он на замке, все ставни тоже заперты, не попасть. Я к соседям. Жила неподалеку у нас тетя Аяна, она меня всегда привечала, добрая тетка была, не зря такое имя носила. У эвенков «Аяна» значит – «добрая». У нее дети с внуками тоже из деревни давно уехали, она одна свой век доживала. Я как в дом ее зашла, она меня кинулась обнимать, потом шапку с меня снимает, а у самой глаза на лоб лезут. Увидала меня всю седую, в семь-то лет. Тетя Аяна меня к себе приняла, к лекарскому делу понемногу приобщала, рассказывала, какая трава от какой хвори. И охотиться научила, по-их, по-эвенкийски, с луком и силками. А потом и ее не стало. Врачеванием я занялась. Ко мне со всей округи приходили, а к лежачим я и сама ездила. Потом и магазин открылся, продавца туда надо было. Я вызвалась. Такая у меня история.
Александра повернулась на спину и открыла глаза. В дрожащем свете костерка ее профиль был похож на мраморный. Ее красота никак не вязалась с теми испытаниями, которые пришлось перенести этой женщине.
– Как вы пережили все это? – до сих пор, не осмыслив услышанное, спросил Никита.
– Нормально пережила, – совершенно спокойно ответила Александра. – Обо мне заботились, научили делу, оставили кров над головой. За все это я очень благодарна судьбе.
– Но ведь вы живете в этой глуши, одна, без семьи. Неужели никогда не хотелось уехать в другое место, в большой город?
– Никогда. Что мне там делать? Травами людей врачевать? Да брось, никому я там не нужна. Зато здесь сгодилась. Где родился, там и пригодился, знаешь такую поговорку?
Никита кивнул.
– И вам нравится тут жить? Так далеко от остального мира?
– Конечно, нравится. Если человеку что-то не нравится, он берет и делает что-то по-другому. А если сидит сиднем и только скулит, как все кругом плохо, значит, это ему и нужно. А мне здесь хорошо, я тут нужна.
«Как же она права, – подумал Никита, – во всем права, до последнего слова». Потом добавил:
– Может, на другом месте и возможностей было бы больше. Ваши родители же тоже за новыми возможностями уехали.
– И ты помнишь, чем все закончилось, – ответила она. – Не место человека делает, омолги. Люди едут толпами в большие города, думая, что там их ждут не дождутся, что, как только переедут, так сразу все само собой наладится. Но только вот в другое место ты себя с собой везешь, и, если у тебя с собой неладно, значит тебе везде тоска будет. Везде можно жить хорошо, и везде можно жить плохо. Это только от тебя самого зависит.
Никита чуть помедлил, собираясь с духом, и спросил:
– А если я вам предложу со мной поехать в Москву, вы согласитесь?
Александра повернула к нему лицо, внимательно посмотрела на него и тихо, но без тени грусти ответила:
– Нет.
Она снова закрыла глаза. Никита еще долго не мог уснуть, лежал, уставившись в потолок снежной пещеры, и прокручивал в голове историю самой красивой женщины, которую он когда-либо встречал.
Глава 13. Путь
К утру снегопад поутих.
Когда Никита проснулся, Александры рядом не оказалось, как и ее сумки. Он выполз из укрытия и огляделся. Его окружало белое безмолвие. Снега навалило по колено, но от входа в снежную пещеру вела цепочка следов. Никита пошел по ним и через несколько метров увидел женщину. Она сидела, склонившись над чем-то. Услышав звук шагов, она обернулась и поздоровалась с Никитой. Он улыбнулся в ответ.
– Это силки? – спросил он, приблизившись и увидев, как Александра собирает мудреную конструкцию из нескольких палок.
– Угу, – отвечала она, не отрываясь от своего занятия.
– Кого вы хотите поймать?
– Кому меньше повезет, тот и поймается.
Она поднялась, критическим взглядом осмотрев конструкцию, и вздохнула:
– Давно не ставила, худые получились.
Она зашагала прочь, в противоположном направлении от их вчерашнего укрытия. Никита побрел за ней. Он старался попадать след в след, чтобы не провалиться в глубокие сугробы. Шли молча. После вчерашнего, обоим было над чем подумать.
Никита терзался: в этой таежной глуши остаться он не мог, нужно было возвращаться в Москву. Но вчера он уже сказал Александре, что хочет быть здесь с ней. Он тщетно пытался прислушаться к голосу сердца, чего же оно хотело. Но оно молчало, не знало ответа. Тогда Никита призвал на помощь весь свой рационализм. Обычно, будучи на распутье, как сейчас, он накидывал на листочке в два столбика аргументы «за» и «против». И как обладатель технического мышления, просто смотрел, где больше плюсов, а где минусов. Но сейчас ни листочка, ни ручки у него не было. Мысли, которые он пытался привести в порядок, разбредались в голове, сам парень постоянно отвлекался на то, как бы попадать в следы идущей впереди женщины. Через несколько минут такого напряженного, но пустого раздумья, он сдался. Решил отложить решение до возвращения в дом.
Александра же погрузилась в воспоминания о своем детстве, которые явила вчера из дальних уголков своей памяти. Она много лет не доставала их оттуда, в них не было необходимости. А теперь, когда она их вновь обнаружила, уже не могла так же легко затолкать обратно.
И вот в чем был фокус: она совсем не чувствовала себя обиженной или несчастной. Для нее, не знавшей другого, это было нормально. Это не сломало ее, не искалечило ни душу, ни тело. Ну, поседела, тем и отделалась. И Александре не в чем было винить этот мир или обижаться на него. Но тогда, почему же эти мысли такие тяжелые и мрачные? Почему они, пролежав столько лет в ее подсознании пыльным хламом, вдруг заняли все ее внимание? Она не знала этого, но ей очень хотелось ответить на этот вопрос. Ей казалось, что как только она это поймет, то сразу избавится от этого гнёта.
Наконец, они вышли к дому. Дорога заняла больше времени, чем должна была, и все из-за глубокого снега. Александра, всё ещё задумчивая, сказала:
– Помнишь, где силки стоят?
Никита молча кивнул. У него, почему-то не получалось посмотреть ей в глаза.
– Сходи, проверь через пару часов. Да по дороге не забудь зарубки ставить на деревьях, а то снег пойдет, следы заметет, не воротишься.
Он снова кивнул.
Александра подошла к нему и совершенно неожиданно для Никиты взяла его лицо в свои ладони. Их взгляды встретились.
– Молодой ты еще, не знаешь ничего, – сказала она сухо и строго. – Как только выведем мы из тебя эту тварь, сразу уезжай. Нечего тебе здесь делать.
У Никиты будто онемел язык, совсем не поворачивался ответить. Парень так и стоял, хлопал ресницами, не отрывая своих серых глаз от ее зеленых. А женщина отняла от его лица руки, вздохнула и пошла