умел, до того как… Ладно, я пошёл.
— Я тебе помогу!
Мацуда взял Акиру за подмышки и без видимого напряжения перекинул через забор. Послышался короткий вскрик парня, сигнализирующий о его приземлении.
— А мы как туда попадём? — спросила я.
— Вы зайдёте через главные ворота, — проинструктировал Такамото.
— Нужно, чтобы нас не увидели вместе с Акирой?
— Как получится, но зайти лучше порознь. Мы вас здесь подождём. Если что — поможем, чем сможем.
Мы с Машей поправили шёлковые робы, накинутые поверх свитеров с джинсами. Смотрелось эклектично, но вряд ли кто-то будет присматриваться.
Усадьба Ходзё Токимунэ выглядела больше, чем таковая Окады Ёшикэзу. Здания, в плане расположенные в форме буквы «Н», находились на большом расстоянии друг от друга. У ворот мы увидели несколько несколько крытых повозок, как будто сюда сегодня много кто приехал. Прямо перед нами шли две молодые дамы. Одна, носившая голубое верхнее платье, с непокрытой головой, держала подмышкой шляпу с вуалью. Другая, поступив более практично, накинула на голову своё верхнее ярко-красное платье и закрепила полоской ткани, обмотанной вокруг плеч и завязанной сзади, в руках она держала музыкальный инструмент, похожий на лютню, с двумя отверстиями в форме месяца и украшенной полосой в нижней части.
— Девушки, не подскажете… — мне удалось привлечь их внимание. — Это усадьба сиккена?
— Да, это здесь, — кивнула та, что несла шляпу.
— А вы приехали… с рикшей? — спросила её спутница.
О нет! Нас, что, успели увидеть с нашими друзьями?
— Откуда вы знаете? — спросила я дрогнувшим голосом.
— Видели, как отъезжала повозка. Вы недавно поступили на службу сюда?
— Да, буквально сегодня наш первый день, — соврала я и довольно болезненно ткнула локтем в бок Машу, когда она повернула ко мне ошеломлённое лицо.
Надеюсь, она простит.
— Боюсь, вам не доведётся его видеть, — сказала девушка с лютней. — Он закрылся в комнате для буддийского поклонения и весь день читает молитвы.
— А с кем мы тогда сможем поговорить? — спросила Маша.
Молодые дамы переглянулись.
— Даже не знаю, — обладательница музыкального инструмента пожала плечами. — Сейчас все готовятся к церемонии по случаю Танабата.
По обе стороны от входа в усадьбу стояли два декоративных дерева в кадках, а выше, на крыше, висели два каменных фонаря. Из дверей вышла женщина лет сорока с лицом в форме груши, и наши собеседницы подошли к ней.
— К чему они готовятся? — переспросила у меня Маша. — Похоже, нападение монголов их не коснулось.
— Кажется, мы им не понравились, — слегка расстроилась я. — Наверное, наши одежды не сливаются с ландшафтом.
Мы засмеялись, чем неожиданно вызвали возмущение стоявшей на входе женщины:
— Кто разрешил вам смеяться? Никакого воспитания!
— Извините, — мы торопливо поклонились.
— И вообще, вы кто?
— Мы… эм… Я носитель веера сиккена, — на ходу придумала я.
— А вы? — ответ потребовался и от Маши.
— А я её помощница, — сказала моя подруга.
Приветствовавшая нас подошла очень близко и всмотрелась в наши лица, как будто её зрение никуда не годилось.
— Что ж, проходите.
Мы как можно быстрее юркнули между дверями. Я представила, как мы с Машей с торжественным видом несём один веер на двоих и прикрыла рукавом нижнюю часть лица, чтобы моя улыбка больше никого не разозлила.
Внутри нас встретила ещё одна дамочка делового вида, помоложе и побойчее. Её волосы были забраны назад воткнутым в них гребнем, подстриженные пряди у лица были короткими и не доходили до подбородка, к груди она прижимала стопку листов, сшитых в виде тетради.
— Вы кто? — без церемоний обратилась она к нам.
Мы повторили то, что придумали на входе.
— Что-то я не помню, чтобы встречала вас здесь, — она бегло просмотрела свои листы.
— А мы только первый день на службе, — сказала я.
— Да? Тогда приятно познакомиться, меня зовут Мидори. Я тоже из свиты сиккена-сама. Вы ведь участвуете в подготовке церемонии?
— Разумеется, участвуем.
— Тогда проходите. Только не сюда, а туда, в павильон для подготовки церемоний. Ждите, когда вас позовут в павильон для проведения церемоний.
Мы прошли по крытому, разделённому стеной пополам коридору в другое здание, и попали в комнату, где находилось несколько женщин разного возраста и статуса. Множество других женщин постоянно приходили, оставляли или забирали что-то, и кланялись в знак извинения, задевая друг друга рукавами. Иногда с ними приходили маленькие девочки с волосами, подвязанными лентами за ушами, и радостно нарезали круги в, казалось бы, слишком тесном для этого помещении. А мы тихо сидели на пятках в уголке, ожидая увидеть Акиру.
Перед зеркалом на трёхногой подставке сидела нескладная девочка-подросток с торчащими сквозь волосы ушами и проверяла, хорошо ли у неё начернены зубы. Из всех присутствовавших здесь человеческих фигур она казалась наиболее статичной. Очередная вошедшая дама приблизилась к ней, покровительственно спрашивая:
— Сидзука, ты готова?
Девочка со всех сторон осмотрела своё лицо в зеркало и неуверенно ответила:
— Да, мама.
— Подумать только! Кажется, ещё недавно проводили с тобой, трёхлетней, церемонию надевания хакама, а теперь ты уже в Танабата участвуешь! — сентиментально вздохнула мать, и даже смахнула рукавом слезу.
Потом она оглядела дочь и с разочарованием добавила:
— Ты же ещё не пошатываешься при ходьбе! Надо бы надеть на тебя ещё пару слоёв.
Ей ответила пожилая женщина, которая сидела у стены, оперевшись на лавочку-подлокотник, одетая в платье неброского зелёно-коричневого цвета:
— Почему бы ей не надеть то уваги, которое ты носила в день церемонии совершеннолетия? Оно ведь принесло тебе удачу.
Её волосы, собранные в свободный низкий пучок, были совершенно седые, вокруг рта залегли глубокие морщины, но по-старчески запавшие глаза светились остроумием.
— Хорошо, мама. Я захвачу его, когда пойду переодеваться, — пообещала мать Сидзуки, как оказалось, её бабушке, и вышла.
На данный момент мы остались в комнате вчетвером. Сидзука ещё раз посмотрела на себя в зеркало, поправляя волосы, стараясь, чтобы пробор был ровно посередине.
— Мне так страшно, — вдруг сказала она. — Мои старшие подруги говорят, что это только выглядит просто. А вы когда-нибудь участвовали в церемонии Танабата?
Мы с Машей запоздало поняли, что она разговаривает с нами.
— Ни разу, — признались мы. — Если честно, мы даже не знаем, что это такое.
— Не нужно волноваться, — успокаивающе сказала бабушка, подходя к внучке. — У твоей матери не сразу всё получалось, но она выросла уважаемой женщиной.
— Я постараюсь взять себя в руки, бабушка Иё.
— А вы, что же, правда никогда не слышали о Танабата? — наша неосведомлённость не ускользнула от её внимания.
— Не довелось, — подтвердили мы.
— Я расскажу вам про эту традицию.
Она отвела нас за ширму и порылась в стоявшем за ней сундуке,