Читать интересную книгу Невиновные - Жорж Сименон

У него кольнуло в сердце. Он зарабатывал, чтобы жить безбедно. Они ни в чем не нуждались. Но очень богатым он не был.

Он еще не усвоил, что дети порой делают сравнения, которые не всегда бывают в пользу родителей.

– Ты должен был слышать о нем. Он выступает на громких процессах, недавно, например, на процессе Тарассена, обвинявшегося в похищении маленького Жюйара...

Он что-то читал об этой истории в газетах, материалы печатались под аншлагами.

– Это интересный мужчина, еще молодой, с проседью на висках, и от этого он выглядит еще соблазнительней... У него много любовниц...

– Откуда ты знаешь?

– А он не делает из этого тайны. Его жена все знает и не очень беспокоится, потому что он всегда возвращается к ней.

– А как же дети?

– Старшие этим, скорее, гордятся. Приятно ведь иметь отца, пользующегося таким успехом.

Она тут же поняла, что сморозила глупость.

– А тебе разве не лестно оттого, что почти вся элегантная публика носит твои украшения?

Она взяла его руку и крепко сжала.

– Ты шикарный мужчина, отец... Больше двух недель я у них не пробуду. Потом буду с тобой... Куда ты собираешься отправиться?

– Тебе хотелось бы на Кот-д'Азюр?

Она захлопала в ладоши.

– В Сен-Тропез?

– Нет... Там слишком шумно, и мы просто затеряемся среди публики, так непохожей на нас. Я подумываю о Поркероле.

– Никогда не была на острове...

К ним присоединился Жан-Жак, в одной рубашке с расстегнутым воротом. Уже несколько месяцев он брился каждый день.

– У вас обоих такой возбужденный вид... Вас было слышно у меня в комнате.

– Мы разговаривали о летних каникулах.

– И что же вы надумали?

– Я-то должна провести две недели у Ортанс в Сабль-д'Олоне...

– Это такая толстая девочка, у которой отец адвокат?

– Да.

– А потом?

– Отец предлагает остров Поркероль.

– Шикарно! Там можно будет заняться подводной охотой. При условии, что я сдам экзамен и по этому случаю мне подарят необходимое снаряжение.

– Я подарю тебе его.

У Селерена теперь было время наверстать упущенное. Ведь он столько лет почти не знал своих детей! На первом месте всегда была жена. Он только целовал их мимоходом и довольствовался тем, что обменивался с ними парой фраз.

– Готов поспорить, – сказал Жан-Жак сестре, – что ты уже рассказала ему о Кембридже...

– А что, нельзя?

– Лучше бы я сам это сделал... Мне прислали проспекты из десятка школ. В лучших из них существуют продвинутые курсы, так что через полгода можно сдавать экзамен при Кембриджском университете...

– Потом Штаты?

– Пока не знаю, в какой американский университет я буду поступать... Очень трудно поступить в самые знаменитые. Я бы выбрал Гарвард, но на него я не слишком рассчитываю из-за огромного конкурса. На западном побережье есть университеты Беркли и Стенфорд, которые меня тоже привлекают.

Селерен слушал сына словно из другого мира. Его мнения не спрашивали. Хорошо еще, что ставили в известность.

– Какую специальность ты выберешь?

– Конечно же, психологию и, возможно, общественные науки.

Не повлияла ли на это решение работа матери, не она ли заронила эти мысли в его голову?

– Извините, ребята, но я иду спать... Да, кстати, в воскресенье меня целый день не будет дома.

– А куда ты идешь?

Это они требовали у него отчета. Они так привыкли знать все, что он делает, что такой вопрос казался им вполне естественным.

– Иду к Брассье... Там будут еще двое или трое гостей. Они обмывают свой бассейн.

– У тебя есть возможность поплавать...

Как каждый вечер, он поцеловал их в лоб.

– Не засиживайтесь допоздна.

– Мне нужно еще немножко поработать.

– Спокойной ночи, ребятки.

Он пошел пожелать спокойной ночи Натали, которая чистила картошку.

– Доброй ночи, мсье Жорж.

И вот наступает самая тяжелая минута дня: нужно толкнуть дверь спальни, где на постели лежит только одна подушка.

В этот вечер он особенно остро почувствовал свое одиночество. Его уже не прельщала предстоящая поездка в Сен-Жан-де-Марто к супругам Брассье.

Их отношения остались сердечными, но настоящей дружбы между ними никогда не было. По сути дела, Селерен вышел из низов общества, он помнил об этом и был счастлив, что ему удалось приподняться. Большего он не желал. В чуждой ему среде он чувствовал неловко.

Его дети поднимутся на ступеньку выше. Ведь ЖанЖак говорил о Гарварде или Беркли как о чем-то само собой разумеющемся. Когда он вернется оттуда, если вообще когда-нибудь вернется, то будет уже совсем взрослым, чужим человеком, который станет с любопытством осматривать квартиру, где прошла его юность, как сам Селерен оглядывал отцовскую лачугу.

Брассье был честолюбив. Сын торговца скобяным товаром в Нанте, он порвал все связи со своим прошлым. Уверенный в себе, он и Эвелин выбрал, вероятно, за ее красоту и элегантность.

Ведь ничего другого у нее и не было. Селерен представил ее себе томно вытянувшуюся на диване, курящую сигарету и слушающую пластинку.

И все же в воскресенье утром он отправился в Рамбуйе. Жан-Жак решил целый день заниматься, поэтому обедать ему предстояло в обществе Натали, так как Марлен была у Журданов.

И тут разобщенность. Он слишком много думал об этом, а когда не думал, то неизменно возвращался мыслями к Аннет.

Белая вилла немного напоминала Эрменонвиль; стоило ему выйти из машины, как он услышал радостные возгласы.

Брассье говорил ему о трех-четырех приглашенных, а их здесь оказалось больше десятка: одни плескались в бассейне, другие сидели в расставленных кругом креслах.

– Я рад, что ты приехал. Как только все немного успокоятся, я расскажу тебе об одном проекте... Беги надевай скорее плавки...

Плавки он захватил и направился в раздевалку. Представить его гостям было непросто, так как большинство из них плавали в бассейне. Он тоже вошел в воду, но плавать умел только брассом, а почти все вокруг плавали кролем. Он стыдился своего небольшого животика, появившегося из-за недостатка физических упражнений.

Большинство приглашенных успели уже загореть, побывав на юге или в горах.

Селерен завидовал их самоуверенности. Будь то молоденькие женщины или мужчины средних лет с животами побольше, чем у него, ничего их не смущало.

Он узнал известного владельца ювелирного магазина с Елисейских полей, на которого ему случалось работать, но тот его не признал.

Почти все обращались друг к другу по имени.

– Гарри, ты на какой машине приехал?

Голоса сливались.

– Ты еще больше похорошела, Мари-Клод...

– Ах, не говори. Я тут ни при чем. Все дело рук моего массажиста...

Эвелин Брассье появилась последней. Она подошла пружинистой походкой, ее тело едва прикрывало крошечное бикини.

– Не отвлекайтесь, друзья. Здравствуйте все. Сейчас мы перейдем к светской программе.

И, ступив на трамплин, она сделала великолепный прыжок.

Для Селерена это был тягостный день. Он оказался в замкнутой среде, проникнуть в которую невозможно. Да он к этому и не стремился.

На террасе устроили бар. Один за другим гости шли одеваться. Селерен был одним из первых, потому что стеснялся своего неприлично бледного тела рядом с загорелыми телами других гостей.

– Шампанское? Сухое мартини?

Метрдотель в белой куртке и белых перчатках священнодействовал с выражением полной отрешенности на лице.

Женщины надели пестрые шорты или почти прозрачные брюки, большинство мужчин – спортивные рубашки, и только он один был в выходном костюме.

Время от времени Брассье, словно сжалившись над ним, подходил, чтобы дружески похлопать его по плечу.

– Все в порядке? Заказывай что хочешь...

А еще он представлял его кому-нибудь из проходящих мимо, и тот, обменявшись с ним формулами вежливости, удалялся.

Он улавливал обрывки разговоров. Много говорили о лошадях... Одна супружеская пара недавно вернулась с Багамских островов, а совсем молоденькая женщина с деланным смущением признавалась, что у нее только что закончился любовный роман.

Эвелин великолепно справлялась с ролью хозяйки дома. Куда только подевалась ее обычная томность! На ней были брюки с разрезами до бедер и белая рубашка, завязанная под самой грудью.

От сменяющих друг друга коктейлей и бокалов шампанского голоса зазвучали еще громче. Официант переходил от одной группы к другой, предлагая самые разные бутерброды-с икрой, с сыром, с анчоусами...

Селерен держался в стороне, он был мрачен и спрашивал себя, что он здесь делает. Он не завидовал Брассье. Не завидовал и его гостям, даже не замечавшим его присутствия.

Столовая была светлая, мебель в ней – белая, под цвет стен и длинного стола, слепящего хрусталем. У каждого прибора стояло по четыре бокала.

Официант непрестанно наполнял их различными винами, произнося их названия шепотом, так что разобрать было невозможно.