последние сплетни недели обязан же кто-нибудь слышать
покорно и тошно папашкин делириум переносить
обязан же кто-нибудь помнить и помнить и стадо буренок живописать
полночь линолеум комнат на бюсте неверова лунные блики
суверенно храпит качанов одеялу вверяя свои суеверики и идеалики
среди сновидений фрагмент умывальника плещется понтий
среди умывальников рудиментарные чашки мытищенских чаепитий
утро а утро ли это а стоит ли снова хрустя и стеная
таскать из сортира на кухню из кухни в сортир и обратно проклятую отбивную
жене на ходу напевая избитый мотивчик дай рупь на обед
в отца заливая ноль семь бормотухи покуда мерзавец не шибко вопит
вытолкав чернь за порог на работы протагонист маниакально доволен
лупит по праведному ундервуду в углу за диваном
задумчиво морщит чело поражая задумчивым ракурсом
обязан же кто-нибудь помнить и помнить и стадо и полочку с уксусом
4.
скоро полвека о тата как вы раскололи скорлупку заметок о численности свиноматок
скинули с шеи диковинный черный платок
носки просушили обулись добрались добрились добились до пансионата свозили болезни
установили святое семейство на рельсы уместного образа жизни
мэтр и вам напечатан в газетище официальный почет третий роман следом за ним
несколько раньше второго до сих пор оставаясь последним
первую вашу роман поминали в случившемся накоротке
кворуме критика ы из калуги с жителем г баку
о тата бомма лауреат наителеоблрадио член союза
абзац и ни тени зазнайства отрыва от масс или позы
циклами лекции ежевечерне труженики аншлаг
кружок небольших дарований тесный семейный круг
сстарик а ттебя не меняют ггоды говаривал одноклассник репа
кивал сокурсник тиберий ровесник чекушкина ивкала пылко и капельку глупо
неутомимые дети о тата бомма томба ата ковали букеты вин
лучшая половина лауреата и члена мыла тарелки гостей выставляя вон
мэтр депутат нерушимого блока терапевт не торопит разденьтесь по пояс
ниже ровесник из сумерек смотрит уже улыбаясь
анализы крови и кала укоротили претензии собутыльников сплетников почитателей
воспоминания съели последнее фото родителей
абзац кабинет коленкор фолиантов стопки увесистых писем
с тоннами мятых сонетов од эссе и до басен
в рамке аквариума без рыб вы брезжите над столом
о тата бомма томба ата мамма о томма с уважением зав лит отделом
сон реалиста рождает чудовищ ясные мысли наше оружие
залпы слышны все дальше и тише и реже и реже и реже и
разве что произнесется порою отрезок из тезисов прокурора и литературных полемик
да пошалит по субботам на репу и печень похожий потомок
5.
качанов недотыкомку в банку укупорил законопатил все щели
но зловещие кварки собою заполнили вещи иииии злобно пищали
лешаки и шишиги плясали по шкапу торшер оседлавши хроноп
позывно кряхтел под диваном валет на столе рыбий пуп
каппа таился в ватерклозете в шуме сливного бачка
ворон на бюсте неверова ногу задрал как собачка
оборотень обернулся обратно обрывком обертки и стереорадиолой
бумернахер мерещился анной и ливией а иногда плюрабеллой
качанову мешают ик шум ик возня он кааашне надеваает зеваая
ик плохо но в кедах расселся нахальный сипулька его без сомнения двое
качанов пробирается к двери крестясь мусульмански и всячески
натыкаясь на замшевых серых мешочков настроенных прокатолически
в качанове дискуссии не предусмотрены должен и убежит
необутый по подоконнику вниз с девятого этаж-ж-жахх
автобус враждебен такси заселили бесы
качанов пешеход нивы сжаты рощи голы руки в брюки ноги босы
в здании известной газеты то ли отдела борьбы с хищениями
им изловлена группа великих имен не охваченная совещаниями
мэтр ктр на пухлой печенке держит усохшую руку
тиберий ктр сосет папироску репа ктр уписывает кулебяку
чекушкина ктр томик чекушкиной платочком теребит ни от кого не скрывая
чувство отчасти похожее на половое
качанов обращается к ним по-татарски потом по-полинезийски
он бос и сердит недобрит и опасен словно мокрушник в розыске
он глух и ответов не слышит не хочет он ловит лишь взоры
и через мгновение выйдет за всякие корки учебника литературы
прочее я изложу по итогам ибо фабуле наперекор
в этот момент двинулся на перекур
когда я вернулся чекушкина гадко плевалась смиренно и тихо молясь
качанов исчезая имел ее правую руку и триппер поскольку имелись
репа под фикусом куксился но с кулебякой а рядом тиберий
с клинически чистой картиной кия и в стадии харакири
мэтр к изумлению многих стоял невредим среди жертв и зевак
скинув полжизни годков от циррозных оправившись мук
на подбородок напялив три девственных волоска
кашне вместо галстука вместо ботинок сырые носки
итак на итаку вернулся улисс на круги свои ветер
на суд Иисус жигуленок на техосмотр
ибо и фатум и карма и дао и просто судьба или кодекс
букву веками блюдут духом подспудно паскудясь
мэтр горячку унял бициллином аминазином ударил по трипперу
покойно дает в кпз показания следователю репортеру
подозревается в непредумышленном метемпсихозе с нанесением легких увечий
срок обещают условный для соблюденья приличий
суд состоялся в отчетном году решенье его окончательно
двери держались закрытыми тщательно бдительно предусмотрительно
против кажется были из облздравотдела но мне неизвестно кто именно
свидетели из числа небольших дарований у умывальника великие имена
1984–1985, г. Киров
Владимир Винников
АЛЬМАНАШЕСТВИЕ
Единого литературного пространства в нашей стране уже не существует. Такое впечатление невольно складывается при чтении полупериодических изданий, альманахов, выпускаемых и в так называемой «столице», и в так называемой «провинции». Хаотическая и эфемерная мозаика альманахов, в которой может появиться и тут же исчезнуть что угодно, где угодно и когда угодно, как нельзя лучше подчеркивает отсутствие в современной России «музыки эпохи», да и эпохи как таковой. Воистину — нашествие альманахов…
Золотой меч. Литературный сборник / сост. Александр Тутов. — Архангельск, 2004, 226 с., 1000 экз.Поскольку это уже шестой сборник "по итогам литературного конкурса "Нордкон", как заявлено в предисловии к "Золотому мечу", данное издание вполне можно отнести к ряду альманахов. Отличительной и вовсе не случайной чертой его следует признать исключительное внимание к сказочной фантастике в "русском духе", причем этот "низовой" жанр действительно востребован в современной литературе. "В последние годы народ во всем мире совершенно помешался на сказках. Взрослые люди читают детские книжки о мальчике, летающем на метле, о чудовищах, пришельцах и прочей сверхъестественной чепухе. Такие сочинения выходят многомиллиоными тиражами, а лирической прозе отведено место в литературной резервации. Меня это, надо признаться, здорово раздражало — пока я не обнаружил, что тоже пишу сказки на старые популярные сюжеты… От того, что носится в воздухе, не убережешься", — пишет Александр Кабаков в ультралиберальном "Знамени" (2005, № 1), как бы не замечая собственной тонкой коннотации между тем, что "носится в воздухе" и пресловутым Гарри Поттером. Но такие же "русские", а равно и "нерусские" сказки-фэнтэзи можно сегодня найти и в ультраправом журнале "Мракобесъ", и в аполитично-коммерческих издательских проектах… Природа подобного "помешательства" нуждается в особом изучении. Но в общих чертах можно предположить настолько нечеловечную реальность современной жизни, что людям оказывается просто необходим уход от нее в иную, особенную, сказочную, фантазийную реальность, где, тем не менее, существует именно человечная шкала ценностей, а добро остается добром, зло — злом, должное — должным, а недолжное — недолжным. Не могу сказать, что в архангельском сборнике представлены шедевры жанра, однако "чистую линию" сказочного неоромантизма, проведенную здесь, в целом можно только приветствовать.