Читать интересную книгу Дождь тигровых орхидей. Госпожа Кофе (сборник) - Анна Данилова

– А как вас зовут?

– Митя. Дмитрий Дождев.

– Мне пора, Дмитрий Дождев, ДД. Можно я вас буду звать Дэдэ?

– Конечно, можно, сколько угодно, только зовите, пожалуйста, почаще.

Маша легко поднялась, отряхнула прилипшие к ногам сухие веточки и листья.

– Ну, я пошла. Меня ждут.

Митя, чувствуя, что она сейчас уйдет, вскочил вслед за ней и, боясь прикоснуться к призраку – а иначе он Машу и не воспринимал, – попросил:

– Позовите меня прямо сейчас. Ведь вы же сами только что сказали, что будете звать меня Дэдэ. Так отчего же вам не позвать меня прямо сейчас? Поймите, вы исчезнете, и я вас не найду, позовите, я прошу вас, я пойду за вами куда угодно, мне надо напитаться вами, чтобы я смог написать ваши портреты.

Маша рассмеялась, облизывая пересохшие от душного зноя губы.

– Чтобы продавать их потом за пятьдесят тысяч? Зачем вам столько денег?

– Мне не нужны деньги, мне нужны вы, Маша. Во мне сентиментальности, – и он выразительно дунул на ладонь, – пшик! Я пошлый, скучный, занудистый художник-ремесленник, я не умею рассказывать смешные истории и анекдоты, не умею петь и играть на гитаре или пианино, я не умею свистеть, Маша, я ничего не умею из того, что должно тебе нравиться. Но я умею рисовать. Я рисую много и быстро. Я не хочу, чтобы ты уходила.

Неожиданно оба вздрогнули и долго стояли, не двигаясь и не веря в происходящее: ударил гром, сверкнула молния, полил дождь, которого не ждали. Они стояли под дубом, а Кукушкино тонуло в теплом сиреневом дожде.

Показались белые козочки, за которыми семенила худая рыже-белая, похожая на помесь дворняги с русской борзой собака, дождь расчесывал ее длинную шерсть, потом выплыла мрачная бабка в черном капюшоне, в руках у нее был тоненький прутик, которым она хлестала по высокой траве и что-то бормотала себе под нос. Странная компания скрылась в зарослях акации.

– А ты пил козье молоко?

– Нет.

– Говорят, полезное, сладкое и жирное.

– Если хочешь, я узнаю, где живет этот капюшон, и принесу тебе молока. Только вот не знаю куда.

– Сюда.

– Ты что, прямо здесь и живешь?

– Да. Обычно я появляюсь здесь перед дождем. Могу одна, а могу в компании маленьких ангелочков, помнишь?

– Конечно. А я подумал сначала, что это твои дети. Маша, можно, пока идет дождь, я тебя поцелую?

– А если дождь будет идти полчаса?

– Значит, полчаса и буду целовать.

Она закрыла глаза и почувствовала, как художник обнимает ее, как целует в губы ее, Машу, которую еще ни разу никто не целовал. Это было так хорошо, тем более что дождь и не думал прекращаться, он со стеклянным хрустом обрушивался на листья и ветки, звенел ими, шумел, играл, промывая каждый листик, каждого муравья, не успевшего вовремя добраться до своего муравейника; он струился по темной, крепко пахнувшей коре вниз и впитывался в мягкую, упругую землю.

Маша, оказавшись прижатой к стволу, тоже стала напитываться дождем. Она понимала, что сарафан уже вымок весь до ниточки, но позволяла художнику целовать ее до боли в губах. Быть может, вовсе и не одиночества она хотела, когда стремилась сюда, в Кукушкино, может, она хотела увидеть Дмитрия Дождева, который рисует портреты девушек и продает их за пятьдесят тысяч рублей? Тогда почему же она не призналась себе в этом раньше? Потому что она обманщица, она обманула себя, родителей, Анну и всех, чтобы поцеловаться с ним, изведать, что же такое поцелуй, а потом вернуться домой? Внутри Маши кто-то заплакал. Она представила, как возвращается к себе, садится за рояль, как раскрывает ноты, касается пальцами клавиш, а вместо них – пустота, и если посмотреть сверху, то Маша словно на вершине дуба, а внизу, где рояльные педали, стоит Дождев и зовет Машу за собой.

Он почувствовал, что она стала задыхаться, и отпустил ее.

– Мне пора, – сказала она, переводя дух, – дождь прекратился. Меня ждут.

Если бы Митя в тот момент спросил, кто ее ждет, она бы ответила: «Яблоки». Соседка угостила ее яблоками. А больше ее никто не ждал. Но и яблоки могли потерпеть. Она знала, что ей пора, что она и так позволила себе непростительные вещи и что, если об этом узнает мама или Анна, она даже и представить себе не может, что тогда будет. Но Митя не спросил.

– Слушай, пошли ко мне. У нас тут дача неподалеку. Мама привезла свежих сливок, на веранде целая корзинка клубники. Куда ты так спешишь? У тебя что, дети плачут?

Она мотнула головой: нет, не плачут.

– Я познакомлю тебя со своим отцом, у меня знаешь какой отец! Сергей Дождев, может, слыхала?

Маша ахнула: конечно, она знает Сергея Петровича, он приходил к ним настраивать рояль.

– Так ты его сын? Здорово!

Как хорошо было говорить ни о чем, о клубнике со сливками, о вечернем купании на реке, об ароматических таблетках, которые парализуют комаров на лету, о двенадцати оттенках зеленого цвета, японских кистях, о Шопене, о безнадежно влюбленном в Машу Хорне, о красивой Лизе, у нового мужа которой ночью какая-то женщина похитила машину, о мышах, которые бегают по чердаку, стучат своими упругими сухими лапками и мешают спать. Митя не мог допустить, чтобы Маша ушла.

– Где ты живешь? Покажи мне, только не обманывай, и тогда я успокоюсь, что ты мне не померещилась, что ты живая, а не призрак, рожденный дождем.

Она покачала головой: нельзя.

– Но почему, почему? Родители?

– Да. У меня страшные родители, они каннибалы, питающиеся исключительно мясом молодых, стройных и кареглазых художников.

Они вышли из-под кроны и, взявшись за руки, пошли в сторону дачного поселка. Остановившись на полпути, Маша показала рукой на свой дом, бело-розовое каменное строение с белым балконом и верандой, – как клубника со сливками.

– Вот там я живу.

Митя посмотрел на нее с недоверием.

– Так ведь это же руфиновская дача.

– Ну да.

– Так, значит, ты дочь Руфинова?

Анна на полной скорости влетела в город и, не обращая внимания на светофоры, помчалась к дождевскому дому. «Волга» остановилась возле подъезда. Анна поднялась по лестнице и трясущимися руками отперла дверь. Вошла и осмотрелась. Записку она увидела сразу. «Мальчики! Квартира сдана Дымову, просьба его не беспокоить и ключи передать по адресу». Это невозможно. Какой, к черту, Дымов, какие ключи?! Где Маша?

Анна осторожно прошла в глубь квартиры и открыла дверь большой комнаты. Кушетка, на которую она положила вчера вечером бесчувственную Машу, была пуста. Чуть дальше, на диване, кто-то спал. Кажется, мужчина.

– Вик! – с надеждой позвала она.

Но мужчина спал крепко. Анна сняла туфли и обошла всю квартиру. Маши нигде не было. В ее планы входило «освободить» Машу, внушить ей, что это она, Анна, нашла ее и что ей необходимо уехать из города. В запасе было несколько нелепых историй, но для Маши вполне сносных. Но Маши не было.

Анна прошла на кухню и налила себе коньяка, кем-то услужливо оставленного на столе. Села, выпила. Цель похищения состояла в том, чтобы, убрав Машу из города, шантажировать Руфинова до тех пор, пока он не разведется с Ольгой и не оформит документы на выезд. Хватит тянуть, она и так ждала достаточно долго. И еще Вик. С ним тоже надо было что-то решать. И как это Ольга могла так поступить с ее братом? Предположим, что картины, показанные им осенью, были неудачны. Пусть даже совсем плохи. Но чудесные натюрморты и пейзажи, которые она видела у него в апреле, это же совсем другое дело! Конечно, Ольга мстила ей, но за что? Она же ничего не знает!

Коньяк разогрел кровь и погнал ее по лабиринтам сосудов, делая щеки Анны розовыми, а глаза блестящими.

Дверь в кухню со скрипом отворилась, и Анна увидела перед собой белотелое тщедушное существо в больших, не по размеру, клетчатых домашних туфлях. Больше на нем ничего не было. Существо, увидев Анну, прикрыло руками нечто, находящееся в возбужденном состоянии и проясняющее пол, вздохнуло, но потом, забывшись, почесало одной рукой ухо.

– Милочка, а вы, собственно, кто?

– Анна. Хотите выпить? Тем более что и коньяк ваш.

– С удовольствием. Хороший город, хорошие люди, женщины сами в руки идут, как караси на щуку. Вы, стало быть, хозяйка квартиры?

Анна сделала ему бутерброд, потом небрежно махнула рукой:

– Нет, что вы. Просто у меня были ключи от этой квартиры, да и вещи кое-какие надо забрать… и вообще – я вам снюсь.

– Меня зовут Евгений Иванович. Моя фамилия Дымов. Одна русалка мне сегодня уже снилась. Только она была в отличие от вас рыжеволосая, прелестный оттенок, чистое золото. Но она быстро ушла, словно спешила куда-то. Я даже познакомиться не успел. – Голос у Дымова был мягкий, перламутрово-нежный, высокий, с чудесным неместным акцентом.

– Я знакомая хозяйки. Я скоро уйду. Там записка в прихожей, я все прекрасно понимаю.

– Нет-нет, что вы! – Дымов замахал руками. – Анна, бога ради, живите здесь, квартира огромная, какие проблемы! Я – случайный гость, это вообще странно, что я здесь оказался. Я должен был остановиться у другого человека, а он возьми и женись. Вот мой старинный приятель Бобров и познакомил меня с Мартой. Редкое имя, весеннее, пахнет талым снегом и теплым асфальтом.