Читать интересную книгу Игра в ящик - Сергей Солоух

Да, то, в чем всегда упрекали злодеи-лиходеи профессора, вот будто вся его теория частотного анализа и расчета нагрузок построена на результатах экспериментов с одним-единственным, одиночным, несвязанным резцом, а потому не может быть механически экстраполирована, перенесена на полный, оснащенный десятками по-разному изношенных резцов рабочий орган горной машины, вся эта контраргументация сыпалась к черту. Придуманный Ромкой на основе прохоровских идей алгоритм работал именно так, как это и предвидел Прохоров. То есть расчетное распределение частот в точности совпадало с экспериментальным. Тем самым, что Ромик получал когда-то в ЮИВОГ на полном, штатным образом укомплектованном рабочем органе.

Нет, это, простите, не скромная статья за тремя подписями без соблюденья алфавитного порядка. Это много, много статей, это новая глава или две в следующем издании монографии, это Ромкина диссертация в конце концов, ученый труд, который будет, и нету уже в этом никаких сомнений, представлен и защищен в строк.

– Герой, – неожиданно торжественно и кратко резюмировал Прохоров. – Ставьте, Алексей, доклад Романа Романовича на ближайший семинар.

– Сентябрьский? – щелкнул в ответ Роман не языком, а словно барабанной перепонкой. Как будто бы про себя. Кузнечик в недоступном другим диапазоне. Но нет, профессор его услышал.

– Сентябрьский, конечно, – развеселился Прохоров, – целых две недели еще. Неужели не успеете?

– Успею, – язык еще плохо подчинялся, но это уже был он. Звук вылетел изо рта. Вне всякого сомнения.

– Ну и славно, и замечательно, – Прохоров быстро придвинул себе свободный стул, уселся рядом с Романом и стал объяснять, что и как приготовить для семинара. Впрочем, он с этим покончил очень скоро, и сразу заговорил о деле вообще. Как дальше развивать модель, какие варианты обсчитать, с чем сравнивать, от чего танцевать и к чему в конце концов прийти.

– А к семинару обязательно попытайтесь смоделировать хоть бы одно опрокидывание. Крайний режим, полное стопорение. У вас же есть такие стендовые результаты? Я помню, и не один.

– Есть.

– Вот и надо обязательно проверить именно это. Пограничное состояние. Будет там сходиться или нет?

– Время-то на ВЦ вам дают? Хватает? – внезапно профессор скакнул от высоких материй к низким. Вспомнил, что не на Луне.

– Организуем, Михаил Васильевич, – откуда-то из-за спины отозвался Левенбук. – Гарик под это дело время закажет, Лену попросим. Все будет.

Ромка поднял голову. Караулов, как обычно, сидел у шкафа с книгами и не оборачиваясь кивал гривастой головой, а Мелехина зачем-то встала, подошла прямо к Ромкиному столу, и глаза ее, уставленные прямо в разложенные бумаги, казались дикими. Прямо шары подшипника.

– Отлично. Отлично, – проговорил Прохоров, вставая. – А как у вас дела с экзаменами, Лена?

Мелехина стала что-то отвечать. Потом вышла вслед за Прохоровым. В любом случае, Ромка не слышал. Он пытался в уме выполнить простейшее сложение, элементарное действие, четырнадцать плюс две среды, нет, два вторника или все-таки одна пятница?

– Алексей Леопольдович, – наконец отчаявшись, Подцепа обратился к Левенбуку, который уже успел занять свой командирский угол и что-то там перебирал в ящике стола. – Простите, а когда точно сентябрьский семинар? Никак не соображу. Двадцать шестого?

– Когда точно? – Левенбук чиркнул по белому воротничку холодным подбородком, к полудню всегда уже казавшимся небритым. – Когда точно?

Листки откидного календаря зашуршали, запрыгали как дрессированные мыши.

– Последняя среда месяца. Двадцать девятое. Да. Двадцать девятое сентября.

Никакого тебе Лобачевского, дружок, линейное пространство, дважды два – четыре. Арифметика не подвела Р. Р. Подцепу в момент, когда из прохоровских уст вылетело название его любимого научного мероприятия. Межотделенческого семинара по проблемам моделирования процессов разрушения. Единственное, на которое он никогда и ни в каком случае не опаздывал. Двадцать девятое, точь-в-точь, Роман Подцепа не ошибся, все верно подсчитал и сразу, только зачем-то полчаса затем сам себя дурачил. Превращал четверг во вторник, а вторник в среду. Двадцать девятое – день рожденья Димки.

– Папа, а ты когда теперь приедешь?

– На твой юбилей, заяц. Ну да! Тебе же пять лет в этом году исполнится!

Санки перевернулись, и Ромка с Димкой забурились в колючий сугроб под голыми ивами. Весь Млечный путь в одно мгновенье ухнул с высоты, влез в уши, губы и глаза.

– А что привезешь?

– А все, что захочешь!

– Правда?

– Конечно! Кривда не для нас. Мы же с тобой сибиряки. Ты кержак и я кержак...

– Роман, – дважды повторил Левенбук, заставив Подцепу собрать в точку, как всегда, слишком самостоятельные глаза. Со стороны казалось, ну конечно, от неуемной гордости и счастья по-идиотски разбежавшиеся, – будете на ВЦ, пожалуйста, отдайте Студеничу. Я обещал ему тогда, когда о ночной смене договаривался, да все забываю передать. Неудобно, да и тем более, что еще предстоит...

Роман, все еще слегка ушибленный бескомпромиссностью недельной арифметики, взял у Левенбука папку со штампом «Дело», механически положил прямо перед собой и трижды это слово «Дело» перечитал.

Левенбук, как видно, по-своему поняв такое внезапное очарование печатным словом, быстро добавил:

– Хотите, можете и сами полистать, но обязательно передайте.

Ромка механически потянул за ботиночные тесемки, откинул картон и прочел черные, слово через скакалку прыгающие машинописные буквы на голубоватой папиросной бумаге.

«Дмитрий Александрович Белобокин. Щук и Хек».

– Что это, Алексей Леопольдович?

– Гумилев. Поэт такой. Не знаете? Перепечатка для себя, – сказал Левенбук и тут же осекся, сам заглянув внутрь. – Простите, не то вам дал... А впрочем, – он махнул рукой, и мгновенная, редко наблюдаемая волна передернула всегда голубоватую, колючую кожу его асимметричного лица. Тик, да не тик, улыбкой это называлось, знаком дружеского расположения на бульдожьем лице завсектором, – оставьте раз так себе, почитаете на досуге...

Затем Левенбук снова начал рыться в ящиках стола, извлек еще одно, абсолютно идентичное первому, «Дело», только теперь уж сам заранее развязал тесемки и пробежал глазами. – Вот это. Да. Передайте. Только не перепутайте.

– Нет-нет, – сказал Роман, неожиданно резко вставая из-за стола со свежей папкой в руках. – Я прямо сейчас и отнесу, как раз собирался на ВЦ. Оставлял там небольшой пакетик для прогонки...

Ему срочно и немедленно надо было выйти на воздух. И вовсе не для того, чтобы покурить. Не только и не столько...

«Двадцать девятое. Двадцать девятое. Все что угодно. Все что угодно. И кривда не для нас».

Под канадскими кленами институтского парка, на развилке узких асфальтовых дорожек его догнала Мелехина.

– Поздравляю! – сказала, на ходу разворачиваясь и пытаясь заглянуть туда, куда совсем не следовало пялиться в этот момент. В Ромкины косые непослушные глаза. – Левенбук признался, что ты первый аспирант, который будет выступать с собственным докладом на семинаре.

– Я не буду, – ответил Рома.

– Как?

– Я уезжаю, у меня у сына день рождения. Как раз двадцать девятого. Пять лет исполнится. Не получится, короче, выступить. Ты можешь, если хочешь. Все сегодня запомнила? Или пересказать?

Подцепе показалось, что от обиды у Ленки даже серые, землистые полумесяцы прорезались в неглубоких проталинах под нижними веками. Физический опыт. Затмение луны. Очень похоже. Страница семьдесят один.

– Какой ты, Рома, все-таки заносчивый, – девица повернулась на низких скособоченных каблуках и стала удаляться строго перпендикулярно той линии, по которой еще полминуты назад приближалась. В институтском парке много дорожек. Свинтила. Рома постоял. Докурил беломорину. Смял. Запустил в гущу неухоженной сирени и поплелся на ВЦ.

К шести часам он так ничего и не придумал. Тупик. И никто в тельняшечке с веселым желтым фонариком в темноте и духоте за эту пару часов не объявился. Да и откуда бы? В общем, надо просто звонить. Просто звонить, и все. Код города – 384.

Ромка мог сделать это уже в пять. Мелехина не вернулась. Левенбук уехал в Гипроуглемаш. А Гарик Караулов элементарно смылся, на ходу бросив:

– Схожу в библиотеку, «Глюкауф» полистаю. Расширю кругозор.

С. н. с. Прокофьев и м. н. с. Гринбаум законно догуливали последнюю неделю отпуска. Никого в секторе математических методов. Лишь только Роман Романович Подцепа и телефон. Красный, ушастый, бравый как чан пожарника. И шнур, кудрявый поросячий хвост, торчит из задницы. Можно поставить героя 01 на любой стол. Поставить прямо перед собой и играть в гляделки с десятиоким.

Без двадцати семь Роман собрался. Снял трубку и набрал номер.

– Алло, – ответила Маринка, громко и отчетливо, но тут же где-то рядом вступил Дима: