Читать интересную книгу С тобой все ясно (дневник Эдика Градова) - Владимир Васильев

Лицо было мерзкое, но... меня оно чем-то завораживало. У него не было улыбки-только ухмылка. Не было смеха-только усмешка. Шапки он не носил, а прическа-роскошный "дикобраз".

- Дадим ему еще шанс, - решил Вий. - А промажешь - самого вкручу в патрон вместо лампочки...

(Матерился он после каждого слова.)

На этот раз я попал. Лампочка брызнула темнотой, все лица исчезли. Я не испытал никакого удовольствия, хотя компания одобрительно заржала. Все закурили.

Я скорей угадал, чем увидел, что Вий достал откудато бутылку и одним ловким ударом вышиб из нее пробку.

- В честь твоей лысины вино. "Лучистое" называется.

ЭТО БЫЛА МОЯ ТРЕТЬЯ ПОДЛОСТЬ, как теперь понимаю. Еще жгло в горле и гудело в голове от той коньячной мерзости. Но я словно позабыл, что в октябре у Бори дал себе слово никогда не пить. Я вел себя как заправский подонок. Бутылка пошла по кругу.

Потом мы вернулись на старое место в сквер. Плохо помню, что там было. Вий рассказывал какие-то похабные анекдоты, и я чувствовал, что это специально для меня, потому что компания знала их наизусть, хотя и ржала с удовольствием. Еще я, кажется, приставал к Минусу, лез его обнимать и все выпытывал: "Нет, откуда у тебя такие шикарные куртки?" Отвечал он уклончиво: "С друзьями меняюсь". Во мне смутно шевелилось какое-то подозрение, но я не мог сообразить, что к чему.

НО ГЛАВНУЮ СВОЮ ПОДЛОСТЬ я помню до мельчайшей подробности. С той минуты, как Вий дал знак всем "засохнуть" (замолчать). По холодной темной аллее кто-то быстро шел. Один.

- Ты! - Вий ткнул горящей сигаретой в мою сторону. - Сбить с катушек, понял? А вякнет-сделаем профилактику. Не трусь, мы здесь.

- Вот и к тебе курточка пришла. Сама, - подбодрил Минус.

- Да мне зачем... Мне не надо...

По аллее мимо нас шел человек, которого никто из нас никогда раньше не видел. Я должен был сбить его с ног. За что? Зачем? Об этом я не думал. Я разбежался (на носочках бежал, подлец, чтоб не спугнуть!). Но человек вздрогнул, обернулся и закри...

Оборвалось на полуслове. Целый день не прикасался к дневнику.

Зачем я все это вспоминаю? Зачем себя мучаю? Неужели из-за одного проклятого вечера вся моя жизнь пойдет теперь по-другому? Я не хочу.

Вчера вызывал следователь. Несовершеннолетних можно допрашивать только в присутствии педагога.

Я попросил, чтоб это был Е. Е. Рассказал, как было.

- Вас освобождает от суда то, что вы не достигли шестнадцати, - пояснил следователь. - А человек по кличке Король, Мартын, Вий-вор-рецидивист. Думаю, мы его скоро найдем...

Но вполне возможно, как я думаю, что сначала он меня найдет, и тогда...

Тогда, первого декабря, он схватил меня черной рукой (под перчаткой я чувствовал твердость кастета) и, запрокинув свою голову, прожигая меня, как кончиком сигареты, глазом из-под нависшего века, усмехнулся:

"Есть такие люди. Шкет, для которых набитая морда - нормальное состояние. Если где заикнешься про сегодняшнее... Ты меня понял?" Я его понял. И прохрипел в ответ: "Федя, ты меня уважаешь?" Он меня отшвырнул со словами: "Совсем окосел, щенок..."

Человек закричал.. Это была девушка! Совсем девчонка. Может быть, она возвращалась из кино. Может, из гостей. Может, со свидания.

Это я сейчас так думаю. Потому что все эти дни я думаю о том, что произошло, думаю о ней.

Она закричала. От ужаса. Потому что вся шайка уже была тут как тут, ухмылялась и скалила зубы.

- О, девка!

Она кричала: "Что вы хотите со мной сделать?

Не убивайте меня!"

Вот что она кричала. Вот только когда до меня дошло, что здесь творится.

- Никто тебя не тронет. Иди и ничего не бойся, - сказал я.

Она пошла, оглядываясь, потом побежала. Шайка засвистела вслед. Я повернулся к ним. Помню, в голове промелькнуло: какой смысл бить в железную грудь слабым человеческим кулаком? Мне было страшно.

"Я не выношу женских слез! - хотел крикнуть я. - Минус вам подтвердит. Я убью каждого, кто за ней погонится. Слышите, подонки? Убью..."

Подонки не могли слышать, потому что я молчал.

- Так ты, Шкет, добрый? - зловеще усмехнулся Вий, поправляя перчатку. Ты ее отпустил?

- Может, не стоит? - засомневался Минус, пытаясь защитить меня хотя бы словом. - Все-таки мы с ним...

- И ты в добрые лезешь! - Невидимый, но страшный удар сбил Руслана с ног, и в ту же секунду я бросился на Вия.

Потом была хорошая минута этого проклятого вечера - я ничего не помню. Когда пришел в себя, голова раскалывалась на десять тысяч частей и каждую расплющивали кувалдой.

Давно не дрался, совсем отвык от боли. Почему-то вспомнились прохладные мамины губы, и я шептал про себя: "Ты же не будешь плакать, Эдик? Ты же у нас мужчина, да?"

- Он очухался, - сказал Минус, облизывая разбитую губу.

Вот тогда Вий и схватил меня черной рукой: "Есть такие люди. Шкет, для которых набитая морда - нормальное состояние..."

А Томка вырастет, и какие-нибудь подонки нападут на нее?

- Вот так вольное сочинение... - Е. Е., не перебивая, выслушал в тот вечер весь мой рассказ, который я теперь так бессвязно записал. Жена его ушла спать, оставила нас вдвоем. К чаю мы не притронулись. - Голова не болит?

- Уже нет. Финская кепка выручила: там внутри двойная зимняя подкладка...

Евгений Евгеньевич долго молчал, думал. Я ждал, что он скажет.

- Согласись, Градов, в этой истории ты был и трусом и храбрецом. Вот только в чем трусость, в чем смелость? Сам-то ты понимаешь?

- Вы хотите, чтоб я заявил в милицию?

- Я хочу, чтоб ты сам решил. Сам.

- А если Вий отомстит? Пристукнет меня?

- А если не тебя? Ту девчонку? Другую? Еще кого-нибудь? Ведь он пока разгуливает свободно. И дружки его не стали другими.

Легко сказать: реши сам.

Не решается задачка. Мы еще таких не проходили.

То кажется, что все яснее ясного, то опять туман и мрак.

Наверное, я трус.

Два балла за контрольную по физике. Такого еще не было. Совсем запустил учебу.

Андрей вызвался мне помочь. Теперь почти все уроки мы делаем вместе. Иногда к нам присоединяется Боря.

Я им так благодарен. Мы неразлучны. Чувствуют они, что ли? Не знаю. Но я боюсь оставаться один. Боюсь.

Где Та Девушка, из сквера? Что с ней? Встречу ли я ее когда-нибудь? Как мне ее разыскать? Как мне ее убедить, что я не подонок?

Феодальная раздробленность нашего класса, с которой ведет борьбу Ангелина Ивановна, мало меня волнует. Я стал какой-то вялый и равнодушный. Днем. Потому что веду ночной образ жизни. Мне не спится, а если засыпаю сны какие-то дикие.

Я встаю в час, варю себе в кастрюльке кофе и до утра читаю "Войну и мир". Остался четвертый том.

В голове у меня Бородинская битва всех этих бесчисленных героев. Такой вихрь мыслей, Евгений Евгеньевич!

Болею за Пьера. Тяжко ему приходится. Неужели нельзя жить и не мучиться? Жить тихо? Никому не мешать, ни во что не вмешиваться? Все хотят спокойствия, все. Я же вижу: Ангелина Ивановна, Афанасий Андронович, моя мама... Почему же Толстой считал, что "спокойствие - душевная подлость"?

А я бы сейчас полжизни отдал за то, чтобы жить постарому, чтобы не было в моем прошлом первого декабря.

Анюта выздоровела!

Вчера она передала мне через наших девчонок записку: "Э., как у тебя с химией? Не нужна ли моя помощь?" Как все-таки здорово это устроено у людей - тебе плохо, а кто-нибудь спрашивает: "Не нужна ли моя помощь?" Нужна, Анюта, нужна!

А в химии меня Боря тащит как двухсекционный электровоз! Уже и четверка маячит на горизонте.

Наш 9-й "Б" преподнес Анюте сюрприз. На клубе "Спорщик" Роман Сидоров недавно предложил учредить в классе почетное звание Любимец Литературной Общественности. Понятно, кого он прочил в первые лауреаты...

Но получилось по-другому. Сегодня на уроке были выдвинуты три кандидатуры: Босов, Сидоров, Левская. И большинство проголосовало за Анюту.

Вот тебе и мышка-норушка!

Роман хлопал глазами точно так, как это делает Боря, когда он удивлен или сбит с толку. А Евгений Евгеньевич достал из портфеля белые гвоздики и положил на парту перед Анютой (я заметил, как она осунулась и побледнела, то ли от болезни, то ли от волнения)

- Литературная общественность, - обратился он к нам, - наверное, думает, что быть ее любимицей только приятно. Но Ане предстоит и потрудиться - помочь мне провести Урок Снега.

- А сам снег вы берете на себя? - поинтересовался Рома. Остроумно! В нашем южном городе снег может за всю зиму выпасть раз-другой.

- Да. Снег будет, - сказал учитель.

Поживем, но увидим ли?

Наверное, Е. Е. слышал метеосводку. И все равно это было как белое чудо. Утром метель бушевала, словно свора белых мохнатых собак с белой цепи сорвалась.

Я мчался в школу на предельной скорости. На льду меня заносило, я шел юзом, буксовал, но удерживался на самых крутых поворотах! До чего было хорошо!

И сейчас хорошо: "мороз и солнце; день чудесный!"

Пол-урока мы провели в школьном саду, а теперь пишем сочинение. Ребята строчат с таким задором и темпераментом, что просто позавидуешь. Никогда я не видел в нашем классе такого взрыва энтузиазма. Андрей пронзает очами потолок, небось поэму задумал, не меньше. Боря старательно выводит буковку к буковке, словно снежки лепит. У Романа на парте целый сугроб скомканных черновиков намело. Даже Макешкина, вижу, от усердия язычок высунула. Вот и звонок уже, а на химию никто не торопится...