Читать интересную книгу Ненавижу школу - Зинна

Их глаза

Да, из-за них я стала учителем. Дело было так. Как-то я решила попробовать в отпуск поработать вожатой в летнем детском лагере, и там я сутками очень тесно общалась с детьми: укладывала их спать, будила, кормила, даже мыла. Так вот, там была одна девочка с ярко выраженной детской индивидуальностью. Порой она была непослушна, имела привычку делать наперекор, в общем, она всё делала по-своему, как считала нужным. Но не из гордыни или из вредности, а со всем своим детским прилежным вниманием и старанием, всё пытаясь оценить сама и во всём разобраться, а не бездумно выполнять команды и указки взрослых. Она была не в моем отряде. И вот как-то вбегает ко мне в комнату раздосадованная молодая вожатая (тогда она была учащейся какого-то педагогического колледжа) и прямо матом в адрес этой девочки, дескать, она такая гадина, такая дрянь неуправляемая и т. д. Я попыталась успокоить вожатую. Потом стала приглядываться к той девочке, чтобы узнать, какая она на самом деле. Да, она бывала упряма и своенравна, но чтобы заслужить вперемежку с матом такие слова, как «дрянь, гадина, ненавижу»?! Вообще, хоть какой-либо ребёнок-дошколёнок, пусть самый-самый распущенный, заслуживает таких слов от педагога (или от будущего педагога)??? А это между тем оказался ребёнок весьма интересный и милый: с богатой фантазией, самобытным мышлением, очень любознательный, и, как потом я увидела, очень талантливый: эта шестилетняя девочка сочиняла сказки и много рисовала. Как-то, когда все вожатые были на детской лагерной дискотеке (а девочка не любила дискотеки и пожелала остаться в своем номере), а ребёнок-то маленький — без присмотра нельзя оставить, — я выразила желание присмотреть за ней. Вот она захотела помыться, села в ванну, включила воду и стала петь песенки, а я просто сидела рядом, чтобы приглядывать за ней. А она сидит себе, мурлычит что-то под нос, такая серьёзная и в то же время забавная. Я стала разглядывать её лицо. И вот, возможно, первый раз в жизни я внимательно посмотрела ребёнку в глаза. Я заплакала: ничего более красивого и чистого я не видела в этой жизни. Я потом спрашивала себя — почему я заплакала? Может быть, сначала просто от глубокого восхищения, а затем, почувствовав, как сильно диссонирует современная жизнь (взрослый мир), полная грубости, лжи, жестокости… с прекрасным детским созданием, и мне стало грустно от мысли, что почти все дети — люди, вырастая, теряют бесследно и навсегда истинную красоту, дарованную всем и каждому от рождения: любовь и доброту, тепло и искренность во плоти. Да что там взрослые, даже дети всего на два-три года старше этой девочки и то её уже обижали (смеялись над ней, обзывали) всего лишь потому, что она была не совсем как все остальные: надевала футболку задом наперёд, любила уединение, не участвовала в детских интригах (пока ещё играх, но точной калькой со взрослых несмешных интриг и разборок, претенциозных отношений, постоянных ломаний одних перед другими, называемых успехом жизни и т. д.). А однажды она исполнила в столовой на обеде любовную серенаду мальчику из соседнего отряда, длинную такую песню, серьёзную и грустную, пока все над ней хохотали друг перед другом.

Эти глаза ребёнка — они покорили моё сердце, и я решила променять достаточно престижную и достаточно высокооплачиваемую работу на непрестижную в нашей стране и гораздо менее оплачиваемую работу учителем. И не жалею об этом ни секунды.

Госпроект «Новая школа»

На школьном педсовете директор в двух словах рапортовала о госпроекте «Новая школа» и дала учителям установку в обязательном порядке начать применение современных методов интерактивного обучения учащихся, включая подготовку и использование компьютерных презентаций, а также различных учебных мероприятий, предполагающих активное участие учащихся. Потом нам, учителям, продемонстрировали какое-то сверхдорогое оборудование для занятий по химии (дескать, вот как нашу школу щедро и современно одарили). А учитель химии не постеснялась, вышла к доске и стала рассказывать, что это сверхсовременное и дорогущее оборудование ниспосланное и дарованное школе, является неподходящим для использования на школьных уроках. Она всё это подробным образом объяснила, почему оно неудобно в использовании и затрудняет, а не облегчает и не улучшает учебный процесс. И тут из комы немого неверия в происходящее, вплоть до онемения от такой наглости, наконец, очнулась наша директриса. Спеша наверстать упущенное из-за собственного же ступора и поскорее урезонить учителя химии, она тут же обвинила её в том, что та просто недостаточно хорошо умеет пользоваться таким прекрасным профессиональным оборудованием, приведя довод о том, что есть другие школы, в которых, дескать, эти аппараты используются с большим успехом, и посоветовала отсталой учительнице съездить в те школы и поучиться у них, перенять их передовой опыт. Но оказалось, что учительница уже была с этой целью в других школах и знакомилась с их опытом и даже проходила специальную учёбу по использованию этой аппаратуры, о чём она не постеснялась тут же и ответить директору при остальном коллективе. Также она попыталась поднять вопрос того, зачем чиновники щедро раздаривают эту ненужную нам сверхдорогую аппаратуру, не спросив нас, учителей, специалистов-практиков, нужно нам это или нам это вовсе не нужно, а нужно совсем другое. А ведь стоимость этой аппаратуры включена в средства, выделяющиеся из бюджета школе, на другие нужды-то не хватает, на самый необходимый ремонт даже не хватает! Тут директор уже окончательно завернула этот разговор и переменила тему под предлогом, что у нас на педсовете ещё много вопросов и выступающих, а вопросы финансирования не в ведении школы, и нечего об этом разглагольствовать. Смотрите, как хорошо у них, начальников, всё получается: на вопросы педагога не ответила, а оскорбить, обвинив в неумении использовать учебное оборудование, успела. За этим у них, руководителей, не застоится. Кстати про ремонт: на ремонт, по словам директоров, школе не выделяется никаких средств, весь самый необходимый ремонт, чтоб штукатурка на голову детям не сыпалась, делается за счёт богатых родителей учеников школы, спонсоров. И как бы ни учились дети этих школьных спонсоров, они всегда будут получать завышенные оценки, учиться в гимназических, а не в простых классах, чтобы школа могла и впредь обращаться к родителям за финансовой помощью. А остальные дети смотрят и думают: зачем хорошо учиться, стараться, когда оценки всё равно выставляются несправедливо, не за знания.

Этот педсовет имел место быть на фоне того, как проходил месяц за месяцем моей работы в школе, где ни один человек из руководства школы, ни завхоз, никто не поинтересовался даже, есть ли у меня, вновь прибывшего педагога, какие-либо материалы для ведения уроков, ведь я и учебники выбирала и покупала сама, на свои деньги, и, отдельно, специальную учебную литературу с упражнениями, и словари, мне даже магнитофон велели самой купить, если он мне нужен для занятий (это лично мне-то нужен (?!)), для проведения аудирования, являющегося одним из основных видов деятельности по моему предмету. У меня не было не то что компьютера для подготовки новомодных презентаций, о необходимости которых было торжественно заявлено, — даже обычного кассетного магнитофона не было для элементарных занятий! И это совершенно не волнует тех людей, которые дают нам, убогим, установку модернизировать свои методики обучения и которые должны обеспечивать нам, педагогам, всю материально-техническую базу для учебного процесса. Как мы, учителя, выходим из положения? Мы вынуждены всё покупать за свой счёт либо просим родителей (чего стараемся не делать, потому что родителей достали постоянные поборы: то на бумагу, то на картриджи, то на подарки, то ещё на что-нибудь). Я как учитель получала 87 рублей в месяц на так называемую методическую литературу. До методической литературы у меня эти смешные копейки и не доходили! Их не хватало, конечно, даже на следующее: учебники, рабочие тетради к ним, аудиоматериалы, картриджи, магнитофон, канцелярию. Вы, наверное, знаете, сколько сейчас стоит литература, в том числе учебная. А ведь одним учебником учителю не обойтись: необходим целый набор различных пособий по грамматике, лексике, фонетике, чтению, аудированию. 87 рублей! За 87 рублей сейчас самой тоненькой книжонки для трёхлеток не купишь — не говоря уже о специализированной литературе. Понятно, что всё это покупалось мною за свой счёт. И так обстояло дело у всех моих коллег-учителей.

Да как можно говорить о какой-то там технике и аппаратуре, когда мы с коллегой занимались с детьми в кабинетах, в которых не было доски! В одном из этих кабинетов её вообще не было, появилась она только после того, как я попросила её у директора, и то такая маленькая (три слова напишешь — больше места нет), знаете, как те, что для рисования кружочков и стрелок на презентациях по сетевому маркетингу, только ещё и плохенькая, ну одно название, а не доска. И повесили её так, что детям было высоко, очень неудобно писать. Ой, как мы с детками намучились с ней, хоть и использовали только в крайней необходимости. А в другом кабинете была тоже маленькая и старая переносная доска (на ножках), на которой уже почти не было видно написанного и которую нужно было каждый раз вытаскивать и искать для неё место в классе, потому что это вообще был не класс, а игротека для продлёнки, и хозяйка этого кабинета не разрешала нам оставлять доску на том месте, где мы её могли приспособить, — она ей всё время мешала. Дескать, если тебе надо, достань-поставь, но и убери после себя! А доска эта и для меня, и для другой учительницы была тяжелая, еле подъёмная. Мы пару раз так потаскали, а когда написанного на ней уже вообще не стало видно, бросили эту доску. Ну не издевательство — и это в Москве, не в нищей спившейся деревне Крайнее Захолустье — без самого необходимого и всегда раньше обязательного во всех школах «нищего совка», без доски (когда даже в беднейших школах Африки в классах есть доски, причём очень большие: во всю ширину стены — сама видела)!