опасный поворот и приблизился к преследуемой машине метров на сто. Оба автомобиля на чудовищной скорости друг за другом влетели в поселок. Глазам инспекторов представилась большая площадь, посреди которой стоял милицейский УАЗик. Трое пэ́псов с гаишными жезлами в руках охраняли порядок, страстно желая кого-нибудь остановить. Они, застыв в ступоре, смотрели в сторону приближавшихся возмутителей спокойствия.
Яреев включил матюгальник и заорал в микрофон:
– Стоять, сволочь! Буду стрелять!
И здесь дорогу «Мицубиси» преградила упавшая огромная ветка, отломанная у тополя ветром. Угонщик, объезжая ее, резко затормозил и принял вправо.
Яреев крикнул:
– Шанс!
Он в секунду опустил стекло, вылез из патрульки по пояс и молниеносным движением снял пистолет с предохранителя. Пэпсы, ошарашенные столь неожиданной в сельской местности картиной, повалились на асфальт, а один из них даже закатился под УАЗик.
Угонщик, объехав ветку, дал «газу». В этот момент между казаками-разбойниками расстояние не превышало пятидесяти метров. Яреев, выстрелив в воздух, опустил пистолет и быстро выпустил пять пуль в сторону заднего левого колеса «Мицубиси», после чего залез в патрульку.
– Вот черт, – сказал он. – Промазал!
Гарколин ничего на это не ответил. Он знал, что Серега стрелял прекрасно и даже одно время был в сборной команде полка по стрельбе. Непопадание в данной ситуации было простым рабочим моментом.
Через пять минут представилась следующая возможность для стрельбы, и Яреев послал еще две пули. На этот раз преследование происходило по гравийным улицам
спящего поселка, и потому патрульку трясло как телегу. Яреев заменил обойму.
Генка сообщил:
– Эта сволочь нас кругами водит. Мы уже проезжали здесь. Смотри, он может опять выехать на площадь и наступить на те же грабли. Я имею в виду лежащую на дороге ветку.
Так и получилось. Они снова вылетели на площадь и застали ту же картину, что и ранее. Трое пэпсов стояли рядом с УАЗиком и страстно желали кого-либо остановить. Только в этот раз, увидев выскочившие из-за поворота машины, милиционеры сразу же грохнулись на асфальт и закатились под УАЗик уже втроем.
Угонщик опять чуть не врубился в ветку, и Яреев от души выпалил все восемь патронов по колесам «Мицубиси». Преступник решил выбраться из поселка. Он увеличил скорость. Яреев, приглядевшись, заметил:
– В этот раз попал. Левое заднее колесо спускает.
– Это все фигня, – сказал Генка. – Автомобиль у него переднеприводный. Может ехать и на пустом заднем колесе. Правда – медленно.
– Значит, надо прострелить еще и переднее, – решил Яреев. – Ну-ка, дай мне свою запасную обойму!
– Я тебе что, угонщика гоню, или на диване сижу?! – возмутился Генка. – Сам возьми!
Яреев запустил руку в кобуру Гарколина, выудил оттуда запасной магазин и перезарядил свой пистолет.
Обстановка за эти несколько минут резко изменилась. Преступник, сообразив, что заднее левое колесо пусто, снизил скорость и теперь вилял по двухполосной дороге, не давая его обойти и зажать. Яреев выбрал момент, когда тот менял направление движения, и быстро влепил четыре пули в левое переднее колесо. С гордым видом откинувшись на спинку сиденья, он сказал Гарколину:
– Учись, сынок, пока я жив!
– Ты сначала научись баранку крутить, – усмехнувшись, ответил Генка. – Стрелять все горазды, потому что дурацкое дело нехитрое.
Где-то позади послышался рев нескольких сирен. Помощь была близка. Угонщик наконец резко затормозил на встречной полосе, выскочил из машины и сиганул в кювет. Яреев на ходу выпрыгнул туда же. Он удачно приземлился на обе ноги, тут же споткнулся и зарылся носом в щебенку, которой были отсыпаны все обочины на юге России (в отличие от дорог средней полосы, где любая обочина ассоциируется с выражением «грязь по колено»).
Причина была в туфлях. Их выдали месяц назад. Неизвестно, из кожи какого резинового животного они были сшиты, но за это короткое время разносились так, что превратились в домашние шлепанцы. В прыжке одна туфля улетела догонять угонщика, а вторая встала на ребро во время приземления.
Мимо лежавшего на обочине Яреева кто-то прошкандыбал в такой же обуви и стало ясно, что это Генка устремился на поиски преступника. Яреев, пытаясь помочь напарнику, встал на ноги и собрался было пробежаться по гравию в носках, но через несколько секунд передумал. Он застыл на месте и принялся виртуозно материться. Через две минуты вернулся Гарколин, который сообщил:
– Там река. Метров двадцать шириной. Весь берег в камыше. Эта скотина булькнула в воду – и все. Переплыл, наверное, на ту сторону. А я что, в водолазы записывался, что ли? Кстати, зачем ты стоишь раскоряченным, как корова после случки?
– Сам ты корова, – ответил Яреев. – Ты б лучше туфли мои поискал. Мало того, что морду о камни ободрал, еще не хватало ноги порезать!
Генка сходил в патрульку и вернулся с фонариком. Спустя пять минут туфли были найдены. Яреев обулся и разрядил пистолет. Магазин он вернул Гарколину, а оставшиеся четыре патрона сунул себе в карман.
– Напишу в рапорте, что выстрелил двадцать четыре. Мало ли, где эти пригодятся, – сказал он.
Во время детального осмотра задержанной машины выяснилось: прострелены два левых колеса и один из задних амортизаторов. Несколько пуль торчали в бампере и левом заднем крыле. Так что мазилой Яреева назвать было нельзя.
Подъехавшие на помощь экипажи ринулись искать дамбу, чтобы попасть на другой берег реки. Связь работала, хотя и с перебоями. Прибыл лейтенант Цапов, который в эту ночь был ответственным по роте.
Он радостно пожал руки Сереге с Генкой и сказал:
– Молодцы! Утром наш взвод будет в шоколаде! А что угонщик смылся, ну и черт с ним. Сейчас криминалисты приедут, снимут отпечатки и все будет нормально. Никуда он не денется! Тем более, что уже даже фамилия его известна!
Из рассказа Цапова выяснилось – хозяин и угонщик знакомы. Кто-то кому-то денег был должен. Они встретились у ночного магазина, мило побеседовали, после чего угонщик, дав по голове хозяину машины кастетом, забрал ключи, сел за руль и уехал. Получился чистой воды разбой.
Яреев предложил:
– Это дело надо отметить. Убитых и раненых нет – значит, на медэкспертизу нас не потащат. Гена, доставай вино, если благодаря тебе бутылки не кокнулись.
Цапов пить отказался, потому что был карьеристом и этого факта ни от кого не скрывал, а наоборот – ставил себе в заслугу. Ну а инспекторам предстояло остаток ночи посвятить бумагомаранию, чему алкоголь совсем не мешал, так как рапорты можно писать и в нетрезвом состоянии.