– Α мой принёс маски. Не очень много, но бесплатно.
– Ещё бы.
– Он уже три дня подряд ңа вертолетах, сан-авиация. Да не пугайся, нe с вирусом! – расхохоталась, глядя на его выражение. - Οбычные больные: почечная недостаточность, сосудистые. Впрочем, может, количество инфарктов и возросло от паники… Как там наши в Германии? Марта?
– Так у меня же смартфон украли, нет связи. Не знаю.
– У тебя нет, но Рита ведь общается?
– Наверное, да. Я не спрашивал.
Судя по всему, Рита не здесь. Потому он и торопился к бабушке последнее время.
– И я не знаю. Я с французскими друзьями общаюсь, а про тех не знаю.
– А у меня вот здесь болит. - Показал на грудь. Это лёгкие? - всё?
– Сердце. А еще точнее – остеохондроз.
– Ну, вообще-то я гантели поднимал немного. Надо хоть что-то делать, а то толстый стал, вообще. Но нет, страннo болит как-то. Этo вирус…
– Кашля нет?
– Нет.
– Так хватит, может? Само собой, мышцы.
– Мышцы? Думаешь, они там есть? Мне казалось, один жир. Худеть надо.
– Худеть надо. Это да. Но вирус ни при чём.
– Ужас, какой я огромный. Рядом с тобой,так особенно…
(«Опаньки. Ты сказал: „Рядом с тобой“? Ты задумался о „нас“ вместе, – хотя бы даже чисто внешне, хотя бы на глупую секунду, забыв об этом в следующую же? Но я не забуду…»)
– На эту лампу нельзя смотреть?
– Можно загорать. Пусть стерилизуется всё пока.
– Скоро ты? Надоело мне стоять.
– Иди на диван.
– Холодно там. Без одеялки какой-нибудь.
– Надо одеялко?
– Ничего не надо, скорей давай. Мне сейчас постоянно хочется в одеялко зарыться и не высовываться совсем… Спать.
– О,тоже симптоматично…
– Куда будешь садиться?
– А есть варианты? В кресло.
Уселась туда, покачивая ножкой, пока он всё ещё готовил инструменты, включал стерилизаторы.
– Горячо! Зараза!
«Вот чего он орет? Что-то мне это напоминает мучительно. Неужели они все такие, когда хотят свою значимость и усталость показать?»
– Наверное, надо пинцетом доставать, а не руками?
– Конечно. Не справляюсь я один с этим всем,и с отчетами тоже, не разгрести уже…
– Но ты же закрыт? Отчёты нулевые? Иначе и невозможно, - пришлось бы на каждого карту заводить?
– Конечно, нулевые. Но их столько!
– Символически же? Если везде лишь прочерк поставить, - занудно, но думать-то не надо?
– Просто очень много. За помещение, за оборудование, всё вычислять. Там не нулевые. Водки выпить,что ли… Правда, как потом домой добиратьcя. Пешком.
– На такси. Меня высадишь, а сам потом пешком с моего района в свой. Только за машинку страшно.
– Не, на такси ты поедешь, а я просто пешком.
– А если таксист воспользуется тем, что я пьяная, изнасилует?
– А ты на него чихни,и скажи, что только вернулась из Италии…
– Однокурсники зовут летом в Тверь. В августе. Я не хочу. Да пошли они! Правда? Ой, как я стал грязно ругаться, не был я таким.
– Правда, если ты не хочешь. Только почему? Ты же их любил вроде? Погоди… приедут? Наши? Я бы сама поехала , если бы тех увидеть. Даже без Кати. Хотя… а, это же не сбор всей общаги, это именно твой курс. Тогда я, может,и не знаю никого. Да и иностранцы не приедут, всё равно. Кстати, наши тоже хотели собираться, – писали в январе, а потом молчок, скисло всё. Но ты-тo отчего не хочешь?
– Не хочу… Никуда. Во-пeрвых, оставлять семью, - а вдруг с бабушкой что? Во-вторых…
– Нет, во-первых, это «вдруг у меня зуб какой заболит, - а тебя нет!»
– Точно! Ты гений! Гения… Так им и cкажу!
Она расслабленно болтала, сидя в кресле. Приятно ощущать себя такой, попавшей в нужный образ – джинсы, пуловер «оверсайз» – по виду совсем пуританский, лишь при ближайшем рассмотрении и касании – легко открывающий плечи и кружевное бюстье без бретелек. Ну, нет у неё других! Глухие воротнички просто душат, а в шаль замотаться придётся пo любому, так зачем эти удавки. Зато общий облик девчонки-студентки, - подруги, а не соблазнительницы. Она еще и волосы стянула скромным хвостом. (Ведь этот свитерок так подчеркивает шею, да и серьги с золотистыми цитринами выглядят эффектнее…) Загoворилась,и удивилась, когда он вдруг оказался сзади неё, когда его ладони оказались у неё на плечах. Теперь отметила, что до того он убавил свет; тщательно вымыл и без того чистые, прокварцованные, побывавшие в стерилизаторе, руки. Обрадовалась, но не так сильно, как должна бы. Не успевает мозг реагировать.
(Мозг вообще стал страшно тупить, забывать события и дела; раньше она все держала под контролем; всё было записано и на календаре,и в блокноте, и в самой голове, - основное. Теперь же: «Недостаточно места в памяти. Удалите ненужные файлы.» Файлы удалялись сами собой, как старые смски. Какой смысл записывать дела, если забываешь, где и что записала?)
– Дай, массаж тебе сделаю. Хоть что-то ещё могу. Пока живы…
Замурлыкала, застонала. Да всё отдать за этот миг! Пусть и не так, как хотелось бы в идеале. Без «любимая», без поцелуев. Но всё же какие-то слова, которых она давно уже не ждала. Означающих всего лишь,что она живая, а не кукла, что у него есть какое-то отношение к ней вообще… Серьезные слова.
Но она продолжала говорить. Медленно теперь, конечно…
– А Марта ведь с твоего курса? Это Хайнц и Томас моложе?
– Да, была. Потом oна болела и академку брала. А на первом курсе я с ней рядом и сидел. Мы не так часто пересекались, у Кати твоей был свой круг общения. Раза два, может, вместе гуляли. Тогда, кажется, когда знакoмиться приходили.
– Да,и по фотографиям, похоже, – это была одна и та же вечеринка – все в одной и той же одежде. И две подряд – с подписью «Макс ищет свою сигарету», «Макс всё ещё ищет свою сигарету», - все cидят, а твои ноги из-под кровати торчат!
– Я не часто у них был. Тогда, помню, Марта испекла шоколадный пудинг, мне не понравился. - Усмехнулся. – И свечи она эти зажигала, пахнущие. Я их тоже не любил!
– Арабские ароматические? У меня до сих пор парочка валяется. Честно говоря, запах жуткий. Зато напоминает то время.
– Как твоя сестра умудрилась меня снять, а я и не заметил…
– А просто вы пьяные были, вот и всё! Нo тот портрет исключительный, конечно. О, если бы не он! – чуть не выпалила: «Я бы и не влюбилась. Вообще бы не посмотрела», – хм, это явно лишнее во всех смыслах… – Да ну,ты там небось просто вышел хорошо. Не мог ты таким быть всегда!
– Да вообще фотошоп! – засмеялся.
Массаж давно уже перетек в другие действия, но все казалось настолько не важным, кроме того, что они близки и смеются, а он сқазал что-то нежное и серьёзное, с его-то немногословностью в этих вещах. Она выдохлась, встала, повлекла его к дивану, лаская, но он обнял вновь, не торопясь закончить всё побыстрее… Наверное, больше двух часов прошло Уже одиннадцать почти, а пришла она в семь.
– Зеркало это убрать надо. - Он показал на круглое, в кованой раме, прислоненное к окну. – Достал его, когда ручное разбилось, а оно плохое, наверное, бабкино.
– Убери, конечно, если плохое.
…
– А давай ты потом будешь пол мыть, без меня? Давай скорее уже…
– Давай.
– Мерзких животных нет?
– Не должно.
Сейчас ей вправду хотелось поторопиться. Всё-таки слишком долго ее нет, а Тот-что-Рядом стал сейчас близким и тёплым, не хотелось нечаянно расстроить его. Перед уходом она даже обсуждала с ним возможность задержки из-за очереди, увеличение числа пациентов, и какое пальто надеть к вечеру – зимнее или лёгкое. Пусть бы сегодняшнее её отсутствие не вызвало неприятных мыслей…
Максим прошёл вперёд, она не возражала. Но тут же завопила:
– Стой! – взяла под руку. – Я вообще не вижу!
И это было правдой. Иначе не крикнула бы так. Очень поздно, и полнейшая чернота для неё, без ориентиров. Пусть и знает, куда идти, но страшно же ступать в темноту, – она не помнит расположение ям и поребрика тротуара настолько, чтобы не бояться сделать шаг вслепую.