мне сидеть в твоей тачке? — злюсь. — Прости, бро, но я своей жопой кресло натираю. Ничего страшного? Может, надо было надеть полиэтиленовый футляр, чтобы я не запачкал твою тачку?
— Заткнись…
Тачка несётся на сумасшедшей скорости. Наглец спокоен. Как будто сидит и рубится в приставку, а не разгоняет зверя на предельную мощность. Спокойный, как труп. Однозначно, он давно сдох и просто притворяется живым. Я бы сидел с очень упоротым видом за рулём этой тачки, чувствуя каждый толчок поршня в двигателе этой дерзкой суки. Кайфовал и наслаждался бы каждым рыком зверя.
— Запомни, я не люблю, когда ты портишь мои вещи. Не хочу, чтобы испортил и эту тачку.
— Послушай, Итан, — вздыхаю я. — Твою жёлтую малышку восстановят. Но я был не виноват в аварии.
— Конечно. Ты же ангел с нимбом на голове! — дерзит Наглец.
С виду Итан спокойный. Но Наглецом мы его прозвали не просто так. Он, блять, умеет нарываться. Причём говорит колкости с таким видом, будто хвалит тебя или отвешивает комплименты. Нагло. Дерзко. Невозмутимо. Он может вывести из себя даже святошу! Чего уж говорить про меня?
— Ты мне не веришь? Я был трезв! Могу даже показать освидетельствование.
— Можешь, — кивает Наглец. — И мы оба знаем о твоих связях с продажными копами, начиная от низа и заканчивая верхушкой. Подделать свидетельство для тебя — проще, чем высморкаться.
Злость закипает во мне фонтаном. Хочется орать. Рвать. Метать. И забыться в дурмане. Нет. Это уже лишнее.
— Я думаю, что тогда ты был под кайфом, как и вчера, — ровным голосом замечает Итан, уточняя. — Вчера ты точно нюхал в одном из баров. Знаю это наверняка, потому что мой знакомый видел, как ты общался с одним из тех, кто раскладывает «дорожки».
— Итан, я…
— Мне плевать. Главное, чтобы сейчас твоя рожа выглядела прилично. Не смей портить Ченсу праздник рассказами о том, что тебя снова понесло, сам знаешь куда. Твои слабости — твои проблемы, ясно?
— Окей, я понял. Можешь не повторять. Хочешь похвастаться, тем, что у тебя нет постыдных слабостей и тёмных пятен на биографии? — смеюсь и тянусь за сигаретами.
Итан ловко выхватывает сигаретную пачку и выбрасывает её из окна.
— Не кури в моей тачке.
— Да пошёл ты, святой педрила!
— Завались, — цедит сквозь зубы Итан.
До конца поездки мы больше не говорим друг другу ни слова. Только возле медицинского центра Итан открывает рот, чтобы сказать мне:
— Встречу я организовал. От лица нас двоих, разумеется,
— Цветы, шары, музыканты и прочая херня?
Итан смеряет меня взглядом, которым может испепелить до состояния кучки пепла.
— У нормальных людей это называется праздник. Если ты — кусок дерьма и живёшь, как грязное животное, то не стоит думать, что все остальные живут точно так же. Для Ченса это очень важный день. Для Эмилии тоже. Так что закрой свой помойный рот и будь паинькой.
Я хмурюсь. Выдал бы порцию мата в ответ, но Итан, чёрт бы его подрал, прав. Не прав он только в том, что я не понимаю, насколько это важно. Я на самом деле понимаю, что семья для Ченса и его горячая мексиканочка — это всё. Нет. Не так. ВСЁ. Самое главное.
И я хрен когда признаюсь Итану, но мне дико завидно, что некоторые могут радоваться жизни по мелочам, а не придавать ей вкус при помощи бухла, наркоты и выброса дурного адреналина.
Иногда мне кажется, что я долго не протяну. Сдохну, годика так в тридцать три, как долбаный Иисус. Если дотяну, конечно. Всё чаще думаю, что не доживу до этой даты. Скорее всего, в поисках очередного свежего глотка жизни я спрыгну вниз с такой высоты, что разобьюсь.
Глава 9. Мерзавец
Возле медицинского центра мы появляемся вовремя. Итан кивает в сторону массивного внедорожника.
— Там корзина с цветами. Красные розы якобы от тебя. Мои — белые. Ничего не перепутай!
Я больше не стараюсь вывести Наглеца из себя и действительно веду себя послушно. Кажется, так называется слепое следование указаниям. Замечаю актёров и родственников Эмилии и Ченса, притаившихся по сторонам. Кажется, встреча будет грандиозной.
Встреча получается грандиозной. Даже меня, циника и матершинника, на мгновение пробивает светлым, радостным чувством. Что-то шевелится внутри. Я знаю, что это жалкий обрубок чувства, которые другие двуногие называют привязанностями.
Ладно, признаюсь, что я по-настоящему привязан к своей стае. Ченс и даже зануда-Итан для меня всё равно, что братья. Почти родные. Я готов ради них на всё. Даже ради Наглеца, хоть он и считает меня куском дерьма, годного только на то, чтобы от него избавились.
Но я, не раздумывая ни одной секунды, брошусь под пули ради одного из них, если этого потребует ситуация. Просто моя привязанность не такая благородная и демонстрируемая, как у Итана. Он словно рыцарь на белом коне, а я ублюдок верхом на злобном, хромом волке. Ну и по хрен. Главное, что они оба — моя стая.
Сегодня праздник у старшего бро, значит, я должен затолкать своё дрянное настроение в задницу и улыбаться. Улыбаться, хотя бы ради солнечной малышки, стоящей рядом с Ченсом. Я давно не видел Эмилию, и мексиночка кажется мне ещё аппетитнее, чем до этого.
— Подбери слюни. Не пялься на её сиськи, если не хочешь, чтобы Ченс проломил твою пустую черепную коробку! — вполголоса говорит мне Итан.
Блять, и всё-то он замечает. Говорю же, не человек — робот, пеленгатор, сраный киборг!
— Я не пялюсь. Я просто давно не видел Эми. Но думаю, что ты и сам заметил, что её шары стали огромными, как для игры в боулинг… — хмыкаю я, потому что вижу, что Итан тоже скользнул взглядом по фигуре Эмилии.
— Это всё потому, что она будет кормить грудью. Молоко прибывает, грудь набухает, — отвечает Итан.
— Ты-то откуда знаешь? Имел с этим дело, пай-мальчик?
Итан не отвечает, но хмурится и словно замыкается в себе. Хотя, куда ещё больше? Он и так