Читать интересную книгу Глоссолалия - Андрей Белый

Все кипящие звуки в «tohu-wa-bohu», то есть «h-w-h» суть по-моему газы земного состава в дне первом творения земного, «пустота и безвидность» дня первого Библии есть пустота с точки зрения нашей картины земли; не пустота, а — наполненность тонкими газами; «безвидность» — безобразность и текучесть того, что в »берешит бара Элогим» (что в Начале Господь сотворил); «h-w-h» суть первейшие ткани: «h» — ткань минералов; «W» — ткань зачатков растений, животных; в «h-w-h» изливается то, что впоследствии — «k»: «h» — расплавленность «k», переливается что оплотнеет животным покровом; пока бурно носится все: в день начальный Земли, в день «harez»: содержание раскаленной Земли есть:

— tohu-wa-bohu. —

Рис. № 13

и космический образ таится в «tohu-wa-bohu» — в пустоте и безвидности, где нет отделения вод и нет внешнего света; — в кружке центра (имеющем начертание лика) — очерчено место земли и от него, точно крылья, простерты силы: то — «t»; и «ohu-wa-ohu», переливаясь, уносится; силы «b» отражают «ohu-wa-ohu»; из сложения сил отлагаются соли солей: плоть плотей (наша плоть) с заключенной в ней искрой.

Земля начинается с образа, данного мною; все звуки в земле — меж «tohu» и «bohu» оседают потом: семь дней Библии мог бы переложить в дни недели и рассказать оседание, явление трав языка; исхождение из губ окрыленных животных: орла (f), быка (b), льва (v); здесь ставлю точку: -

Голова есть Земля: чаша звуков лежит в опрокинутом виде; змея выдыхает; и можно увидеть начатки грядущей планеты, подготовляемой речью; «t» (рай) — место зелени; с губ раздадутся животные; в противоположном конце поднимаются скалы и камни; земля выдыхает Сатурн («U-h-r»); внутри — чаша моря.

70

Умение прочитывать звук — только первый намек на язык языков; и мы знаем: второе пришествие Слова — свершится.

Мы подходим к возможности: изображать звуки слова в орнаменте линий; условимся заносить все движения в полости рта, расставляя в местах звука букв соответственно линии; золотистая линия газов «с-з-ж-ш-х» от зубов до гортани проходит волнистой спиралью: спиральки для «C» (перед зубами, в зубах, за зубами) обозначат и место для «ес», и летящую форму его; в волнистую линию (шире «ес») меж губами, с достаточной точностью изобразим истечение «ве»; изобразим все звуки; для «ер» есть значок: колесо; звуки мягкие — округленные линии, а глухие — углы перерыва струй; в соответственном месте расставим же линии, соединим их: получим орнамент; то все происходит во рту.

Для простоты мы сперва отвлечемся от гласных; запомним: пейзажи слагаются в опрокинутом виде: что в мыслях вверху, то во pтy нам внизу; полость рта опрокинута.

Слово «страсть» — орнамент его см. рис. № 14.

Я беру «Серафим»; и рисую орнамент согласных.

В месте «r» — колесо; в месте «s» — три спиральки; «sr» есть перелет к звуку «ph», «rph» — линия ниспадения к «m», иль влучение эфира во влагу; картина звучаний рисует грозу: свет блестит, гром гремит — вихрь эфира влетает в животную кровь; звучание «Серафим» подымается жестом, происходящим во рту, когда мы произносим, тут, завиваясь, танцует струя; и излетая становится тонкою плотью.

Орнамент есть плоть нашей мысли.

Звук мы можем записывать в линиях, можем его танцевать, можем строить в нем образы.

Рис. № 14

71

Жесты звука слагаются: прикосновением языка и спиралью струи (расширение, сужение, скопление тока); сложение линий струи с языком — соединение тела и рук; звук «эль»: язык поднят; поверхность касается неба; ударом о небо струя переломлена; падает вниз; и отражаясь, вторично подъемлется и — наклоняяся, я опускаю вниз руки; их вновь поднимаю; звук «y»: замыкаю я руки углом; «эн» — движение легкое телом; такое же точно движение рук; жест — касание — уподобляем касанию языка верхней полости рта с обгоняющей кончик легчайшей струей; «а» — раскрытие рук.

Соединение четырех этих жестов: «Луна»; соединение жестов должно быть угадано: эвритмия в уточненьи душевных — искусство; и простота движений есть в ней.

Эликсирами жизненных токов насыщено слово.

72

Эвритмия нас учит ходить — просто, ямбом, хореем, анапестом, дактилем; учит походкою выщербить лики и ритмы провозглашаемых текстов; линии шага тут вьются узором грамматики; местоимение — линия эта; а та — есть глагол; этимология линий ветвима пестрейшею, синтаксической вязью; и оттеняемы: — категории логики звуковым изъяснением, в пожарах бессмертия — сгибы руки.

Введены основные цвета: вызывает тепло беспокоящих светочей красное; кажется — нападает на нас; нас ведет за собой голубое.

Делаю жесты ладонью к себе, образуя рукою и кистью отчетливый угол; то — значит: беру, нападаю, тревожу (жест красный); обратное есть «я даю» (голубое); между синим и красным ложатся оттенки: то — зелено, желто, оранжево.

Краска, грамматика, логика, звук зажигают сияющей, переливчатой радугой; эвритмия легка, как пушинка, светла, как заря и чиста, как алмаз.

73

Такое искусство возникло; оно обосновано Штейнером; обоснование мое — физиология: то есть — бревенчатый смысл; из страны, где сверкает она, на руках, как младенца, принес ее Штейнер; и положил перед душами смелыми, чистыми.

Приведение всех оснований искусства мимических звуков уводит нас в сторону. Малый штрих из всех доводов Штейнера — вот -

— наше тело пронизано трепетом ритмов и гармонических пульсов; то — тонкая плоть; и четвертое измерение (время) — оно; все, что было, что есть и что будет в материи здесь вечно суще; расширены во всех проявлениях жизни здесь именно: в ритме, в гармонии, в танце эфирном тела; все, что было и будет — со мною, сейчас, оживает, как памятью в памяти; фотографический снимок, момент этой памяти, наше понятие и крик звука; воспоминание о мимике старого мира есть ритм жизни мысли и ритм звукословий; мыслить — вести разговор с существом, воспоминанье о коем — понятие; в начале нам слово и мысль: но до начала еще — наша память.

Мы не мыслим: мы — помним; и мы-называем какой-нибудь термин; за термином-мрак, пустота, — Ding an sich или res (все почтенности онтологии, о которой мы путного слова сказать не умеем).

Так вспомним же? И память о памяти спит; память у нас коротка: вспомним термин; и — только.

Эвритмия, — она: рассказ в жестах о том, что есть в нас, но чего мы в себе не узнаем без вскрытия недр, освещаемых ритмами тела: эфирного тела; оно — вязь из них всех; и «гнездалище» памяти; отражение эвритмических танцев, страны жизни ритма, — движение мозга: и — носороги понятий встают; и — проходят они толстостопною поступью всех двенадцати категорий.

Выпадение ритма крови, дыхание из лада стихийной игры есть распад огнемысли на стылые звуки и тусклые лики понятий; и мыслим, и ходим, и дышим не так: мыслим вилами вместо кисти; задышим — и будто

тяжелобойные,скрежетопильные -

(В. Иванов)

— «ковачи» раздувают меха (по В. Иванову — звуки цикад, а по-моему звуки кирки о булыжник); наше вниманье вперяется в материальный процесс; звук давно пепелится (средь кресел, вина, средь томов библиотеки и сигарного мнения); перенеси мы внимание от материальных значений звучания мысли к иным, огнезвучным, определенной культурой в себе бы мы вызвали лад, зажигающий кровь и сластящий дыхание; тело истаяло б в веянье крыл, омывающих нас; глазами, движением, улыбкой сказали бы мы про опахало из веющих крыл, омывающих нас.

74

Образ, мысль — есть единство; преодолеть раздвоенье словесности — значит: преодолеть и трагедию мысли без слова; и — вспомнить, что есть память памяти или — сложение речи: творение нас и всего, в чем живем, потому что звук речи — есть память о памяти, об Аэрии, милой стране: стране детства, лилеи, крылеющем ангеле слез.

Сквозь обломки разбитой, разорванной, упадающей жизни к Аэрии приподымаю обьятия!

75

На эвритмии печать вольной ясности, смелости, трезвости, новой науки и танца; «плясун легконогий» есть тот, кто облек ходы мысли в орнаменты ритма: он есть «Заратустра».

И легконогие мысли веселой науки грядут не стопою трактатов, а роем летуний, играющих шарфами: -

— видел я их в белом зале резном: под бирюзеющим куполом, сотканным тяжким трудом и алмазной любовью; и их же я видел за тяжкой работой: стучат молотками по дубу они уж года (да, года!!); но, юнея, они изливали свой свет в чистой зыби планет.

— Может быть в то время гремели огни ураганного залпа; и падали трупы; но эти чистые руки и бирюзеющий купол, — взлетали молитвой -

— к престолу Того, Кто с печалью взирает на ужасы, бойню, потопы клевет, миллионы истерзанных трупов, замученных жизней; и — братство народов я понял: в мимическом танце.