– Не знаю. Автостоянка у торгового центра… А это разве важно?
– Нет. Ты явно чем-то расстроена. Что случилось? Я как раз ужинал.
– Плохой расклад получился, – сказала сестра.
– Что? На картах гадала?
– Да. Я чувствую себя не в своей тарелке. Можно с тобой поговорить?
Я глянул через окно на Алису. Она ела, запивая еду вином. Заметив, что я на нее смотрю, женщина мне помахала.
– Да, но не долго.
– Помнишь, как я поранила себе ноги? Не знаю, с какой стати я об этом сейчас вспомнила. Я нырнула, а потом почувствовала, что у меня болят ноги. Мне сейчас надо с тобой об этом поговорить.
– Зачем?
Я уж было подумал, что она отключилась. Трижды я позвал сестру по имени, прежде чем она ответила.
– Помнишь, я поскользнулась на тех скалах, а ты меня нес? Должно быть, тебе было тяжело.
– Нет.
Мне было тринадцать, сестре – восемь. Она почти ничего не весила.
– Может, мне к тебе приехать?
Я мог бы отвезти сестру к врачу или в гостиницу, купить ей еду, сделать все, о чем она попросит.
– Я сейчас с Алисой. Мы, если хочешь, можем приехать вместе.
Если она не уйдет раньше, чем я вернусь к столику.
– Мы взбирались на те валуны. Там все было в раковинах усоногих раков. Не представляю, зачем мы туда полезли. Мы там не улиток случайно искали?
– Да, улиток. Энола! Может, я приеду и заберу тебя?
– Нет! Нет… Со мной все будет в порядке. На мне был черный купальник… черный в розовый горошек. Ты стоял на высокой скале, которую мы прозвали Тостером. Глупое название. Я хотела долезть до тебя.
Внутри Алиса разговаривала с официантом. Тот смеялся и, кажется, пытался с ней флиртовать. Мое свидание – или не свидание – продолжалось без меня.
– Помню, – сказал я.
Во время отлива скалы кишат жизнью: усоногие раки, морские улитки, водоросли, песчаные блохи… Мы передвигались на четырех конечностях, хватаясь пальцами за расщелины в камнях.
– Я поскользнулась на водорослях.
Я помнил, с каким звуком она ударилась о камень. Я метнулся и схватил сестру, но рука оказалась слишком маленькой и скользкой, а настоящей опоры у меня самого не было. Сестра скользила вниз по камням до самой воды.
– Энола! Можно я тебе перезвоню?
Она меня не слушала.
– Раковины впивались в мое тело. Чертова морская вода жгла мне кожу. Мне почудилось, что соль разъест меня. Я почувствовала головокружение, а затем мир померк.
– Я видел, как ты поскользнулась, а в следующую секунду уже ушла с головой под воду.
– Я погрузилась в воду очень глубоко. Помню, как мои ступни коснулись песчаного дна. Я кричала, кричала, а потом рядом появился ты. Ты очень быстро пришел мне на помощь.
Я подхватил сестру и нащупал глубокие порезы на ее ногах. Нет, не порезы… Куски плоти моей младшей сестры были вырваны из ее тела и теперь кровоточили на скалах. Я слегка надавил ей на живот, качая на руках.
Алиса посмотрела на меня через стекло. Я одними губами сказал ей: «Минуточку». Она пожала плечами и отпила из своего бокала.
– Ты отнес меня на руках домой, – сказала Энола.
Сестра не помнила кровавой дорожки, которая тянулась за нами по песку. Когда я добрался до дома, мне показалось, что там никого нет. Я ошибся. Папа сидел за кухонным столом, читал газету и пил то, что с натяжкой можно было назвать кофе. Он не оторвал глаз от газеты, когда я внес сестру в дом. Я отнес Энолу в ее спальню и положил животом вниз на кровать. После этого я принялся копаться в аптечке. Половину ее занимали лекарства, которые принимала мама. Прошло шесть лет, а папа так от них и не избавился.
Порезы от раковин усоногих – та еще головная боль. На них живет множество разнообразных бактерий, так что избежать заражения очень трудно.
– Ты мазал мне раны йодом. Помнишь, идиот?
– Я не знал, что делать.
Я навалился на сестру всем телом и крепко держал ее, а она визжала от боли. Мне казалось, что этот кошмар длился долгие часы. Я прижимал лежащую на кровати Энолу. Мамины лекарства валялись на полу. Папа в кухне сидел с пустой чашкой в руке.
– Ты был ко мне очень добр, Саймон, – сказала сестра.
Я делал все, что мог. Кажется, Энола немного успокоилась; по крайней мере, ее голос стал спокойнее, чем в начале разговора.
– С тобой точно все в порядке?
– Да. Мне просто захотелось услышать твой голос. Иногда после разговора с тобой мне становится легче.
– Хорошо.
Бесс Виссер. Внезапно я вспомнил, где видел это имя. В прошлом году, когда я передвигал мамин туалетный столик для того, чтобы устранить очередную течь, я нашел пожелтевший листок бумаги, где рукой матери были выведены имена трех женщин. Имя Бесс Виссер было среди них. Бумажка лежала на самом дне выдвижного ящика. Мама знала о существовании этой женщины.
– Подожди! Ты сказал, что ты сейчас с Алисой Мак-Эвой?
– Да.
– С Алисой, значит… Вот и хорошо. Я тороплюсь. Увидимся через пару недель.
– Энола!
– Спасибо.
Писк. Связь оборвалась.
Тем временем Алиса закончила ужинать и даже расплатилась по счету. Должно быть, на мне лица не было, потому что она тотчас поинтересовалась, что случилось. Я сказал, что просто Эноле срочно понадобилось со мной поболтать. Алиса удивленно приподняла брови, но ничего говорить не стала. Я извинился перед ней, но прежнее настроение к нам не вернулось… По крайней мере, не вернулось ко мне. Когда мы шли к машине, я понял, что Алиса теперь навеселе. Она что-то бормотала насчет каблуков своих туфель, привалившись боком к моему плечу. Приятная нагрузка, что ни говори.
– Это несправедливо! – заявила она, когда мы забрались в машину и тронулись в обратный путь. – Ты всю жизнь о ней заботился. Я же все видела… А потом она оставляет тебя одного, но надеется, что ты по первому же ее звонку все бросишь и помчишься ее выручать.
Алиса, по-видимому, не на шутку рассердилась и хотела продолжить в том же духе, но, вздохнув, сказала:
– Извини, я пьяна.
Я улыбнулся:
– Нет, не пьяна. Ты права. Так оно и есть.
– Невесело.
– Бывает.
Мы задержались у дверей ее квартиры. Я снова извинился и пообещал вернуть деньги за ужин в ресторане. Алиса сказала, что все это сущие пустяки. Кожа ее руки побелела там, где она касалась косяка двери.
– Я хочу кофе, – сказала Алиса. – Будешь кофе?
Она жаловалась мне на мою сестру. Она заплатила за наш ужин. Она надела сегодня платье. Вскоре мы можем остаться без работы. Спрашивая о кофе, она прищурилась. Это была Алиса. Если я переступлю порог ее квартиры, наши отношения уже не будут прежними, но я рискнул… Я наклонился… Ее губы оказались теплыми и мягкими. Целоваться она умела, пожалуй, лучше меня. И в этом Алиса меня обскакала.
Ее спальня представляла собой мешанину практичности и фантазии. Массивный стол, изготовленный из твердой древесины, стоял у стены. На опрятных полках выстроились в идеальном порядке книги и фотографии в рамках. У окна стояла небольшая абстрактная скульптура из раковин литорин, потолченных раковин лунных улиток и малюсеньких щитов мечехвостов. Только родившаяся на побережье девушка может увидеть красоту в подобного рода творении. Впрочем, скульптура была тут к месту. Кровать была словно из другого мира: гора подушек, разные ткани, разные размеры, разные оттенки розового…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});