Читать интересную книгу Возмущение праха - Наль Подольский

Вася бросил на меня короткий взгляд и передернул затвор, досылая первый патрон в патронник.

А она начала переходить проезжую часть, направляясь к нашей парадной. Я заставил себя отойти от окна и заняться чемоданом.

Когда я наконец защелкнул на нем замки, раздался звонок в дверь.

Не входя внутрь, она заговорила низким, с придыханием, голосом:

— Здесь очень опасно, нужно уходить. Я чувствую, я знаю.

В полумраке под капюшоном я видел только гипнотически блестящие глаза и яркие губы, и у меня возникло нестерпимое желание стащить с нее этот нелепый плащ, чтобы рассмотреть ее как следует.

— Я тоже знаю. Уже уходим. — Я направился за чемоданом и на ходу окликнул напарника: — Все, Вася. Уходим.

— Уже поздно, шеф, — отозвался он, как я успел с удовольствием отметить, без тени эмоций в интонациях, — глянь-ка сюда.

Я подошел к нему — на набережной остановился белый джип «Мицубиси», и из него не спеша, с ленцой, вылезли четыре человека. Пятый остался за рулем, а эти четверо, с оружием в руках, топтались у машины, словно чего-то ожидая.

— Стоят удобно, — деловито отметил Вася, открывая внутреннюю раму окна.

— Постой, — я бросился к письменному столу и стал лихорадочно рыться в ящике, — шухер устроить всегда успеем.

Я почти сразу нашел то, что искал, — ключ. На пятом этаже моей лестницы была дверь на чердак, и давным-давно я на всякий случай подобрал к ее замку ключ. Я не проверял эту дверь почти год, но врезные замки редко меняют, рискнуть стоило.

— Все в порядке, уходим тихо.

— Это хорошо, у них пополнение.

Я решился потратить несколько секунд, чтобы бросить взгляд за окно. Там остановилась вторая, точно такая же «Мицубиси», только синего цвета, и из нее выгружались люди, не менее симпатичные, чем из первой машины.

Захлопнув дверь, мы побежали наверх. Полина дважды наступила на полы своего плаща, и я опасался, что она может упасть, но говорить ничего не стал.

Чердачная дверь оказалась вообще не закрытой. Войдя в нее, я вставил ключ изнутри, и замок, хотя и со ржавым скрипом, заперся.

— Короткий привал, — сказал я, — послушаем, что они станут делать.

Вася извлек из кармана жевательную резинку и сунул ее в рот. Расценив это как молчаливый вопрос, я счел полезным откомментировать ситуацию:

— Там, дальше, есть второй выход, на другую лестницу. Может, и там дверь не заперта.

В знак того, что принял информацию к сведению, Вася перестал на секунду жевать, а затем возобновил это занятие в более медленном темпе.

Полина сделала несколько шагов в глубь чердака и остановилась у слухового окна, — как видно, происходящее на лестнице ее нисколько не интересовало.

Вскоре снаружи послышались голоса: ребята беседовали громко, не видя причин скрываться. Далее донеслось лязганье замка — дверь вскрывали культурно, не взламывали, и я им мысленно выставил за это плюс. Настала тишина — им даже не пришло в голову проверить верхние этажи.

— Видишь, какие умы ты хотел уничтожить, — я решил повоспитывать Васю, видя в нем потенциально будущего сотрудника.

— Да уж больно удобно стояли.

— Никогда не бей змею по кончику хвоста, от этого она только резвее прыгает вперед.

— Оно конечно, — кивнул Вася, — но ведь так удобно стояли.

Вторая дверь чердака была заперта, но мой деловитый напарник управился с ней практически мгновенно, и через несколько минут мы уже сидели в своей машине. Полина забралась на заднее сиденье и, когда я хотел разместиться рядом, почему-то энергично запротестовала, к моему удивлению вполне непринужденно обращаясь на «ты»:

— Нет, нет, садись вперед… Так будет лучше.

Впрочем, она была права: мне достался Васин автомат, а с автоматом лучше сидеть впереди. Но мне показалось, она имела в виду что-то другое.

Включив зажигание, Вася забросил в рот жевательную резинку, что означало, по-видимому, вопрос «Куда?».

Именно об этом я хотел посоветоваться с Полиной, но оказалось, ответ у нее уже готов:

— В нашу лабораторию. Сейчас это единственное безопасное место. — Полина назвала адрес уже известного мне особняка на Каменном острове.

Дождавшись согласного кивка с моей стороны, Вася резко взял с места.

— В нашу лабораторию? — обернулся я к Полине. — Какое ты имеешь к ней отношение?

— Я там работаю.

— А, вот оно что… И кем же?

— Старший научный сотрудник.

— Ты, в твоем возрасте? Ты случайно не привираешь?

Блеск ее глаз внезапно погас, и мне показалось, что там, под капюшоном, наступила ночь.

— Постарайся усвоить: я вообще никогда не вру. Тогда тебе будет легче в дальнейшем.

В ее голосе прозвучало что-то, от чего у меня пропала охота продолжать расспросы. И еще я почувствовал в ее словах непонятную скрытую угрозу. Казалось бы, мало ли что болтает бабенка, а вот поди ж ты…

Я отвернулся от нее и занялся разборкой автомата: похоже, сегодня он уже не понадобится. Покончив с этим, я завернул его в обнаружившийся на полу кусок брезента и положил вниз, под ноги.

Мы уже выбрались на Каменноостровский проспект, но застряли в пробке у светофора. Меня упорно тянуло возобновить разговор с Полиной. Перегнувшись к ней снова через спинку сиденья, я ощутил жгучее желание увидеть ее без этого проклятого плаща и почувствовал, что она понимает меня.

— А там, в лаборатории… гм… не удивятся нашему появлению?

— Там сейчас никого нет. Это во-вторых. А во-первых — не удивятся.

— Как ты меня нашла?

— После сеанса рекомбинации между пациентом и донором устанавливается прямая биологическая связь…

— После сеанса… чего?

— Рекомбинации. Процедура, которой я подверглась при твоем участии, весьма сложна. Но важнейший ее результат с биологической точки зрения — перегруппировка атомов и молекул в клетках организма. Поэтому все в целом чисто условно мы называем рекомбинацией. Ее побочный результат — тесная связь между пациентом и донором. Сегодня весь день я знала, что ты чувствуешь, что видишь, говоришь, даже думаешь.

— Черт побери… по-моему, это уж слишком.

— Не пугайся, — она засмеялась, и я ощутил вибрацию ее низкого голоса как ласкающие прикосновения к моей коже, — этот эффект затухает быстро, через несколько дней исчезнет полностью… хотя какая-то связь останется надолго, тут уж ничего не поделаешь.

Я плохо понимал ее объяснения, потому что воспринимал ее голос как некую чувственную возбуждающую среду, в которую успел погрузиться полностью, и не мог осмысливать ее речь как источник логической информации. Каким-то периферийным уголком сознания я отметил, что мы давно уже выбрались из пробки и въехали на Каменный остров.

— Мне не очень понятно… — я с трудом подбирал слова, — то, что ты говоришь…

— Не пытайся понять все сразу, постепенно поймешь… если захочешь. — Она явно осознавала, какое действие производит на меня ее голос, и старалась его, это действие, изо всех сил сдержать. — Потерпи, возьми себя в руки, — добавила она чуть слышно, и, хотя интимность этой реплики вызвала ощущение прямого физического контакта, мне удалось восстановить адекватность реакций на внешние обстоятельства.

Мы вышли из машины у входа в лабораторию, и свежий воздух слегка отрезвил меня, хотя чувства полной реальности происходящего не возникло. Я поблагодарил напарника и отпустил его, дав понять, что совместная работа в будущем — дело решенное.

Из кустов выплыл Горилла и безразличным взглядом круглых собачьих глаз показал, что узнал и признал меня.

В лаборатории было пусто и полутемно — высокие узкие окна, затененные деревьями, давали мало света.

— Ты когда-нибудь снимешь твой дурацкий плащ? — Я коснулся ее рукава и почувствовал что-то вроде слабого удара электричеством.

— С-с-сниму, — ответила она заикаясь, будто ее бил озноб.

Мои пальцы мертвой хваткой сжали материю рукава, и в меня вливалось злое желание сейчас же, здесь, у входной двери, сорвать с нее это ненавистное одеяние, вернее даже не сорвать, а разодрать на клочья прямо на ней.

Она рванулась в сторону и отлетела, словно ее отнесло ветром, от меня метра на два.

— Поднимайся наверх, — она указала жестом на винтовую лестницу в углу, которую я вчера не заметил, — мне нужно кое-что взять отсюда. — Она подошла к стеклянному шкафу и стала перебирать шприцы и коробки с ампулами. — Я же сказала: иди, — не оборачиваясь, добавила она без нажима, ровным голосом, заставившим, однако, меня направиться к лестнице.

Поднявшись, я очутился в узком коридоре, где имелось четыре двери. Одна была заперта, вторая вела в душевую, третья — в помещение, заваленное лабораторным оборудованием, за четвертой обнаружилась жилая комната.

Оставив открытой дверь и включив свет, я стал осматриваться. Широкая тахта, ковер на полу, заваленный книгами письменный стол, книжный шкаф и туалетный столик с большим зеркалом, занавешенным небрежно наброшенной яркой тканью, — хотя все это и напоминало странный коктейль из женской спальни, гостиничного номера и ученого кабинета, тут было довольно уютно. Над столом висел портрет того же дряхлого старичка с придурковатой улыбкой, что и в кабинете профессора, и чем-то он меня раздражал.