на заговорщицкий шепот. – Ты и вправду спрятал тот документ в тыкве?
– Да, он там, – кивнул Насреддин.
– Но ведь если кто-нибудь захочет его взять, то просто заберет тыкву и…
– Глупости! Неужели ты никогда не слышал мудрого совета: «Прячь на видном месте»?
– Слышал, конечно. Но ведь это шутка.
– Вовсе нет. Будь ты вором, разве ты полез бы проверять тыкву, висящую у всех на виду?
– Откуда мне знать, – пожал плечами Икрам. – Я за всю жизнь ни разу ничего не украл.
– Я в этом нисколько и не сомневался. Но попробуй рассуждать как вор.
– Я бы… – задумался Икрам, глядя в усыпанный звездами небосвод. – Я бы искал в потайных местах. Особенно если это очень важная вещь.
– Вот именно, – согласился Насреддин.
– Ну а как ему захочется пить?
– Ты когда-нибудь видал вора, который, орудуя в чужом доме, вдруг решил промочить глотку? Ему нужно поскорее завершить свое черное дело и убраться восвояси подобру-поздорову.
– Ты прав, ходжа. Это глупо, – вынужден был признать Икрам. – И если беспокоиться не о чем, тогда давай спать.
– Спокойной ночи, – сказал Насреддин, вытягиваясь на курпаче рядом с дехканином. – Слышишь?
Но Икрам уже не слышал ходжи. Измученный за день, до краев насыщенный различными волнениями, дехканин уснул, лишь стоило ему повернуться на левый бок и подложить под голову жесткую ладонь.
Ходжа, не дождавшись ответа, заложил за голову руки и стал смотреть в небо. Сколько звезд! Будто не звезды то, а россыпь алмазов, переливающихся в лунном сиянии, оброненных каким-то неаккуратным шахом или эмиром. Но звездный свет так же холоден и бесполезен, как и сверкание драгоценных камней, отнимающее разум. Красиво, конечно, но не более. А сколько людей искало (да и до сих пор ищут) ответы на сокровенные вопросы в хитросплетениях звездной паутины. Глупости все это – великолепным звездам нет никакого дела до копошащихся под ними, далеко внизу, людишек, так же, как нет до них дела эмирам и шахам. Делать звездам больше нечего, как заботиться о благополучии людей и выстраиваться ради них в некие тайные предначертания судьбы, доступные лишь пониманию избранных шарлатанов. Она, судьба, в руках человека, и никакие звезды не помогут, если лежать и ничего не делать, уповая на небо. Так размышлял Насреддин, вдыхая ночную прохладу и жмурясь на темно-синее бездонное небо. Ему не спалось. Как и многие старики, спал он мало и очень чутко. Но не спалось в эту ночь не только Насреддину.
В богатом доме ворочался в душной постели Зариф, постоянно вздыхал и грыз ногти, вымещая на них неясную тревогу и страх перед неизвестностью. Сон никак не шел к нему. Стоило Зарифу сомкнуть веки, как ему начинало чудиться, будто над ним склоняется Насреддин и, посмеиваясь, грозит заветной бумагой. Ходжу он представлял себе не иначе как сильным высоким мужчиной с горящими адским огнем глазами, и от того Зарифу становилось еще страшнее.
А в комнате рядом притаился слуга, вслушиваясь в настороженную тишину дома. Что-то его ждет завтра. Только бы проклятый воришка сделал все как надо, и тогда хозяин, конечно же, простит его и забудет о случившейся по его вине неприятности. Но если вор оплошает… Слуге и подумать было страшно, что с ним тогда может произойти, ибо нрав у Зарифа был крутой, кулак тяжелый, а плетка секла так, что с первого удара глаза на лоб вылезали.
Еще, разумеется, не спал вор. Но то была его работа. Направляясь к дому Икрама по приказу главаря шайки, воришка, которому лишь минуло восемнадцать, нисколько не сомневался в успехе дела, порученного ему. Ведь он слыл едва ли не самым искусным вором в округе, сызмальства промышлявшим этим не богоугодным ремеслом. Но, разумеется, вор не испытывал никаких мук совести или пустых колебаний. Брать чужое для него было делом совершенно обычным, а дом бедняка Икрама был всего лишь еще одним домом, из которого требовалось добыть то, что понадобилось кому-то из сильных мира сего. Кому конкретно – этот вопрос вора также не интересовал. Не его дело. Пусть с ними разбирается главарь. И, разумеется, вора никто не поставил в известность, у кого он должен выкрасть крайне важный документ. Если бы вор знал это, то бежал сейчас, сверкая пятками и теряя чувяки из черной кожи, которыми очень гордился и дорожил, в совершенно противоположную сторону. Ведь кому как не ему было знать о лютой ненависти Насреддина к ворам. Что судья в сравнении с ним! Тот только и может, что посадить в зиндан, откуда он успешно выберется, как только кому-нибудь вновь пригодятся его умение и ловкость, или главарь внесет требуемую за его голову плату. Насреддин же может сотворить нечто более страшное: высмеять прилюдно, выставить его круглым дураком и неумехой, а то и вовсе отдать на растерзание толпе, которая, в отличие от продажного судьи, не даст ему спуску. Но вор ничего не знал, настроение у него было превосходное, и он, полный уверенности в успехе затеянного им, приближался к дому дехканина Икрама.
Вора Насреддин заметил раньше, чем тот его. Стоило на заборе возникнуть темному силуэту, как ходжа скосил на вора глаза, но не шевельнулся, делая вид, будто спит. Страха он не испытывал, так как воров не боялся. Ходже, наоборот, было крайне любопытно, чем-то закончится это дело. Вор между тем, убедившись, что во дворе дома бедняка царит полная тишина, сполз с забора и бесшумно прокрался к топчану, на котором спали, как он считал, сном праведников два человека. Зрение у вора, пусть и не дотягивало до кошачьего, но было острым, и в темноте он видел очень хорошо. Одним из спящих был хозяин дома Икрам – его вор прекрасно знал. Другой оказался совершенно неизвестным стариком. И, поскольку других людей во дворе больше не было, вор решил, что это именно тот старик, у которого и следовало выкрасть ценную бумагу. Теперь только оставалось завершить начатое и убраться восвояси.
Вор криво улыбнулся, пошевелил пальцами, разминая их, и сноровисто приступил к делу. Насреддин, лежавший с закрытыми глазами, почувствовал лишь легкие прикосновения к одежде, будто его коснулся нечаянный ветерок.
Вор убрал руки и выпрямился, озадаченно хмуря лоб – бумаги у незнакомца не было. Выходило, он куда-то ее припрятал. Немного поразмыслив, вор быстро обшарил край курпачи и скользнул под топчан. Его ловкие пальцы сноровисто прошлись по просветам между досками – бумаги не было и здесь. Вор выбрался обратно и выпрямился, озадаченно глядя на старика и почесывая затылок. Насреддин, с большим трудом сдержав улыбку, причмокнул губами.