Читать интересную книгу Монте Верита - Дафна дю Морье

Глаза его глядели на меня с каким-то мудрым проникновением.

Помню, как я поднялся, подошел к окну и стал смотреть вниз сквозь окутанную туманом улицу на набережную. Я ничего ему не сказал. Его слова затронули меня слишком больно. И я не мог ему ответить. В глубине души я знал, почему мне была так ненавистна вся история с Монте Верита и почему я хотел бы стереть с лица земли эту обитель. А все это было потому, что Анна нашла свою Истину, а я нет…

Разговор этот между мной и Виктором стал если не водоразделом, то уж во всяком случае поворотным пунктом в нашей дружбе. Наши жизни достигли срединной отметки. Виктор вернулся домой в Шропшир и позже написал мне, что намерен передать все свое состояние племяннику, который пока еще учится в школе, но следующие несколько лет будет проводить каникулы у него в имении, чтобы получше ознакомиться с местными условиями. Сам Виктор не знает, что будет потом. Он не хочет связывать себя определенными планами. Мое будущее тоже должно было резко перемениться в тот год. Работа вынуждала меня переселиться на два года в Америку. Вскоре, однако, весь привычный уклад жизни полетел вверх тормашками. Шел 1914 год.

Виктор записался в армию одним из первых. Может быть, он думал, что наконец нашел выход. И может быть, надеялся, что его убьют. Я смог последовать его примеру, только когда истек срок моего контракта в Америке. Для меня это не было выходом, и я считал минуты до конца ненавистной службы в армии. Всю войну я не видел Виктора. Мы сражались на разных фронтах и не встречались даже во время отпусков. Однажды я все же получил от него весточку. Он писал:

Наперекор всему я сумел сделать так, чтобы каждый год попадать на Монте Верита, как и обещал. Я ночую у старика в деревне и на следующий день поднимаюсь на вершину горы. Она не изменилась — по-прежнему мертвая и безмолвная. Я оставлял каждый раз письмо под стеной и сидел там весь день, глядя на монастырь, и чувствовал, что она рядом. Я знал, что она не выйдет ко мне. На следующий день я приходил снова и, к моей радости, находил ответное письмо. Едва ли это можно назвать письмом. Оно обычно выбито на плоском камне, и мне кажется, что это их единственный способ коммуникации. Она писала, что здорова, полна сил и очень счастлива. Она передала мне свое благословение, и тебе тоже. Она просила никогда о ней не беспокоиться. И это все. Помнишь, как я тебе говорил в лечебнице, что это будто весть от духа умершего. Я должен этим довольствоваться, что я и делаю. Если уцелею на войне, то скорее всего уеду из Англии, поселюсь где-нибудь в той стране, где она, чтобы быть поближе к ней, даже если я никогда ее больше не увижу и ничего о ней не услышу, кроме нескольких слов раз в год, процарапанных на камне.

Всего доброго тебе, дружище. Хорошо бы знать, где ты.

Виктор

Как только было заключено перемирие, я сразу же демобилизовался и попытался вернуться к нормальной жизни. Первым делом я навел справки о Викторе. Я написал ему в Шропшир и в ответ получил любезное письмо от его племянника. Он вступил во владение домом и имением. Виктор был ранен, но не опасно. В данный момент он уехал из Англии и находился где-то за границей, то ли в Италии, то ли в Испании, где точно — племянник не знал. Он полагал, что дядя надумал там остаться навсегда. Если ему станет что-нибудь известно, он мне непременно сообщит. Больше я не получил никаких вестей. Решив, что мне разонравился послевоенный Лондон и его обитатели, я тоже разорвал узы, привязывавшие меня к дому, и уехал в Америку.

Виктора я не видел почти двадцать лет.

Я твердо верю, что не простая случайность снова свела меня с Виктором. Такие вещи предопределены. У меня есть теория, что жизнь каждого отдельного человека подобна карточной колоде, и те, кого мы встречаем на пути, а иногда и привязываемся к ним душой, перетасованы вместе с нами. Мы оказываемся в руке Судьбы, держащей карты одной масти. Нас сбрасывают из колоды, и игра продолжается.

Стечение обстоятельств, которое снова привело меня в Европу в возрасте пятидесяти пяти лет, за два или три года до Второй мировой войны, не имеет никакого отношения к данной истории. Все так сложилось, и я попал в Европу.

Я летел из одной столицы в другую — названия их не имеют значения, — когда наш самолет вынужден был совершить посадку в глухой горной местности. К счастью, обошлось без жертв. Двое суток экипаж и пассажиры, среди них и я, прожили без всякой связи с внешним миром. Мы устроили бивуак в частично поврежденной машине и ждали помощи. Известие о нашем приключении потом обошло мировую печать и появилось всюду в заголовках газет, потеснив даже на несколько дней сообщения о бурлящей событиями Европе.

Трудности, которые мы пережили в первые сорок восемь часов, оказались не такими уж непереносимыми. Нам повезло, среди пассажиров не было ни женщин, ни детей, а мы, как и подобает мужчинам, держались стойко и ждали спасателей. Никто не сомневался, что помощь вот-вот придет. Рация продолжала действовать до момента посадки, и радист успел сообщить наши координаты. Оставалось набраться терпения и не замерзнуть.

В Европе дела свои я закончил, а нити, связывающие меня со Штатами, были не настолько крепки, чтобы я мог думать, что там ждут с нетерпением. Поэтому неожиданное погружение в мир, похожий на тот, который когда-то я так страстно любил, явилось для меня неким странным испытанием. За эти годы я сделался сугубо городским человеком, рабом комфорта. Лихорадочный пульс американской жизни, ее сумасшедший темп, витальность, не переводящая дух энергия Нового Света сговорились, чтобы заставить забыть все, что привязывало меня к Старому.

Теперь, глядя на пустынное великолепие вокруг, я понимал, чего мне не хватало все эти годы. Я забыл о своих попутчиках, забыл о сером фюзеляже покалеченного самолета, казавшегося анахронизмом в этом древнем заброшенном краю, забыл о своей седой голове, о давно утратившем легкость теле и тяжком грузе своих пятидесяти пяти годов. Я снова был мальчиком, полным надежд, горячим, нетерпеливым, ищущим ответа у вечности. Это он был здесь, ждал за теми пиками впереди. А теперь стою здесь я, нелепый в своей городской одежде, а горная лихорадка уже клокочет у меня в крови.

Мне вдруг захотелось уйти от разбитого самолета, от унылых лиц моих спутников, захотелось забыть годы, растраченные впустую. Я бы все отдал, чтобы снова стать молодым, бесшабашным и, не заботясь о том, что может случиться, отправиться навстречу горным пикам и подняться к вершинам славы. Я знаю, что ощущает человек высоко в горах: воздух там резче и холоднее, а тишина глубже. И этот странный обжигающий лед. И всепроникающее солнце. А как замирает сердце, когда вдруг нога соскользнет с узкого уступа и ищет опоры, а руки до боли цепляются за веревку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});