Кортни похоронили на семейном кладбище, рядом с четырьмя ее детьми, которые умерли, не дожив до года. Джозеф Иверс никогда сюда не приходил. Похоже, в его глазах память о покойных ничего не стоила.
Отец всегда оценивал людей и животных с точки зрения их пользы. В его взгляде в любой момент могла появиться холодная ярость, а в словах — рассчитанная, бьющая наотмашь издевка.
Надин навсегда запомнила день, когда Джозеф привел в дом Эвиан. Нет, он не вошел с ней под ручку, он втащил ее, тяжело дыша и бранясь, и по пути прикрикнул на застывшую в изумлении дочь.
Она никогда не видела, чтобы чей-то гнев вырывался наружу с такой безумной силой. Незнакомая девушка извивалась, Пиналась, царапалась и кусалась.
Надин не сомневалась в том, что отец совершает преступление. Она решила бы, что Джозеф Иверс сошел с ума и похитил чужую женщину, если б не знала, насколько он властен над собой и расчетлив в поступках.
Его руки были сильнее девичьих, и ему не составило труда уволочь незнакомку в спальню.
Надин не спала всю ночь, то прислушиваясь в надежде уловить какие-то звуки, то напротив — зажимая уши руками.
Утром Надин увидела на щеке отца две длинные тонкие царапины. За завтраком он сказал:
— Девушка, которую ты видела вчера, — моя жена. Я сочетался с ней браком в Шайенне. Ее зовут Эвиан. Некоторое время она не будет выходить к столу.
Надин застыла, словно пораженная ударом молнии.
Кухарка носила пленнице еду. Иногда та колотила в дверь и выкрикивала какие-то фразы, но чаще сидела молча. Каждую ночь Джозеф Иверс запирался с ней в спальне, и Надин не хотелось думать о том, что там происходит.
А потом Эвиан появилась в гостиной. Холодная, неподвижная, уязвленная, но не сломленная.
Улучив момент, Надин задала девушке вопрос, который не давал ей покоя:
— Как ты сюда попала?
— Не по своей воле, — отчеканила Эвиан, глядя прямо перед собой.
— Кто ты и откуда?
— А ты?
— Я живу здесь с рождения. Я — дочь Джозефа Иверса, хозяина этого ранчо, — твердо произнесла Надин.
— Я ненавижу твоего отца, тебя и ваше ранчо, — сказала Эвиан.
Надин опешила, но не осталась в долгу:
— Это я должна ненавидеть тебя. Ты не имеешь никакого права занимать место моей матери!
Эвиан скривила губы.
— Твою мать я тоже ненавижу. Зачем она умерла? Пусть бы мучилась вместо меня!
За эти слова Надин была готова ее убить.
С тех пор они не разговаривали, но их взаимная ненависть росла с каждым днем. Надин пришлось распоряжаться хозяйством, тогда как Эвиан ничего не делала.
Когда девушка попыталась пожаловаться отцу, он небрежно произнес:
— Я привез ее сюда не для того, чтобы она топила печь и доила коров.
«Почему именно я должна выполнять грязную работу? Чем она лучше меня?!» — хотела воскликнуть Надин, но ей пришлось молча проглотить обиду.
Чуть позже Джозеф поделился с дочерью своими планами:
— Надеюсь, Эвиан родит мне наследника, а для тебя я подыщу в Шайенне состоятельного жениха.
Услышав такое, Надин едва не задохнулась от возмущения. Значит, эта девица станет хозяйкой ранчо, а ее отец сбудет с рук, выдав замуж за какого-нибудь немолодого банкира!
Когда Эвиан убежала из «Райской страны» (как только и могла сбежать горожанка — в туфлях и легком платье, без запасов еды), Надин искренне надеялась, что она сгинет в лесу, но ее поймали и вернули назад.
Надин слышала, как отец сказал ей:
— Если еще раз сбежишь, я упрячу тебя в бордель. Для меня это будет проще простого. Там тебя быстро сломают, и тебе придется спать не с одним, а со многими. И не удивляйся, если я стану твоим постоянным клиентом.
Эвиан ничего не ответила, но задрожала как осиновый лист. Увидев это, Надин подумала, что, пожалуй, белоручке приходится куда хуже, чем ей самой, однако не почувствовала жалости.
С тех пор Эвиан не предпринимала попыток сбежать, зато принялась тайком наведываться к Зане. Надин не понимала, что общего может быть у шайеннской девицы с обитательницей лесной хижины, и поневоле испытывала ревность.
Она слышала о Зане, хотя никогда ее не видела. Когда заболела Кортни, один из работников посоветовал Джозефу позвать старуху, но та не пришла. Создавалось впечатление, что она никогда не покидает границы леса.
Надин вышла во двор с молодым ковбоем, думая, что этот человек не знает о том, что он — первый мужчина, с которым ей позволено прогуляться и поболтать с тех пор, как она вышла из детского возраста. Он был симпатичный, хотя застенчивый и неловкий, как все эти парни, и Надин решила взять инициативу в свои руки.
— Я еще не поблагодарила вас за то, что вы остановили коня. Сама бы я ни за что не справилась.
— Я просто вовремя заметил, что лошадь понесла. Ведь так и было?
— Да, — ответила Надин после небольшой паузы.
На самом деле что-то заставило ее хлестнуть коня, направив его за толпой ковбоев. Наверное, то было внезапно вспыхнувшее желание выразить неповиновение отцу, вырваться на свободу, хотя на самом деле она бы сумела избавиться от его власти, только разбившись о камни.
— Я рада, что вам здесь нравится, — сказала она. — Я родилась и выросла в этих краях.
— Вы часто ездите по ранчо верхом?
— Вообще не езжу. У меня много работы по дому.
— Тогда вам, наверное, понравилась поездка в Шайенн?
До этого Надин шла, глядя себе под ноги, чтобы случайно не наступить на коровью лепешку, но сейчас она остановилась и посмотрела на него.
Ей совсем не понравилась эта поездка, несмотря на то, что отец обещал заказать ей новые платья. Он ездил договариваться о браке, браке, в котором Надин должна была потерять все свои радости, мечты и надежды. Ее женихом стал представитель железнодорожной компании «Юнион Пэсифик», сорокапятилетний мужчина с собственным домом и большим счетом в банке. Он совершенно не приглянулся Надин, и теперь она думала, что ее участь мало чем отличается от участи Эвиан.
— Возможно, скоро я перееду в город, — сухо произнесла она.
Ее спутник удивился.
— Вот как?
— Да. После того, как отец выдаст меня замуж.
Надин не знала, зачем говорит это незнакомому человеку, хотя, в сущности, ей было совершенно не с кем поделиться своей бедой. Девушка не знала, как объяснить, что, с одной стороны, она желает навсегда остаться в «Райской стране», а с другой — что порой ей хочется бежать отсюда куда глаза глядят.
— Вы не согласны с решением мистера Иверса?
— Нет. Но отец не допустит отказа. Это мужчины вольны выбирать, как им жить, а женщины — никогда.
— Мне редко приходилось выбирать, — сказал он. — Я вырос в бедной семье, и у нас всегда было мало возможностей.