Читать интересную книгу Золотое сечение Иуды - Валерий Ламзов

– Так дальше-то что же было? – остановил Иуду Ванин. Ему не терпелось узнать продолжение.

– Дальше я ему говорю: «Ткни в меня, пожалуйста, рукой. Да посильней. Не бойся». Он не раздумывая, с силой толкает меня в грудь. А нет ничего. Он, конечно, оторопел. Удивлен, стал тыкать в меня и слева, и справа, и прямо, и даже руки во мне соединять, как бы внутри меня. Проверяет, есть я или нет меня. «Что это? – спрашивает он меня изумленно, с ужасом на лице. – Я ничего не понимаю». «Ни что, – говорю я ему, – а кто». «А кто ты?» – спрашивает он меня, совсем одураченный. Смотрю, а от хмеля у него ничего не осталось. «Я, – говорю ему, – я есть апостол Иуда из Кариот». «Это тот самый?» – спрашивает он, оборачиваясь на пустое место на картине, где должен находиться я. Смотрю, он хватает в руки карандаш и сходу начинает на бумаге делать с меня набросок. Естественно, я его остановил: «Еще успеешь», – говорю. Он смотрит на меня вопрошающим взглядом, полным любопытства и смятения, как бы понять хочет, наваждение это, вызванное вином, или реальность. Повторяю ему: «Я – апостол Иуда из Кариот. Меня прислал Он, уберечь душу твою от греха и на путь праведный поставить. Святое дело надлежит делать с чистыми помыслами и просветленной душой. Иначе, добра от такого дела не жди». «Да что Вы такое говорите, господин Иуда. Вас самого изгнали из учеников Иисуса». «Нет, – отвечаю ему, – милейший. Где ты читал, что мессия меня изгнал из учеников своих? Иисус этого никогда не делал. Изгнать мог только Он. Ты посмотри на творенье свое незаконченное. Ты меня сам хочешь посадить вместе с Иисусом за одним столом как равного среди равных. Этого никто раньше так не изображал. Твоей рукой правит божественное провидение, а ты этого не ценишь. Считаешь себя обделенным, недооцененным, великим и незамеченным. Гордыня твоя – это болезнь и печаль души твоей, которые ты пытаешься излечить вином, тем самым усугубляя участь свою, двигаясь по пути греха на встречу с дьяволом». Иуда замолк.

Ванин его слушал, затаив дыхание, и Иуда продолжил свой рассказ.

– Видимо, я чрезмерно проникновенно произнес свою речь. Леонардо рухнул передо мной на колени, обнял меня за ноги и как зарыдает, жалостливо так: «Прости ты меня, Иуда, – говорит. – Прав ты. Гордыня моя давно живет во мне. Она от безродности и сиротства моего. Матери своей никогда не видел. Отец из дома сослал на учебу от страха, что в меня бес вселился. Любви ближних своих я никогда не знал. Промысел мой лишь в моем таланте и умении. Знаю, что много могу делать лучше других. И счастье, и радость испытываю только от того, что сам создаю. Другой радости в жизни я не знаю». Успокоил я его с большим трудом, – продолжал Иуда. – И говорю после всего им сказанного: «Дар, которым ты обладаешь, Леонардо, это божий дар. Он дал, Он и заберет, когда время придет. Не гневи бога, не испытывай судьбу свою без надобности. Делай, что должен, а счастье и любовь тебя найдут. Господь, – говорю ему, – тебя любит». «Правда?» – спрашивает он меня недоверчиво, боязливо. Что говорить, натура творческая – всегда ранимая. «Правда, – отвечаю ему. – Вот видишь, меня прислал тебе на помощь. А то вишь, чего надумал: Его и меня, Иуду из Кариот, с какого-то забулдыги рисовать. И кстати, ничего общего, ни малейшего портретного сходства не было». «Простите, – говорит, – бес попутал». Тут я ему и сказал все, что думаю: «Вот ты говоришь, бес попутал, а это совсем не так. Вы, люди, с легкостью почему-то прощаете себе маленькие шалости, мелкие грешки. Со временем это становится привычкой и доводит до большого греха. Запомни, друг мой, дьявол живет в мелочах, постоянно накапливаясь до критической массы, а когда происходит взрыв греха, когда жизнь в грехе становится невыносимой, вы обращаетесь к Богу. Помоги, мол. Это хорошо, если ума хватает к Богу обратиться. А то ведь бывает и не к нему». В общем, как я понимаю, мы с Леонардо в ту ночь понравились друг другу. Он меня усадил поближе к лампе и начал работать. К утру мое изображение было готово. Посмотри, похож? – спросил он Ванина.

– Один в один, – воскликнул Сергей Арнольдович голосом, полным восторга. – По этой истории можно фильм снимать. Удивительно интересно, – сказал он.

– Вот теперь Вы знаете, уважаемый Сергей, что один из апостолов, и никто иной как сам Иуда из Кариот, единственный из участников события, имеющего вселенское значение для всего христианского мира, написан с натуры, с оригинала, можно сказать.

– Это потрясающе, – воскликнул Ванин, вновь подойдя к камину и подбросив в него дров. – Вроде уже не холодно? – поинтересовался Сергей Арнольдович.

– Да, хорошо, – согласился Иуда. – Давно мне не было так уютно. Может, еще по рюмашке пропустим, а?

– Я только «за», – согласился Ванин. – В моем нынешнем положении это единственный способ не сойти с ума.

– Ну тогда за здоровье, – предложил Иуда. И они с удовольствием выпили. – Но это еще не все, – продолжал свой рассказ Иуда. – Как вы, наверное, читали, над «Тайной вечерей» он работал около года. Может немного больше. Он очень спешил, но на стене писать красками намного сложнее. Главным образом из-за того, что очень трудно саму стену подготовить. Технология непростая и, главное, требует много времени. Леонардо еще до нашей встречи решил ускорить процесс. Много экспериментировал с красками, с составом грунтовки, с самой технологией подготовки стены к работе, даже создал машину для ее просушки. Уж очень ему хотелось удивить этот мир и сделать работу побыстрей.

Приди я к нему пораньше, возможно у картины не было бы такой печальной участи. Но как бы грех не был глубоко спрятан, он обязательно вылезет наружу.

Уже в 1517 году краски с картины начали осыпаться, а в 1652 году в стене, на которой написана картина, прорубили дверь, вернее дверной проем, как раз в том месте, где находились ноги Иисуса Христа. На первоначальном изображении Иисуса Леонардо показал их так, будто они прибиты к кресту. Однако после восстановления стены их сделали совсем по-другому. Иуда показал рукой под столом: «Вот как здесь, видите? Они просто стоят на полу».

– Как же можно было так глумиться над шедевром? – возмутился Сергей Арнольдович.

– Что поделать, – отвечал ему Иуда. – Служители бога, как это часто бывает, тоже люди. Однако картина продолжала разрушаться. В 1726 году была предпринята первая попытка сделать реставрацию. И никакого толка не было. Создавалось впечатление, что картина сама не хотела жить. Я в этом убедился в 1796 году, когда войска этого коротышки Наполеона Бонапарта захватили Милан. Они использовали трапезную монастыря как оружейный склад. Уж они-то поиздевались над «Тайной вечерей». Бросали в нее камнями, стреляли из пистолетов и ружей, выкалывали глаза апостолам. Меня вообще было не узнать. Бесчинствовали, как хотели. И никто не остановил.

Несчастья преследуют это великое творение Леонардо с ее самого зарождения и по сей день.

– И даже Вы не можете ее спасти? – поинтересовался Ванин.

– Нет, это выше моих сил, – сказал, как отрезал, Иуда. – Вы скоро поймете почему. Но как ни странно картина больше страдала не от вандализма, а от элементарной сырости. Теперь Вы понимаете, почему я так обрадовался, когда копию этого великого полотна Вы сделали над камином.

– Как от сырости? – спросил Ванин. – Разве стена была старой и сырой?

– В том-то и дело, что трапезная, где находилась картина, была абсолютно сухой, и о зарождении сырости, тем более плесени, не могло быть и речи. Но она сырела, утрачивая все былое, все больше и больше. И все сильнее теряла свой первоначальный вид. Уже гораздо позже, после смерти Леонардо, мне говорили, что картину погубила та самая гордыня, о которой мы с вами беседовали. Очень ему хотелось удивить весь мир, и он спешил, и неправильно обработал стену. Была допущена какая-то ошибка. Мир, конечно, он удивил, но оригинал утратил свой первоначальный облик. И как мне кажется, сам Леонардо считал ее порчу карой божьей. Он мне об этом говорил сам, но тогда я не предал его словам особого значения.

Но однажды мы с ним оказались на земле обетованной в Вифлееме. Он меня все время спрашивает: «Скажи мне, Иуда, а Иисус похож на самого себя на моей картине?». Леонардо не догадывался, что я знал тайную сторону его вопроса. И потому после написания этой картины, вернее будет сказать, после встречи со мной, он отпустил огромную пышную бороду и шевелюру. А я ему отвечаю: «Какой ответ ты желаешь от меня получить, уважаемый Леонардо?» «Хороший», – говорит он. «А хочешь, я тебе отвечу правильно?» «Нет, – говорит он, – не хочу».

– Почему же? – заинтересовался Сергей Арнольдович. – Здесь, наверное, есть какая-то тайна?