Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ауриана увидела стоявшую рядом с Фредемунд Сунию, дочь Ромильды, женщины, занимавшейся снабжением военных отрядов хаттов провизией. Это была тощая замкнутая девочка-подросток, которой не было еще и шестнадцати лет и которую ее мать часто нещадно лупила. Она сильно сутулилась и, не смея поднять глаза, прерывисто дышала от сильного испуга. Фредемунд крепко держала Сунию за руку, слезы текли по лицу девочки, оставляя грязные следы на ее щеках, нечесаные всклокоченные волосы падали на лоб и лезли ей в глаза. Когда девочка подняла взгляд и увидела, что перед ней стоит Ауриана, в ее глазах отразился панический страх, и она стала похожа на загнанного, потерявшего всякую надежду спастись зверька. От дочери Бальдемара она не ожидала никакой пощады и, кажется, уже прощалась с жизнью.
«Она испытывает ужас и стыд, — подумала Ауриана, — не делает ли это нас сестрами больше, чем кровное родство?»
Ауриана медленно приблизилась к девочке, стараясь не испугать ее и не слушая жалоб Фредемунд, которая все еще причитала о провинностях Сунии.
— Фредемунд, оставь ее.
— Но как же так? Ты не можешь отпустить ее не наказав. Ее надо хорошенько проучить, эта негодница низкого происхождения так нагло ведет себя.
— Меня не волнует ее происхождение. Отпусти ее немедленно!
Фредемунд изумленно уставилась на Ауриану, раскрыв рот. Разве можно быть милосердным к такой девочке как эта? И рабыня настойчиво продолжала свои обвинения:
— Ты что, не понимаешь, что мы потеряли из-за нее лошадь, которая наверняка ушла куда-нибудь далеко в чащу леса?
— Иди на мою конюшню и возьми одну из моих лошадей, у меня там есть как раз два пони точно такой же масти, каким был тот, который потерялся. А Ателинде вообще ничего не говорите об этом. Если вы не проболтаетесь, она ничего не заметит.
Фредемунд пыхтела от негодования, выпятив нижнюю губу, что всегда делала, когда упрямилась, и нарочито громко хмыкнула. Этот звук должен был, по-видимому, означать следующее: «Все вокруг давно видят, что ты не в своем уме, но хотя я и рабыня, а ты свободная женщина, да к тому же дочь вождя, все равно ты не права!»
— Матери Сунии тоже ничего не говорите, — добавила Ауриана. Фредемунд стояла неподвижно с сердитым независимым видом. — Фредемунд, это приказ!
Фредемунд с недовольным видом отпустила руку Сунии. Суния сначала взглянула на Ауриану с выражением радостного недоумения на лице, затем это недоумение сменилось облегчением и наконец не знающей границ благодарностью, переходящей в любовь. Все чувства ясно читались на простодушном лице девочки, на котором отражалось все, что она испытывала внутри. Ауриана знала, что Суния не хочет возвращаться домой к своей матери. По всей видимости, она страстно мечтает остаться здесь. Ауриана с досадой заметила, что коричневое шерстяное платье девочки во многих местах источено молью — мать Сунии была достаточно состоятельной женщиной и вполне могла бы лучше заботиться о дочери. Суния дотронулась кончиками пальцев до руки Аурианы и, слегка склонив голову, прошептала:
— Ты такая величественная и добрая…
И девочка медленно побрела прочь. Неожиданно она снова обернулась и, взглянув на Ауриану своими большими выразительными глазами, тихо промолвила:
— Я никогда не забуду твоей доброты, никогда…
— Суния… — промолвила Ауриана и замолчала, не зная, какими словами выразить то, что она хотела сказать. — Если ты когда-нибудь попадешь в переделку, если тебе будет очень трудно и не от кого ждать помощи, приходи ко мне.
Девочка постояла еще несколько мгновений, глядя на нее широко раскрытыми удивленными глазами и как бы обдумывая только что услышанные слова. Затем ее глаза заблестели от набежавших слез, и она, круто повернувшись, опрометью бросилась по тропинке, ведущей к деревне, спотыкаясь на ходу в своей неудобной сношенной обуви.
* * *К тому времени, когда Ауриана, Ателинда и все домочадцы усадьбы Бальдемара прибыли на вершину Холма Железного Топорища, где вовсю полыхал костер Истре, здесь уже находились сотни соплеменников. Толпы людей ожидали приезда Труснельды и ее жриц и начала священного ритуала. Ауриану и Ателинду пропустили на почетные места, находящиеся у самого костра. Рядом с ними устроились Сисинанд с детьми и семья Витгерна. Чувство уюта и покоя, которые она всегда испытывала в кругу сородичей и друзей, охватило Ауриану, но в глубине души девушка ощущала гнетущее чувство острой тревоги — словно вечно бодрствующий часовой внутри нее заметил еще никому неприметные зловещие тучи, собирающиеся на горизонте.
Внезапно тишину разорвал мощный грохот священных барабанов — это строй барабанщиков поднимался по тропе вверх по склону холма. На барабанщиках были надеты ярко-красные плащи, поскольку красный цвет считался цветом жизни. Их строй, словно алая извивающаяся змейка, прорезал плотную толпу собравшихся. Выйдя к костру, они стали вокруг него, ни на мгновение не переставая выбивать глухую дробь, в такт которой, казалось, билось сейчас каждое сердце. Эти звуки были похожи на отголоски шагов марширующего где-то в отдалении войска великанов. Грохот барабанов оглашал окрестности, и ему вторили барабанщики, находившиеся сейчас вокруг костров на соседних холмах. Все это вместе создавало жуткое впечатление — будто земля ожила и в глубине ее под зеленым травянистым покровом гулко бьется огромное мощное сердце. Все присутствующие ощущали в этот момент трепет жизни, словно при рождении живого существа; этот трепет был сродни набегающим на берег морским волнам, барабанящему по земле живительному летнему дождю, ритмичному стремительному движению змеи в чаще леса.
«Смерть — это жизнь, смерть — это жизнь!» — казалось, настойчиво внушали барабаны. Ателинда как-то в детстве пыталась объяснить эту мысль Ауриане, но не смогла и только сказала: «Нам очень трудно понять все это. Именно поэтому мы должны каждый год участвовать в священном ритуале, во время которого нам вновь и вновь демонстрируют и внушают все ту же священную мысль».
Несколько девушек, взявшись за руки, начали водить хороводы вокруг костра. Но когда они увидели Труснельду, приближающуюся вместе со своими жрицами, они бросились врассыпную.
Труснельда с помощницами двигалась в такт барабанной дроби. Казалось, невидимая нить связывает каждый удар барабанщиков по натянутой коже барабана и шаг величественно выступающей жрицы. Круглое добродушное лицо Труснельды было сейчас замкнутым и чужим — она воплощала саму Истре. В правой руке она держала поднятый к небу факел, что означало ее перевоплощение в данный момент в сам прообраз Истре — богиню Фрию, Несущую Свет. Она должна была осветить этим живительным светом темную ночь смерти. Труснельда была одета в белые одежды, отливающие серебром — они были вышиты серебряной нитью. Вышивка, символизировавшая силы возрождения, изображала яйцо с вписанным в него крестом и прыгающего через него зайца. На лоб жрицы свешивался с головы большой серебряный диск — символ полнолуния. Труснельда прошла совсем близко от огня, так что горячие потоки воздуха, исходившие от костра, обдали ее с ног до головы. Она подняла обе руки к небу и воскликнула:
- Дочь нечестивца (СИ) - Жнец Анна - Исторические любовные романы
- Королева его сердца - Донна Валентино - Исторические любовные романы
- Чужая вина - Карин Монк - Исторические любовные романы