Читать интересную книгу Дело Судьи Ди - Хольм Ван Зайчик

– Ну ладно, это дело ясное, – не выдержал Баг, – а как же тогда? Кого прочат в наследники трона?

– Тут проблема… Государственный совет заседал уже несколько раз по этому поводу. – Кай Ли-пэн медленно затянулся. – Отменный табак, отменный. Скажешь потом, как называется, я себе тоже такие сигары выпишу… Так вот. Есть еще императорский племянник Чжу Цинь-гуй, сын брата владыки Чжу Ган-вэя. Знаешь о таком?

– А как же. Тот, ради которого учредили должность юаньвайлана в Палате наказаний. Говорят, он очень способный. – Баг тоже закурил. Подлил пива требовательно высунувшемуся из-за края стола Судье Ди.

– Именно. Чжу Цинь-гуй – о нем в последнее время только и говорят. Нет, правда: человек он решительный, смелый, не раз уже проявил себя в Палате наказаний как умелый организатор и проницательный тактик. Шаншу Палаты Фань Вэнь-гун – и тот приблизил к себе Цинь-гуя, часто с ним советуется в делах, а ведь Вэнь-гун известен своим суровым нравом и высокими требованиями. Ну да ты знаешь… Цинь-гуй уже несколько раз представлял империю за ее пределами: возглавлял посольские выезды в нескольких странах, всюду весьма успешно. Одно слово: государственный человек… И вот, получается, что изо всех отпрысков рода Чжу один он и может реально рассматриваться как наследник престола. Тем более что и при рождении его знамения были самые красноречивые: пятицветная радуга мелькнула в окне, а по палате разнесся неземной аромат… – Кай задумчиво стряхнул пепел. – Но тут какая трудность: он ведь не родной сын владыки, а племянник. Хотя его многие и славят в Ханбалыке. И славят за дело… В общем, поговаривают, что владыка изберет именно его.

– Ну… Когда речь заходит о судьбах страны, двух мнений быть не может. Небо не даст мандат на правление кому попало, у кормила власти должен стоять достойный. И если Чжу Цинь-гуй так себя проявляет, то я не думаю, чтобы владыка принял неправильное решение.

– Ну… да. Так-то оно так, но… – Кай замялся.

– Что “но”? Драг еч, у меня такое чувство, будто ты… не одобряешь Цинь-гуя, что ли?

– Нет, нет, не так! – Ли-пэн потушил окурок в пепельнице, и ее тут же заменила на чистую прислужница. – По мне, так, Чжу Цинь-гуй всем хорош. Но некоторые считают его не в меру честолюбивым, что ли… – Баг чувствовал, что Кай говорит, тщательно подбирая слова. – С другой стороны, для правителя – это и не недостаток вроде, так ведь?.. Но вот его идея о закрытии ордусских границ…

– В каком смысле?

– Ну… Прошлой весной Цинь-гуй делал доклад в Государственном совете и помимо всего прочего высказался в пользу того, что нужно, мол, поставить преграды тлетворному варварскому влиянию, чтобы то, что они там, за океаном, называют культурой, не смущало неокрепшие умы… Больше уделять внимания извечным ордусским ценностям, укрепить суровую простоту древности… Хорошие слова, правильные. Но не всем они по нраву.

– Никогда и не было так, драг еч, чтобы всем все было по нраву. Люди – они разные. Кому-то пиво, а кому-то – эрготоу. Мой напарник, еч Богдан, так вообще предпочитает “гаолицинские” игристые вина. У каждого свои недостатки. – Баг, в свою очередь, наполнил бокалы “Легким циндаоским”; усмехнулся. – К тому же вокруг владыки много мудрых советников, которые вовремя поправят, если что.

– Ну… да. – Ли-пэн широко улыбнулся. – Ты прав, конечно. Ко двору, кстати говоря, скоро прибудет потомок Великого Учителя в семьдесят пятом поколении, человек крайней мудрости. Уж сколько раз его звали, а он отказывался: мол, вижу – сообразное правление, следующее главному, в государстве – гармония, центр ликует и народ повсеместно радуется, зачем же я нужен? А тут согласился приехать… Словом, я не буду удивлен, если именно Чжу Цинь-гуй будет назначен наследником… Между прочим, драг еч, а не опоздаем ли мы встретить минфа Оуянцева? Когда его воздухолет прибывает?

– Не должны. – Баг взглянул на часы. – Хотя скоро, верно, надо трогаться. Сколько тут ехать до вокзала?

– Минут тридцать или того меньше.

– А, ну так мы успеем доесть утку и выпить еще по паре бутылок пива. Только позвоню на всякий случай. – Баг вытащил трубку. – Какой номер воздухолетного вокзала?

Кай махнул рукой прислужнице: еще два пива! – и продиктовал приятелю номер.

– Рейс из Александрии задерживается, – с удивлением услышал человекоохранитель в ответ. Небывалое дело! Задерживается прибытие воздухолета! И это в Ордуси, где любое транспортное средство всегда прибывает минута в минуту! Да Баг просто не мог припомнить ни одного случая, чтобы когда-то на его памяти воздухолет или куайчэ опоздали. – Как задерживается?!

– Извините, драгоценный преждерожденный, но этого я не могу вам сказать, – прощебетала приветливая служащая вокзала. – Причины нам неизвестны. Нижайше просим извинить нас за непредвиденную задержку и сожалеем, что доставили вам неприятности. О прибытии интересующего вас рейса будет объявлено дополнительно.

– Нет, ты слышал, еч?.. – Баг ткнул пальцем в умолкшую трубку. – Нет, ты слышал? Экое несообразие! Воздухолет – задерживается!

– Неслыханно… – в какой-то непонятной задумчивости протянул Кай.

Богдан Рухович Оуянцев-Сю

Воздухолет Лондон-Ханбалык,

22-й день первого месяца, первица,

день

Богдан любил летать воздухолетами. Любил их скорость, дающую возможность в тот же день, коль это оказалось надобно, оказаться в любой точке империи; любил уютное и одновременно чуть нервное, сулящее дальнюю дорогу и новые края перекурлыкивание напевных сигналов вызова бортпроводниц, всегда почему-то наполняющее салоны поначалу, перед валетом; любил сам взлет, когда земля, только что такая близкая и надежная, вдруг отваливается от колес ревущего летуна и быстро падает вниз, превращаясь из тверди в одну лишь далекую дымчатую видимость… Всегда ему хотелось смотреть вниз, особенно когда земля еще близка после старта или перед посадкою, с отчетливо различимыми дорогами и повозками на них, коробочками строений, рощами да перелесками; и Фирузе, когда они летали вместе, всегда, ровно ребенка, пускала его сидеть у самого окна, сама смиренно отодвигаясь. Впрочем, когда они еще только познакомились, будущая жена однажды призналась Богдану, что боится высоты – и, хотя с той поры разговор сей более не возникал, Богдан подозревал, что нежная супруга так и не изжила эту забавную, тоже довольно-таки детскую черту, – и в том, как она заботливо и безоговорочно дает мужу любоваться панорамами, нет для нее особой жертвы. И слава Богу. Будь иначе – Богдану было бы перед женою совестно.

Нынче, однако ж, перелет предстоял и впрямь нешуточный, да с частыми посадками и взлетами – которые, конечно, сулили куда больше времени для любования пролетающими недалече под крылом красотами, но сильно удлиняли время пути, – да к тому же еще в тесноватом, по-западному неуютном “боинге”, расчлененном вдобавок, как это при демократиях принято, на вип-класс, бизнес-класс и Бог знает какие еще узости. Хорошо хоть команда была смешанная: пилоты европейские, а обслуживание с момента первой посадки на ордусской земле – свое, ордусское. Видно, устроители полета хотели, чтобы гокэ еще в воздухе начинали ощущать себя в экзотичной для них обстановке империи.

Оказалось, Богдану с Фирузе как раз в так называемый вип-класс и продали билеты. Богдан вопросительно глянул на жену – и она, чуть улыбнувшись и не тратя слов, по своему обыкновению пропустила его к окошку, сама усевшись ближе к проходу. Дочурку, которая, вполне оправдывая свое имя, ангельски спала и в повозке такси, и теперь, она держала на руках; безупречно приветливая бортпроводница помогла молодой матери снять верхнюю одежду и разложить вещи, предупредила, что завтрак будет подан сразу после того, как лайнер наберет потребную высоту, и пошла дальше по проходу – помогать, ежели то понадобится, другим. Со всех сторон слышалась то приглушенная, то возбужденная чужая речь, большей частью аглицкая да французская; и у Богдана, стоило ему заслышать эти “ле” да “парле”, чаще билось сердце – так и казалось, что где-то тут должны быть то ли Жанна, то ли Кова-Леви…

– Красивый все-таки язык, – осторожно сказала Фирузе.

– Пожалуй… – ответил Богдан, усаживаясь поудобнее и озираясь.

– Понимаешь что-нибудь?

– Нет. Отдельные слова только… Забывать уже начинаю.

Это так прозвучало, что было не понять, о чем он: то ли о наречии, то ли о той, что на нем говорила.

Нет, не было тут знакомых.

Несколько мест в переднем конце салона вовсе пустовали, как ни странно. Назади чинно размещались шестеро великобританцев: три неопределенного возраста сухопарые дамы и их утомленные пожилые спутники – очевидные туристы-гокэ, увешанные фотоаппаратами и видеокамерами; Александрию осмотрели, теперь летят восточнее, может, до самого Ханбалыка, может, нет, просто по Ордуси путешествуют. Чуть впереди через проход прочно сидели два сильно упитанных смуглых араба в дорогих, украшенных узорочьем чалмах и халатах с теплой набивкою; пальцы их при малейшем движении множественно перемигивались и пересверкивались мимолетными цветными вспышками перстней. “Новые французские, – подумал Богдан. – Там сейчас много таких… “ Дальше – стайка молоденьких бледненьких девчат с нарисованными на щеках цветочками, с бусинками какими-то, вколотыми в носы…