Яблоки*
На рогатинах корявых ветви грузные лежат.Гроздья яблок нависают, как гигантский виноград…Их весь день румянит солнце, обвевает ветерок,И над ними сонно вьется одуревший мотылек.А внизу скосили травы, сохнет блеск густых рядов,И встревоженные пчелы ищут, жалуясь, цветов…Сколько яблок! В темных листьях сквозь узлы тугих сетейЭти — ярче помидоров, те — лимонов золотей.Подойдешь к тяжелой ветке и, зажмуривши глаза,Дух их радостный вдыхаешь, как хмельная стрекоза…Посмотри! Из-под забора поросята влезли в сад —Приманил и их, как видно, духовитый аромат:Оглянулись вправо-влево, как бы не было беды,И накинулись гурьбою на опавшие плоды.Ходят ноги, ходят уши, ходят хвостики винтом,А взволнованная кошка притаилась за кустом…Непонятно ей и странно: разве яблоки еда?В синем небе сонно тает белоснежная гряда.И до самого забора, до лохматой бузиныГроздья яблонь расцветили тень зеленой глубины.Пахнет осенью и медом, пахнет яблочным вином.Петушок веселым басом распевает за гумном…
<<1919>> <<1921>> Кошедары«На миг забыть — и вновь ты дома…»*
На миг забыть — и вновь ты дома:До неба — тучные скирды,У риги — пыльная солома,Дымятся дальние пруды,Снижаясь, аист тянет к лугу,Мужик коленом вздел подпругу,—Все до пастушьей бороды,Увы, так горестно знакомо!И бор, замкнувший круг небес,И за болотцем плеск речонки,И голосистые девчонки,С лукошком мчащиеся в лес…Строй новых изб вдаль вывел срубы.Сады пестреют в тишине.Печеным хлебом дышат трубы,И Жучка дремлет на бревне.А там под сливой, где белеютРубахи вздернутой бока,—Смотри, под мышками алеютДва кумачовых лоскутка!Но как забыть? На облучкеТрясется ксендз с бадьей в охапке,Перед крыльцом, склонясь к луке,Гарцует стражник в желтой шапке.Литовской речи плавный стройЗвенит забытою латынью…На перекрестке за горойХристос, распластанный над синью.А там, у дремлющей опушкиКрестов немецких белый ряд:Здесь бой кипел, ревели пушки…Одни живут — другие спят.
Очнись. Нет дома — ты один:Чужая девочка сквозь тынСмеется, хлопая в ладони.В возах — раскормленные кони,Пылят коровы, мчатся овцы,Проходят с песнями литовцы —И месяц, строгий и чужой,Встает над дальнею межой…
<1922>Утром*
Если взять насос за хобот,Всхлипнет мерный скрип,В глубине раздастся ропот,Вздохи, плеск и хрип,И из темного раструбаХлынут в чан ключи:Подставляй ладони… Любо!Мойся и рычи…
Утро в двор вползло туманом.Яблони молчат.Солнце факелом румянымПодожгло весь сад.Не узнать утят весенних:Ростом с матерей,С гвалтом лезут на ступениКухонных дверей.
Щепка взвилась, как галчонок,Из-под топора.Замечтался поросенокПосреди двора…За крыльцом у мшистой будкиВсласть зевает пес.«Что? Не выспался за сутки?Стыдно? Спрятал нос?»
В огороде вянет вялоЧахлая ботва.Покосить?.. В саду у валаЕсть еще трава…Грудь в плену размахов гибких,Цокает коса,Лоб и плечи в каплях липких,Над спиной — оса.
<1922>Подарок*
Видали вы литовские, цветные пояса? Как будто вдоль овса —Средь маков васильковая струится полоса.
Я у ксендза-приятеля в июле был в гостях. Средь белых стен, как стяг,Из поясов настеганных ковер дышал в дверях.
Хозяин сузил щелочки веселых, добрых глаз: «Понравилось? Алмаз!От прихожан в день ангела. Хоть шаху напоказ!..»
В окошко к нам таращился подсолнечник дугой, На скатерти рябойШтоф сидра, мед, вареники и окорок тугой.
Смеясь, мне ксендз показывал мозоли крепких рук: «Все сам — и сад, и луг,И свиньи с поросятами, и огород, и плуг».
Мадонна в звездном венчике сияла со стены. Кот жался у спины.У сада жеребеночек звенел средь тишины.
Хозяин на прощание полез в свой сундучок: «На память, мой дружок!»И подарил мне радужный, литовский поясок.
Веселым этим поясом я очень дорожу… Сказать вам? Я скажу:Какая книга нравится, ту им и заложу.
<1922>Аисты*
В воде декламирует жаба.Спят груши вдоль лона пруда.Над шапкой зеленого грабаТопорщатся прутья гнезда.
Там аисты, милые птицы,Семейство серьезных жильцов…Торчат материнские спицыИ хохлятся спинки птенцов.
С крыльца деревенского домаСмотрю — и, как сон для меня,И грохот далекого грома,И перьев пушистых возня…
И вот… От лугов у дороги,На фоне грозы, как гонец,Летит, распластав свои ноги,С лягушкою в клюве отец.
Дождь схлынул. Замолкли перуны.На листьях — расплавленный блеск.Семейство, настроивши струны,Заводит неслыханный треск.
Трещат про лягушек, про солнце,Про листья и серенький мох,—Как будто в ведерное донцеБросают струею горох…
В тумане дороги и цели,Жестокие, черные дни…Хотя бы, хотя бы неделюПожить бы вот так, как они!
<1922>Табак*
Над жирной навозной жижейКустятся табачные листья.Подойдем вдоль грядок поближе,Оборвем порыжевшие кисти. Ишь, набухли, как рыхлые губки… Подымайте-ка, ксендз, ваши юбки!
Под крышей, над тихой верандойМы развесим листья пучкамиИ, плавно качаясь гирляндой,Они зажелтеют над нами. Такой же пейзаж янтарный Я видал на коробке сигарной.
Будем думать, что мы на Цейлоне…Впрочем, к черту Цейлон, — не надо!Вон пасется на солнечном склонеЛитовское пестрое стадо: Мчатся черные свиньи, как шавки, Конь валяется томно на травке.
Набьем табаком наши трубки.Пусть струится дымок лиловатый…Как пестры деревенские юбкиВдоль опушки у новой хаты! На закате туда мы нагрянем И душистого меду достанем.
Я поэт, а вы ксендз литовский,—Дай вам Бог и сил и здоровья!Налетает ветер чертовскийИ доносит мычанье коровье, А за дымом, вдоль склонов нагорий Колыхается сизый цикорий.
<1922>Могила в саду*
В заглохшем саду колыхаются травы.Широкие липы в медвяном цветуПодъемлют к лазури кудрявые главы,И пчелы гудят на лету. Под липой могила: Плита и чернеющий орденский крест. Даль — холм обнажила. Лесные опушки толпятся окрест.
От сердца живого, от глаз, напоенных цветеньем,К безвестным зарытым костям потянулась печаль…Кто он, лейтенант-здоровяк, навеки спеленутый тленьем,Принесший в чужие поля смертоносную сталь? Над Эльбою в замке Мать дремлет в стенах опустелых, А в траурной рамке — Два глаза лучистых и смелых…
Литовское небо дрожит от пчелиного хора.Пушистый котенок лениво прижался к щеке.Осколок снаряда торчит из земли у забора —Клуб ржавых колючек сквозь маки сквозит на песке… Вдали над оврагом Конь плугом взрывает пласты И медленным шагом Обходит густые кусты.
<1923>ЧУЖОЕ СОЛНЦЕ