меня. Не угрожал мне никто — уверена на сто процентов.
— Это понятно, я о другом, — ничуть не теряется Давид. — Сделав это, я окончательно осознал, что всё, без вариантов. Зацепила ты меня крепко. Значит, будешь моей.
Глава 9
Давид
Ухмыляюсь, слыша, как за ней захлопывается дверь. Всё-таки Вика при всей своей дерзости и смелости иногда так забавно теряется и напрягается. Реально — ни слова мне не сказала, просто смотрела с негодованием и настороженностью, а потом чуть ли не убежала.
Крючкова просто нечто. Но бесит, кстати, всё меньше. Мне даже кажется, что я уже какие-то подходы к ней нахожу. Не такая уж заносчивая вредина, в конце-то концов. Иначе не бросилась бы мне типа на выручку в том переулке и сейчас помочь с ранами не поехала бы. Хотя, может, и для неё это был больше повод?