Бронька возмужал: взгляд больших серых глаз стал еще тверже, сосредоточеннее, лицо — еще смуглее, парень раздался в плечах.
В дневниковых записях появились большие разрывы в датах. Блокнот был измят, а чернильные записи расплылись. Сколько раз геологов мочил дождь! Даже дневнику и то досталось.
Заглянем, читатель, в дневник.
«6 августа.
Вот что сделала природа с моими записями. Их очень трудно прочитать. В последнем маршруте дождь за два дня промочил нас до костей. На носу уже осень, а я не заметил, как пролетело лето. В последний раз я записал один из трудных маршрутов. А сколько их было за лето! Работа мне нравится. Сейчас мы ходим с Зэном вдвоем. Я промываю шлих и беру металлометрию. Маршрут был не из легких. Мы преодолели перевал через голец около двух тысяч метров. Мне кажется, что работать в геологоразведке даже для здоровья полезно. Целое лето на свежем воздухе. Большинство ночей под открытым небом у костра.
Я до сих пор не могу разобраться в себе. Мне по душе специальность шофера. Одновременно у меня есть желание поступить в музыкальное училище. Люблю музыку. Ребятам нравится моя игра на гитаре. Девушки тоже льстят, уверяя, что хорошо играю. А самая моя большая мечта — поступить в институт рыбного хозяйства. Выучиться на специалиста по разведению рыбы… Организовать в Чивыркуе рыборазводный завод! Эх, мечты, мечты!.. Завтра снова в маршрут.
18 августа.
Вчера пришли из очередного маршрута.
Видели медведя, но далеко. Он зачуял нас и убежал. Получил записку от Сони. Пишет какую-то ерунду. А в конце письма еще чище: «Целую в лобик, мой милый бобик!» Идиотство! Даже противно. Кажется, девка сбилась с панталыку в этих гольцах. Я написал сердитый ответ и вложил ее письмо. На днях выходим на Соли.
21 августа.
Мы вышли на озеро Соли. Оказывается, Соня и не думала мне писать. А написали Митька Брага и Коля Троян. Хохмачи! Вода в озере стала теплая. Мы катаемся на резиновых лодках. Ловим окуней. Даже добыли две форели. Все время едим уху. Нонне я изжарил форель по-байкальски. Она была очень довольна и сказала, что будто побывала у рыбаков Байкала.
30 августа.
Мы снова на Левой Маме. Погода стоит дурная. Уже четыре дня «давим клопа». Дождь льет с небольшими перерывами. Вода в реках поднялась. Несет деревья с корнями. Стоит страшный грохот. А со стороны смотреть красиво на эту жуткую силищу.
Сегодня с обеда засветило солнце, и все вылезли из палаток. Вдруг видим, из леса вышла девушка. Идет тихо и не спеша рвет цветы. Яркая косынка надвинута на глаза, как в кинофильме. Мы все сгрудились, с любопытством разглядываем ее и спрашиваем друг друга: «Откуда могла появиться в такой дыре этакая мадонна». А она все ближе и ближе. В руках букет цветов и дамская сумочка. Но когда «мадонна» подошла и раскланялась, мы все узнали в ней Митьку Брагу в платье и босиком!.. Смеялись до боли в желудке. Вспоминаю Веру и вечера, подаренные ею мне. Она любила позаводить меня, и это ей удавалось. В маршрутах ночами уже по-настоящему холодно. На гольцах в ненастье выпадает мокрый снег. Работы подходят к концу. Левую Маму скоро промоем всю — и домой.
8 сентября.
Находимся на Майгунде. Левую Маму промыли.
Лето пролетело. Я его почти не заметил. Каждый день новые впечатления. За сезон мы прошли более пятисот тридцати километров по Левой Маме и ее притокам. Не просто прошли, а произвели геологическую съемку — шлиховое опробование, определили границы пород, условия залегания пластов, собираем образцы и все эти каменья тащим на своих горбушках, порой по непроходимым дебрям и головокружительным кручам.
Завтра идем в последний маршрут. Только вместо Браги пойдет с нами студентка Нэля. Без Митьки нам будет скучно. Он нас чем-нибудь да рассмешит. В последнюю ночевку в лесу он рассказал нам, как однажды его усыновила семья колхозника. Старику было лет с полсотни, а ей — сорок. Кормили хорошо, но и работать заставляли здорово. Числились в колхозе, имели огромную усадьбу, которую засевали овощами. Держали пару буренок, пару свиней да сотню уток и гусей. Хозяйка все ездила с торговлей в город. А в остальное время копошилась на своем дворе и их со стариком допекала. Пили самогонку, которую гнали в бане. Напьются и ложатся валетиком. И вот однажды после очередной попойки старик лег и больше не поднялся. Перестарался мужик…
На похороны хозяйка наняла баяниста. На кладбище баянист начал было играть похоронный марш, но она замахала руками…
— Сыграй, голубчик, лучше «Шумел камыш», старик мой шибко жалобно пел эту песню.
Баянисту что, он исполнил просьбу хозяйки.
Пришли домой на поминки. Баянист начал было какую-то заунывную. Хозяйка замахала руками, теперь даже с угрозой, что не будет платить.
— Ш-ш-ш! Голубчик, играй только такие, которые любил покойничек. Ну, например, «Приходите свататься, я не буду прятаться»…
Баянист понимающе улыбнулся (он был мужик не промах). И с того вечера, братцы мои, пошло сватовство! Я смотрел-смотрел… Уж видывал виды, да где там!.. Пришлось драпать в детдом…
Да, Брага — бывалый парень.
Наконец последний маршрут! Скоро увижу Веруську! Маме Бадмаев перевел тысячу рублей. Как она там? Интересно, где мы встретимся с Верой? Каково-то будет! Ух, черт!..»
Утром группа геологов направлялась в сторону высоченных гольцов, окутанных прохладным туманом. Пройдя с километр, они остановились, пожали друг другу руки и разошлись.
Сентябрьское солнце нежно ласкало увядающую растительность, которая в гольцах и в подгольцовой зоне уже окрасилась в багряно-золотистый цвет.
На пути попадались причудливой формы скалы, напоминающие не то церковь, не то крепостную башню, не то развалины древнего замка. Их обрамляла пышная растительность, по которой уже прошлась кисть первых осенних заморозков и тонко-тонко украсила ее.
— Смотри, Нэля, как у Вальтера Скотта — развалины древних замков! — говорил Зэн, восхищаясь окружающей природой.
— Ничего особенного не вижу… Тайга, горы да хаос диких камней… Они порядком надоели за лето. Вот бы вечерком в город на танцы!..
— На гольце натанцуешься, — бросив недружелюбный взгляд на девушку, проговорил Бронька. — Ты ей зря про Вальтера Скотта. Она о нем и слыхом не слыхивала. Читает, конечно, только про любовь да танцульки.
— Да что ты понимаешь в танцах, медведь байкальский. Жрете там омулей с душком да пляшете свою «подгорную».
— Пусть даже «подгорную», но не заморские обезьяньи кривлянья. Настоящему человеку срам смотреть-то…
— Ты, Броня, даже поухаживать-то за девушкой не умеешь. Вот я уронила платок, небось не догадаешься поднять и подать.