Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боннар засмеялся нехорошим смехом.
— Ну да… Так вот. Наш отличник Сорбонны сделал этого людоеда президентом одной долбаной африканской страны, полной всякой чудесной херни. Ну, там… нефть, руда… Раньше всем этим владел другой людоед, и мы его аккуратно поимели на выборах под флагом борьбы с коррупцией, за независимость этого славного африканского народа от грабительских межнациональных корпораций. Знакомы ли вам эти волшебные слова?
— Еще бы.
Боннар снова заквохтал пьяным смехом и погрозил Песоцкому пальцем.
— Ага-а!.. Тогда продолжаем сюжет! В процессе сотрудничества господин Дельма вошел в деловые отношения с группой перспективных людоедов и немножко разбогател на тамошних рудниках… Ближе к выборам денег они не считали.
Песоцкий был, как говорят немцы, одно большое ухо.
— Но все это — только завязка… — предупредил хозяин отеля и замотал в воздухе рукой, безуспешно вспоминая имя. Песоцкий подсказал.
— Да! Так вот, Леонард: прошло четыре года, и людоеды снова позвали господина Дельма поработать. Предложение пришлось очень кстати, потому что он только что развелся, и жена, уходя, откусила от него, на память о десяти годах совместной жизни, здоровенный кусок. Вы женаты?
Песоцкий кивнул.
— Убейте ее до развода, — попросил Боннар.
Песоцкий кивнул.
— Стало быть, новое предложение… Отлично! Наш герой потребовал предоплату, и они перевели всю сумму! Сумму я вам не скажу, и даже не пытайтесь совать свой длинный нос в чужие счета...
Боннар заговорщицки похлопал собеседника по коленке и снова значительно поднял палец.
— Но! Внимание, мой друг: поворот сюжета…
Он торопливо втянул горючее из стакана: рассказ не терпел отлагательств.
— За два дня до вылета на свои предвыборные копи господин Дельма заболевает. Влежку! Температура под сорок, озноб, волдыри по телу, полный комплект. И даже непонятно, что это, — врачи врут каждый свое. Ни о каком полете в Африку, как вы понимаете, речи нет: выжить бы. Он и выживает — в одну ночь температура рушится на четыре градуса. Ощущение такое, что вынули скелет, не можешь налить себе стакан воды. Засим у господина Дельма безо всякой химии вылезают все волосы из башки…
Человек у стойки, наклонившись, пошлепал себя по продолговатой лысине и рассмеялся тоненьким смехом:
— Вообще все!
Еще трясясь от смеха, жилистый втянул в себя новую порцию рома и посмотрел на Песоцкого горящими глазами.
— Но — про что же этот сюжет, спросите вы? А вот про что. На второй день этой напасти господин Дельма позвонил своему лучшему ученику и передал ему африканский заказ. Ученик был в теме, и он подумал: Жиль должен справиться! У людоедов все было довольно тухло — они четыре года сидели у власти и успели наворотить дел, но с той стороны работали дилетанты, и шансы были… шансы были…
Боннар замолчал.
Пустая тропическая ночь лежала вокруг. Бармен бросал заинтригованные взгляды: он не понимал по-французски. Месье сидел неподвижно, глядя сквозь бутылочный ряд на барной полке, как будто не было здесь никакого Песоцкого и разговора не было.
Он заговорил так же внезапно, как замолчал.
— Жиля зарезали прямо в аэропорту, среди бела дня. Большим ножом для разделки мяса. Он умирал двое суток в каком-то сраном лазарете, без обезболивающего, без ничего. Наши узнали обо всем только через неделю — там ничего было не понять, такое вдруг началось… Посольства эвакуировали. Военное положение, трупы на улицах, мародерство… Пропади они все пропадом, обезьяны! — крикнул Боннар.
Он подался вперед и заговорил шепотом, как будто кто-то мог их подслушивать.
— А болезнь в один день как рукой сняло. Понимаете? Проснулся господин Дельма как новенький, только лысый. Живой, посреди шестнадцатого аррондисмана Парижа… Как будто кто-то снял его с доски — как пешку, перед самой жертвой. И переставил на другую доску.
Дотлевали угли на костровище, ночь застыла на безнадежной середине. Бармен тревожно глядел из своего угла. Песоцкий молчал.
— Как вам сюжет? — осведомился Боннар. Воспаленные глаза смотрели цепко.
— Сильный сюжет, — помедлив, ответил Песоцкий. — Но не хватает еще какого-то поворота…
— А вы молодец... — усмехнулся месье. — Простите.
Он слез с табурета и отошел отлить. Вернулся на боевое дежурство у недопитого стакана, глотнул из него и сказал:
— Ладно, вот вам поворот.
...В той заварухе правящие людоеды победили людоедов из оппозиции и, сожрав их, начали озираться. И вспомнили, что политтехнолог не приехал, а, взявши деньги, прислал вместо себя какого-то мальчишку. И они решили, что он их кинул — просто решил соскочить. А может быть, даже контактировал с теми и знал о будущей резне… И они потребовали деньги назад. Политтехнолог объяснился, но ему не поверили. Да и денег уже не было: ими господин Дельма откупился от бывшей жены… ну, не только ими, но — неважно! Денег не было! Но главное: не было и господина Дельма — ни в Париже, нигде... Его сняли с доски. Он должен был умереть, и он умер. А жил и учился дышать заново совсем другой человек: некто Андрэ Боннар. Лысый, как коленка, владелец отеля у черта на куличках…
— Берите сюжет, дарю, — усмехнулся рассказчик, дав тишине повисеть в ночном воздухе. И принялся сосредоточенно ворошить лед в пустом стакане, выцеживая остатки.
Песоцкий словно в первый раз видел этого человека и не мог оторвать взгляд от тонкого нервного лица.
— Но ведь сюжет не закончен, — сказал он чуть погодя.
Месье вскинул на Песоцкого больные прозрачные глаза.
— Черт вас возьми с вашим сценарным чутьем, — учтиво проговорил он. — Да, не закончен…
Он вытряхнул на ладонь кубик льда и, закрыв глаза, поводил им по голове и лицу. Потом открыл глаза и заговорил снова.
…Через два года, когда месье Боннара наконец начала отпускать память о произошедшем, он получил на день рождения анонимную бандероль. Он не хотел открывать эту бандероль и все-таки открыл ее, потому что любопытство сильнее страха. Это была ритуальная маска — маска смерти. А Боннар в молодости ходил в африканский зал Лувра и вообще не был идиотом. Он безо всякого Лувра понял, что означает эта посылка — с одним названием страны в обратном адресе…
— Вы шутите, — сказал Песоцкий пересохшим ртом.
— Несмешная шутка для такой ночи.
— И что?..
— Как видите, — усмехнулся хозяин отеля. — Пью.
— Боже мой, — выдохнул Песоцкий.
— Гипотезу насчет бога мы с вами проверим, — ответил на это лысый господин. — Каждый в свое время. А земная жизнь точно одна. И ее не исправить этими дешевыми трюками с переменой имени…
Он замолчал, и, один за другим, вытряхнул на стойку оставшиеся кубики льда — и стал дожидаться, когда они станут цепочкой лужиц. Песоцкий как зачарованный следил за этим неизбежным превращением. И вздрогнул, снова услышав голос.
— Уже третий месяц господин Дельма разглядывает каждого приезжающего: не тот ли это, кто его наконец убьет? Особенно внимательно он разглядывает одиноких путешественников…
Песоцкий почувствовал покалывание в ступнях.
— Да-да, именно, — усмехнулся месье. — А впрочем, это может быть кто угодно. Кто-нибудь из обслуги, внезапно объявившиеся друзья… Вы их видели?
Песоцкий кивнул.
— Ну, и? Как вы думаете: кто? Смелее, вы же сценарист!
Песоцкий ничего не ответил, а только прокашлялся: голос у него сел.
Ночной собеседник сполз с барного табурета и, нетвердо ступая, прошел к погасшему костру. Постоял там, лицом в темноту, и вдруг закричал — протяжно и отчаянно. Когда он обернулся, глаза его горели подростковым огнем.
— Зато какой острой становится жизнь, Леопольд!
— Леонард, — тихо поправил Песоцкий.
Лысый махнул рукой: какая разница!
— …Каждый рассвет, каждый глоток, каждый раз, когда входишь в море или ложишься с женщиной… — Он расплылся детской улыбкой и, подойдя, обнял Песоцкого и зашептал прямо в ухо: — Я тут сплю с Мэй — длинненькая такая, в ресторане, с оттопыренными ушками… знаете?
— Официантка.
— Ага. И вот, поверите ли, с того гребаного дня меня как прорвало! Было — обычное дело, а стало — наслаждение… Ожидание смерти — хороший наркотик. Кстати! — Боннар оттолкнулся от Песоцкого. — Эта женщина, которую вы клеили утром… — Месье оттопырил губу и показал большой палец. — Должна быть сладкая ягодка. Берите ее, я вас благословляю!
Он нарисовал в воздухе неряшливый крест и сам рассмеялся.
— Благодарю за разрешение, — cухо бросил Песоцкий.
— К вашим услугам, — осклабился Боннар и начал снова карабкаться на табурет. Достигнув цели, он мерно, как детский паровозик, завозил стакан по стойке.
— Значит, реинкарнация своими силами? — уточнил Песоцкий, усмехнувшись.
- Шёл старый еврей по Новому Арбату... - Феликс Кандель - Современная проза
- Чемодан - Сергей Довлатов - Современная проза
- День опричника - Владимир Сорокин - Современная проза
- День опричника - Владимир Сорокин - Современная проза
- Надкушенное яблоко Гесперид - Анна Бялко - Современная проза