пожелаете? — она нависла над столом как туча, уперев свои большие кулаки в бока и, судя по расплывшимся в стороны щёкам и превратившимся в щёлочки глазам, улыбалась.
— Привет, красавица! — прогремел на всю таверну бас Вили.
Она на это хрюкнула, что, наверное, было смешком в её оригинальном исполнении. Аск отвернулся, якобы глазея на жирные пятна на стене, тщательно скрывая то ли удивление, то ли отвращение. Здоровяк же ухватил рыжую толстуху за локоть, жадно обозревая её безразмерные прелести.
— А что рано пришли, так не по своей воле, без работы сегодня. Принеси-ка нам по кружечке доброго эля, по тарелке вашего знаменитого жаркого с картофелем, да немного хлеба. Ух, и тебя бы слопал сегодня на завтрак, так проголодался! — фирменный хохот Вили заполнил собой всю таверну, заставив дочку хозяина покраснеть.
Папаша рыжей «красавицы», скучавший на табурете у кухонной двери, также покраснел, но явно не от смущения. Был он таких же невменяемых размеров, как и всё их семейство, но черняв и этим выделялся на общем фоне. Шутники не переставали поддевать толстяка по этому поводу, а он уже привык и даже перестал огрызаться в ответ.
— Эль сейчас принесу и самый что ни есть добрый, а жаркое придётся подождать, ещё готовится, — и «красавица» в украшенном жирными пятнами, огромном, сером платье, поплыла в кухню.
Отец что-то пробурчал ей вслед, одарив самого весельчака крайне подозрительным и явно недобрым взглядом. За всё то время, что Аск бывал здесь, он так и не смог привыкнуть ни к грязи, ни к особенностям Вили, ни тем более к семейке Эммы. Каждое новое посещение таверны вызывало у него бурю эмоций. Вот и сейчас его распирало поделиться.
— Вили, эй, только не говори, что слухи о вас с Эммой правда, я этого не вынесу, — глянул он уже с плохо скрываемой иронией на толстяка.
— Эх, ничего то вы все не понимаете в жизни, поэтому и не видать вам доброго эля из бочонка получше. Так и будете как некто, — тут он недвусмысленно посмотрел на Аска, — сохнуть по дочери булочника и рукоблудить, идя прямой дорогой на тёмный берег к Виру.
При этом здоровяк как обычно открыто улыбался всем своим огромным ртом, словно ничто на свете не могло его опечалить. Меж тем со второго этажа спустились позавтракать двое торговцев, а может наёмников, уж не понять было по их виду. Такие вполне могли оказаться и разбойниками, но не пойман, как говорится, не вор. Эмма тут же вышла из кухни и покатилась к новым клиентам. Вили нагло глазел на свою избранницу.
— Уж лучше рукоблудить, мечтая о такой красотке как Лидия и в лапы к Виру, чем страдать прямо здесь в объятьях рыжей Эммы, — рассмеялся Аск. — А грехов и у тебя столько, что светлого берега, завещанного праведникам, тебе всё равно не видать.
Он, в отличие от здоровяка, говорил негромко, не желая ненароком разобидеть семейство рыжей «красавицы». Как и остальные, он не знал было ли что-то у Вили с Эммой на самом деле, но слухи ходили вероятно неспроста. У самого Аска до сих пор не было любовных отношений в городе. Хотя утехи плоти будоражили молодую кровь, и если бы не Лидия, он давно бы сорвался. Возможностей ведь было предостаточно везде и всюду. Можно было соблазниться замужней грешницей или немолодой, скучающей вдовой, купить задёшево ласки потерянной у стены, или даже увлечь девушку подобную Эмме, с риском стать частью её семейки. Кроме того, ласки блудниц в доме греха торговца Оту были доступны каждому, но стоили недёшево, особенно для простого работяги. Однако делать это с замужней Аск считал большим грехом, а он хоть и не особо переживал по заветам богов, лишний раз гневить Сета не желал. Да и в случае праведной мести ревнивого мужа, можно было запросто оказаться на тёмной стороне. Блудницы Оту были ему не по карману, а об утехах у стены он забыл, как только увидел, что стало с одним из работяг, проклятым за это богами страшной болезнью, пред которой и лекарь оказался бессилен. Вариант Вили так или иначе закончится свадьбой, а иметь некрасивую, а главное нелюбимую жену, да ещё зная о находившейся совсем рядом прекрасной Лидии, было для него равносильно смерти.
Лидия, светловолосая, голубоглазая красавица, в которую он был до безумия влюблён, была особой болью Аска. Для того, чтобы понять насколько она была прекрасна, нужно испытать на себе страстную, испепеляющую силу настоящей любви. А Аск был абсолютно уверен в том, что это его самая что ни на есть настоящая и единственная любовь. Конечно другие не видели в ней ничего особенного, а некоторые даже считали молодой да ранней вертихвосткой. Для многих она была просто милой, для других и вовсе некрасивой. Для Аска же она была богиней среди людей и не меньше. Она жила в прекрасном доме, в северной части города, рядом с другими состоятельными горожанами. Её отец совсем недавно был принят городским советом в круг достойных горожан города Рица, чему он был крайне рад и даже отпраздновал с размахом сие событие в «Звезде». Теперь он заимел герб и звался Сорэ да Кур, а Лидия стала госпожой Лидией да Кур. Им уже не приходилось работать в своей булочной, помогали слуги. После этого Аск потерял вообще всякую надежду. Лидия, и без того задиравшая свой милый носик в небеса, вовсе перестала его замечать. Конечно же, теперь разодетые и холёные франты, из сыновей достойных горожан, были её кругом общения, а продолжать водится, как это ещё было совсем недавно, с простыми работягами, ей стало не с руки.
«Вот бы враз разбогатеть и засыпать её подарками, так чтоб до макушки, самым дорогим что продавали в лавках и о чём девушки только мечтали! — часто погружался в сладкие грёзы Аск. — Тогда уж она б меня точно заметила».
А в реалиях, напросившись мастеру-кузнецу в подмастерья, тут же сдался. Всё потому, что быстро понял, как тяжко придётся в духоте, целыми днями, махать молотом многие годы, прежде чем станет только лишь учеником. До мастера же, чтоб ковать латы да оружие разное за достойную плату, неизвестно сколько лет понадобится. Может и жизни не хватит на это. Детям мастеров было проще, ведь родители желали как можно скорее передать им своё ремесло. Чужакам