Самому сейчас за рулем — вообще не вариант. А она как добиралась? Нет, что на машине, знаю. Это то немногое, что Сергеевна мне сказала, но все же. Меня вон как это все вымораживает. А ей, выходит, нормально? Такие, значит, нервы у барышни?
И девки ведь ничего не сказали, кроме того что я и так уже знал. Партизанки. Впрочем, я особенно их не пытал. Потому как понимаю, чем это может обернуться, когда эти самые девицы узнают, кто с ними тут тусил. Не нужны мне подобные инфоповоды, а они вряд ли упустят возможность засветиться.
Оставляю ситуацию на откуп своим ребятам. Все же они профессионалы. И лучше я пару дней подожду проверенной информации, чем стану собирать по крупицам сплетни. Мне и без них нет покоя. В памяти еще свежи слова девчонок о том, что у Афины кто-то там есть.
А если она к нему вернулась?
Стискиваю зубы. Ничего. Как вернулась, так и уйдет. Вот только доберусь до нее, и… Сразу все хорошо будет. Так чего же меня так кошмарит? Прячу взгляд за непроницаемыми стеклами солнцезащитных очков. Время в дороге тянется пастилой. Ревность взбалтывает нутро и подкатывает тошнотой к горлу. Я, конечно, слышал стереотип о том, что мужчины наших кровей ревнивые, но себя до этих пор за таким не замечал. И вот… Сразу. Контрольным в голову. До застилающей глаза алой пелены.
Чтобы как-то с этим дерьмом справиться, нагружаю себя работой. Благо та никогда не заканчивается. А тут еще лагерь этот… Будь он неладен. И Коваленко со своей протеже. По-хорошему надо было хоть имя ее спросить, погуглить. Но в растрепанных чувствах как-то не сообразил, а теперь вроде поезд ушел.
Ночь бессонная. Тревога не отпускает. Не курил никогда, а тут прям хочется. С утра мама звонит. А я даже на разговоре с ней не могу сосредоточиться. Что-то про Лалу она рассказывает, про меню к какому-то званому ужину… Я что-то невпопад отвечаю.
— Марат, сынок, у тебя что-то случилось?
— Да нет. Просто работы много, отвлекся. Что ты там говорила?
— Я спрашивала, как лучше вас усадить.
— Кого это — нас? — туплю.
— Вас с Фаридой. Рядышком? Или…
— Или. Вдруг она ужасная зануда?
— Марат! Так нельзя говорить о невесте.
— Потенциальной невесте, давай называть вещи своими именами, м-м-м?
— Сомневаюсь, что мы найдем тебе партию лучше.
— Звучит так, будто все уже решено. — И самое паршивое, что я не в первый раз это замечаю. Если что-то сейчас способно испортить мое настроение еще сильнее, то это — разговоры о моей свадьбе.
— Нет. Не решено. Но я не понимаю, почему ты настолько негативно настроен. — Мама явно огорчена. Мне от этого становится не по себе. Расстраивать маму — последнее дело.
— Извини. Просто все происходит так быстро…
— Тебе тридцать, сынок. Неужели мы дали тебе мало времени, чтобы нагуляться?
— Не в этом дело.
— А в чем?
Медлю. Сказать, что у меня кто-то появился? Нет… Рано. У мамы наверняка возникнет миллион вопросов, а как на них ответить, если я сам ни черта не знаю?
— Это не телефонный разговор.
— Хорошо. Тогда приезжай домой, ты знаешь, как мы тебе рады.
— Если не сильно поздно освобожусь. — Вздыхаю.
— Постарайся. Я приготовлю что-нибудь вкусненькое.
— Поцелуй за меня Лалу.
— Обязательно.
Черте что. Как это все разгребать — не знаю. Иду в душ, чтобы взбодриться. Одеваюсь, еду в офис. Терпеть не могу опаздывать, а тут, как на грех, авария на подъезде и огромная пробка.
— Марат Маратыч, господин Коваленко в конференцзале вас уже минут пятнадцать ждет.
— Ага. Я в курсе. Один?
— Один, — кивает моя помощница. — А мы кого-то еще ждем?
— Похоже, меня… — звучит за спиной знакомый… знакомый, мать его, голос. Мерещится она мне, что ли? Оборачиваюсь и… Если это и мираж, то очень натуралистичный. Картинка такая, что бьет под дых. Красотой. Совершенством форм, безупречностью линий… Как привязанный шагаю к ней. И натыкаюсь на такую панику во взгляде, что невольно на миг замедляюсь. «Что?» — спрашиваю безмолвно. Глаза Афины в ответ кричат — «Держись от меня подальше!». Ни черта не понимаю. Откуда в них этот ужас? Шок — ладно, я и сам еще до конца не пришел в себя от такой встречи, но ужас… Чем вызван ее ужас?
— Афина? Марат… — Звучит голос Коваленко, выходящего нам навстречу. Афина вздрагивает. Опускает ресницы и незаметно выставляет перед собой руку, будто умоляя меня о… чем? — Доброе утро.
Афина открывает глаза, и я вижу перед собой абсолютно другого, совершенно мне не знакомого человека.
— Доброе утро. Господин Коваленко… Господин… Панаев? — вопросительно приподнимает бровь.
— Марат Маратович, — улыбается Владимир, подходя к Афине чуть ближе, чем я бы ему позволил. Впиваюсь в ее лицо. Что общего у нее с Коваленко? Почему он ужом вокруг нее вьется?
— Я полагала, у меня встреча с вашим… отцом?
— Проекты, которые нам предстоит обсуждать, веду я. Пройдемте? — указываю на дверь. Мои пальцы немного подрагивают, до того хочется ее коснуться. Но я все еще помню застывший в ее глазах ужас. Кому он адресован? Не мне. Это факт. Тогда Коваленко, что ли? Так это после расставания с ним есть шанс «самой скончаться»?
В глазах Афины мелькает понимание. И что-то вроде веселья. Значит, она сложила концы с концами и, наконец, поняла, за каким чертом я приехал в Беляево. Что ж. Значит, Афина в гораздо более выигрышном положении. Я вот, например, до сих пор ни хрена не соображу. Кто она? Что их с Владимиром связывает? Тот давно и крепко женат. У него уже дети взрослые. А она явно не из тех женщин, которые согласились бы на роль любовницы. Или я в ней фатально ошибся. Кошусь на Коваленко. На то, как собственнически и покровительственно он держится, хотя Афина всем своим видом дает понять, что ей ни черта из этого набора не надо. И закипаю. Швыряю папку с документами на стол.
— Так с кем я имею дело? — сощуриваюсь. И да, вопрос звучит, конечно, двусмысленно. Для нас с Афиной — так точно. С трудом гашу злость, которая становится лишь сильней от того, как безупречно, не в пример мне, она сама держится. С каким гребаным достоинством… Демонстративно скольжу по ней взглядом. Еще раз для себя отмечаю выбранный ей наряд. Я не знаю, как это сочетается, но мне пипец как за нее гордо, вместе с тем как ревниво. Я и на месте-то остаюсь лишь каким-то чудом, ведь на самом деле больше всего