Это из его показаний 1930 года.
Другой человек:
«Я был мобилизован в белобандитский отряд полковника Сенина. В нем было много моих односельчан, в том числе и Свиридов Николай Семенович. Отряд полковника Сенина, в том числе и Свиридов Николай Семенович, принимал активное участие в ликвидации отряда Кривошлыкова и Подтелкова. Сотня, в которой находился и я, была направлена в хутор Орлов с целью задержания при встрече с красногвардейским отрядом. Однако нам не пришлось столкнуться с отрядом Кривошлыкова и Подтелкова, так как он был разоружен другой сотней казаков. Припоминаю, что, когда мы пришли на хутор Пономарев, кривошлыковцы и подтелковцы уже были разоружены и посажены в каморы. Наш командир, сотник Попов, как только мы приехали в Пономарев, обратился к полковнику Сенину с вопросом: «Нужна ли его сотня в Пономареве», на что получил ответ: «Без вас справились. Вы можете уезжать на охрану имения Кузнецова». Спустя час мы уехали обратно, что было в хуторе Пономареве, не знаю, за давностью лет не припоминаю.
Когда вернулся весь костяк белоказаков Сенина, мне рассказывали казаки, что весь отряд красногвардейцев по повелению (?) военно-полевого суда расстрелян, а Кривошлыков и Подтелков повешены.
Мне Свиридов Николай в личной со мной беседе хвастался, говоря: «Ну что же, я человек семь сам расстреливал». На что я сказал так: «Дурак! Зачем же ты их расстреливал?»
Он ответил: «Я бы отца не пожалел, если бы он стоял на дороге». На мой вопрос, кто его назначил расстреливать казаков, он ответил: «Никто, я лично сам, добровольно участвовал в расстрелах».
Расстрел всех остальных станиц и хуторов. Среди них был и представитель нашего хутора Степанов Даниил (ныне находится в Соловецких лагерях). Кто остальные участники расстрела, я не знаю, но припоминаю, что среди участников был казак по кличке Кадет, по имени, кажется, Николай.
Откуда он происходит родом и как его фамилия, я не знаю».
Еще:
«Мне известно следующее: отряд Кривошлыкова и Подтелкова сложил оружие, предварительно договорившись о том, что их отпустят. Но все участники были переарестованы и посажены под арест в лавку местного богатея. Всю ночь заседал полевой казачий суд под предводительством офицера Попова. … дня все участники отряда были расстреляны на Пономаревском кладбище, а руководители отряда Подтелков и Кривошлыков повешены. В момент расстрела все еще находилось много народу из хуторов, прилегающих к хутору Пономарев, в том числе и я. Таким образом я наблюдал за ходом расстрела красногвардейцев, в том числе и за своим сыном, который был расстрелян с третьей партией. Расстрел производили добровольцы – казаки из разных хуторов и станиц. В общей сложности расстрел производили 17 палачей. В числе которых мне помнится Кудряшов из хутора Попова (неизвестно, где скрывается), Болдырев Александр из хутора Пономарева (расстрелян при Советской власти за участие в бандитизме), Агапов Павел Петрович из хутора Пономарева (осужден за контрреволюционную деятельность в 1930 году и …неизвестно), Свиридов Николай Семенович из хутора Евлантьева Боковского, личности которого я не знаю, но в хуторе Пономаревом говорили о том, что в расстрелах принимал участие молодой казак из хутора Евлантьева Свиридов Николай, который якобы сейчас служит командиром в Красной Армии.
…Несколько месяцев тому назад мне говорила гражданка Рожкова Мария Яковлевна. Мы с нею собирались подать заявление начальнику РО НКВД.
На моих глазах был так расстрелян мой сын Михаил, красногвардеец отряда Кривошлыкова – Подтелкова. А руководителей отряда повесили на специально приготовленной виселице последними после расстрелов. Повешение производили два человека, которые были повязаны башлыками с отверстиями для глаз. Этих людей я не знаю, кто они, это так и осталось не выяснено до настоящего времени.
Присутствовавшие невольные граждане некоторые расстрел воспринимали как должное и даже смеялись, а другие этого не выносили и падали в обморок.
Всего расстреляно 85 человек, остались в живых 2 человека, случайно спасенных добрыми людьми. Один из них по фамилии Журавлев в данное время живет в станице Киевской. Больше по настоящему делу сказать ничего не могу. Записано с моих слов верно и мною прочитано».
* * *
Николай Семенович решил, что так лучше. Раз он не навоевался в мировую войну (его биография тут допускает разное толкование, с одной стороны, он как бы числится младшим урядником и участником войны, но есть замечания, что он не мог получить это звание без окончания учебной команды, а это по ряду причин не было возможным), то мог ощутить неизбытую жажду славы. Возможно было получить звание за подвиги в боях, но об этом ничего не известно. Но при формировании 33-го полка он туда зачисляется рядовым казаком. Если бы он закончил учебную команду или получил лычки за храбрость – разве б его дядя, командовавший сотней, в которой служил Николай, стал бы утеснять племянника?
Впрочем, Николай Семенович изрядно подправил свою биографию, поэтому сложно сказать, это ретушь или действительность?
И тут его в первый раз (но не в последний) подвело чутье. И серьезно подвело. Палач иногда нужен. Вот только его не любят, даже те, кто понимает, что он необходим. Добровольные палачи – совсем не в цене.
Австрийский фельдмаршал Гайнау за казнь тринадцати пленных венгерских генералов стал ненавидим не только в венгерских землях, что понятно, но и в Европе. Когда он путешествовал, то подвергался оскорблениям. За нанесенные венграм поражения на поле боя его бы так не ненавидели и презирали. Мог ли об этом узнать Николай Семенович? Вообще, шанс такой был, если бы он пересекся с энциклопедическими словарями и прочел у Брокгауза: «И в Италии, и в Венгрии он действовал с возмутительною жестокостью, чем и объясняется взрыв негодования, которым он был встречен при посещении, несколько лет спустя, одной из лондонских фабрик».
Или вот это:
«…известен жестокостью и казнями в Пеште».
Так что даже в случае победы той силы, ради которой он стал палачом, причем добровольным, он мог сильно подпортить свою репутацию.
Впереди была Гражданская война, где крови хватало, не только на полях сражений, но и вне их. Но казнь отряда Подтелкова и Кривошлыкова не забылась – больно неординарное было событие.
И в 1927 году вспомнили (очередной раз) про то, что известный рубака Харлампий Ермаков тоже приложил усилия к ликвидации Подтелкова и Кривошлыкова. Перед этим, в 1925 году его уже привлекали к ответственности за восстание 1919 года, но сочли нужным освободить. За 1918 год – не сочли.
А тут еще писатель Шолохов написал о казаках роман «Тихий Дон», и часть, повествующая о событиях и казни отряда Подтелкова, была издана приблизительно в 1929 году.
А Николай Семенович к тому времени уже «подправил» биографию, изъяв в послужном списке упоминания о службе белым. При невнимательном чтении, конечно, это давало преимущество, устраняя темное пятно в биографии, но когда что-то всплывало, то легко было подумать: «А о чем еще скрывает он? Неужели только о том, что какого-то красного в поле зарубил, а другого застрелил?»
И могут разверзнуться бездны.
И придут оттуда тени убитых проводить правеж живых. Еще живых, скажем, так.
В том числе и к Николаю Свиридову – за то, что вообще мог к расстрелу руку не прикладывать, но проявил усердие. И за дополнительное чрезъестественное усердие – для расстрела отобрано 17 палачей, а нужно было расстрелять 85 человек, то есть по пятерых на каждого. А Николай Семенович хвастался, что застрелил семерых. Число расстрелянных в разных показаниях немного различается, но это не ошибки автора.
* * *
Время шло, перспектива краха белого дела становилась все более ощутимой, пока и до Николая Семеновича не дошло, что пора менять стяг.
Благо это можно было сделать с небольшими сложностями. Бывших белых казаков на службу в Красную Армию брали. Потом они попали на врангелевский фронт, на польский фронт, на подавление повстанческого движения на Украине.