Читать интересную книгу Гей, на Запад! - Джим Гаррисон

Шарон повернулась к Бобу, который смотрел мутным взглядом на бар и в это время помахал какой-то паре.

— Это Сандрина со своим шишкой из Эн-би-си. Он полирует ей сапоги языком. Представляю, как это сказывается на вкусовых бугорках. Поверьте мне, вкус — это важная часть вашего будущего. Если он отказал, остальной твой сенсорный аппарат высыхает, как коровья лепешка под полуденным солнцем, где столоваться могут только червяки и личинки.

— Боб, замолчи, ради Христа. — Шарон так сильно толкнула его локтем, что только безупречное чувство равновесия в подобных ситуациях позволило ему спасти свой стакан с вином.

Пара подошла к ним.

— Сандрина де ла Редондо, это твой сосед по «Сиаму» Бурый Пес, — сказал Боб, игнорируя телевизионного начальника, с его сшитым на заказ английским костюмом, тонированными желтыми очками и очень чистыми ушами.

— Êtes-vous célibataire? — спросила Сандрина, развязно положив руку на затылок Б. П.

Он глубоким взглядом уставился в ее голый пупок, наслаждаясь ароматом майской утренней сирени.

— Это значит: «Знаменитость ли ты?» — перевел Боб.

— Это значит: «Ты холостой?» — уточнила Шарон.

— Pouvez-vous venir prendre un verre chez moi ce soir? — спросила Сандрина, проведя мизинцем у него за ухом, отчего он вздрогнул.

— Она спрашивает, не хотите ли вы с ней попозже выпить. — Шарон зевнула.

— Да. Я не против.

Б. П. подумал, что если эта женщина так сразу им заинтересовалась, с ней, наверное, что-то неладно. Интригующий вопрос — что именно? Если она хочет зеленую карту, он ей на рассвете пообещает. Он вяло помахал Сандрине, удалявшейся со своим вялым другом.

— Она хочет роль. Все хотят какую-нибудь роль. Включая меня. Я отвезу его домой. По дороге мы заедем на важную вечеринку — он познакомит меня с людьми, которые могут дать работу.

Сильными ногами, развитыми благодаря теннису или еще чему, Шарон вытолкнула Боба из их отсека. Боб только подписал счет и кинул сотенную на размякшее масло, в котором увязла одинокая муха.

Ничто пока не может быть иначе, чем есть, думал Б. П. в два часа ночи, растянувшись на своей кровати в «Сиаме». Живот, набитый как барабан, играл. Может, на ночь не стоило есть килограммовый бифштекс? По дороге домой — гулять так гулять — он купил полдюжины «гролша» за десять долларов и осаживал ужин под звуки мексиканской музыки. Ролей и рабочих мест в кино, по-видимому, меньше, чем желающих, а желающих много; впрочем, он вспомнил, что, когда посылочная служба Ю-пи-эс открывала отделение в Эсканобе, наняться хотели больше двухсот человек. Все говорили, там много льгот. Если ищешь физическую работу, этой дурацкой давки нет. Понадобились деньги — приходи с пилой, канистрой бензина, парой литров масла и пили на здоровье. Нужно жилье — на Верхнем полуострове сотни охотничьих домиков, пустят жить за ремонт. Благодаря другу Фрэнку из таверны на него всегда был спрос. Он ставил ловушки на дикобразов и рыжих белок, вредивших хижине, и выпускал их возле другой — например, возле этой парочки йогов, посмотреть, нравится ли зверькам дорогое жилье. В настоящем достаточно своих трудностей, так что с идеей будущего не очень-то и управишься. Он заметил, что оно само помаленьку приходит изо дня в день. Более важная проблема в жизни — борьба между пивом и водой. Слишком много пива, понял он по многолетнему опыту, тяжело сказывается на организме. Чета йогов объяснила ему, что Элвис Пресли мог бы и не умереть, если бы потреблял больше воды. Все его боли и наркотики — результат запоров из-за неправильного питания (чизбургеры и поджаренные сандвичи с арахисовым маслом и бананом), а главное, из-за того, что мало пил воды. Б. П. забеспокоился из-за своей любви к чизбургерам Фрэнка, и йоги прописали ему по шесть стаканов воды на чизбургер. Приходилось часто вставать и писать в холодной хижине, но, к счастью, рядом с его койкой было окно. В общем, он не презирал этих лесных яппи — сейчас, например, они бы лучше его сумели приспособиться к Лос-Анджелесу. Ему трудно было избавиться от нетерпения, хотя он провел здесь всего два дня. Но третий день обещал принести плоды, как говорят библейские люди.

Сандрина постучалась к нему в три часа ночи, сопроводив это тихим французским приветствием. У Б. П. наготове было требование, чтобы она говорила по-американски. Кроме того, он рассредоточил свои четыреста семьдесят долларов по полудюжине мест, включая оба носка с полусотенными. Кто-то сказал, что надо давать понемногу и брать понемногу — одна из смутных заповедей, на которых строится жизнь. Комната у Сандрины была очень приятная, обклеена французскими постерами, на одном — величественное ущелье с рекой на юге, где могла водиться радужная форель. Мне бы сейчас рыбу удить дома, подумал он, потому что в Мичигане было шесть утра, и он вообразил, как стелется утренний туман над его любимым бобровым прудом, где он однажды вытащил полуторакилограммовую форель с мягким желтым брюхом на искусственную муху номер шестнадцать, Адамс.

Основываясь на нелепом наряде и на том, что Боб не стал бы якшаться с незначительным человеком, Сандрина решила, что Б. П. по крайней мере рок-музыкант, не из самых известных, не с обложки «Роллинг стоуна». Когда они выкурили косяк в качестве замены спиртного, Б. П. почувствовал, что будут осложнения — такой забористой травы он еще не пробовал. Он обиделся, когда Сандрина включила телевизор, но она сказала: «У стен есть уши», объяснив, что иммиграционное ведомство сидит у нее на хвосте. Во Франции она жила в шато, но в «Amerique» вынуждена скрываться от неофашистского правительства в мотеле. Совсем отказаться от своей легенды она не могла, но главным ее мотивом было получение не зеленой карты, а тысячи долларов, которые задолжал ей Боб за сексуальные услуги. Не будет ли Б. П. настолько джентльменом, чтобы покрыть долг друга бедной девушке? «Я должен подумать», — сказал он в кулак как в микрофон. Конопляный дым уже клубился в его мозгу, и совет молодых йогов «слушай свое тело» представлялся сейчас не слишком привлекательным. У него на глазах Сандрина переоделась в более удобный наряд — мягкое полотняное платьице, доходившее до середины бедер. Говядина в животе у Б. П. забеспокоилась и стала мычать. Сандрина сняла с него шляпу и, отскочив, словно ее ткнули стрекалом, объявила, что более уродливой шевелюры на свете не найти. На его счастье, она опытный косметолог. Она отвела его в ванную, велела нагнуться над унитазом и коротко, до щетины, остригла ножницами. Ему это было безразлично, но при виде слоя волос на воде он вспомнил библейского Самсона, остриженного Далилой. Когда она спустила воду, покрытый волосами водоворот оказался похож на коровью задницу. Операция закончилась голубым ополаскивателем, и тут Б. П. вспомнил вещий сон Делмора о том, что он вернется с жуткой прической! Господи, загадочная штука жизнь. Они обнялись перед большим зеркалом в ванной, и Сандрина выпустила из заточения его конец. Он казался чужим и далеким, тычась в ее теплое полотняное платье в поисках мишени. «Non, non, поп», — шептала она, направляясь к кровати. Они улеглись по-старинному, валетом, в позиции, которую она предпочитала, по словам Боба. В наркотическом тумане ему все годилось, а эта восхитительная дева, несомненно, знала свое дело. Без глухого воздействия пива, мяса и марихуаны все кончилось бы вмиг. Мир казался темным, поэтому он открыл глаза и между двумя округлостями ягодиц увидел в телевизоре Винсента Прайса. Это был очень старый фильм ужасов с парашютами, которые не раскрывались, — подходящая метафора для его жизни. Делмор жаловался, что в современных авиалайнерах не обеспечивают парашютами. Она стукалась о его подбородок, и он чувствовал, как ее руки движутся по его икрам, щиколоткам к единственному, что на нем надето, — к носкам. Пальцы добрались до ступней, как раз когда аэроплан Винсента колыхался в облаках между ее полушариями, и она пробулькала: «Подарок для Сандрины, мерси». В момент разрядки, стащив носки и отшелушив две полусотенные, она закричала: «Ах ты дармоед!» Она вскочила со слезами на глазах и затрясла жалкими купюрами, которых он ей, в сущности, не дарил. Пока он быстро одевался, она угрожала призвать мафию — он что-то смутно слышал о мафии, но сейчас, в постнаркотической паранойе, возможным представлялся любой ущерб. До сих пор, а ему уже было сильно за сорок, он не представлял себе, что половой акт может подействовать угнетающе. Когда Б. П. натягивал брюки, она полезла за бумажником, который он предусмотрительно оставил в своей комнате, и оба снова повалились на кровать. Лежа ничком, она лягалась и притворно рыдала, а он встал и решил, что это самый прелестный зад в его жизни, и настроение у него ощутимо улучшилось. Когда он подошел к двери, взялся за ручку и кинул на Сандрину последний взгляд, она умоляюще протянула руку за добавкой наличных — ничуть не менее привлекательная, чем давешняя божественная артистка на студии. У себя в комнате он выпил полтора литра из своей ценной водяной заначки и без единой мысли уснул.