Читать интересную книгу Гиляровский на Волге - Екатерина Георгиевна Киселева

Словом, 23 апреля 1883 года Владимир Алексеевич был у берегов Волги, в Ярославле.

На его обязанностях лежало договариваться с антрепренерами, снимавшими театры, о сцене для гастролей «Товарищества» и согласовывать с «отцами» городов репертуар.

За два, мало за один день до окончания гастролей будет он выезжать в другой город. Таким образом, в пути почти всегда один — никто не помешает. Он свободно сможет заполнять чистые листы тоненьких тетрадок, целой пачкой которых запасся еще в Москве.

В Ярославле Владимир Алексеевич на этот раз пробыл недолго, всего несколько часов, и на пароходе «Охотник» выехал в Кострому. С палубы смотрел на удаляющийся город. Когда исчезли последние строения, тут же на палубе начал первый в своей жизни путевой дневник: «Вот она Волга, — писал он, — Ярославль, знакомые места… завод… Ветка, где зимогоры живут, грузят вагоны… Американский мост… Всё это мелькнуло… А вдали ширь и гладь необъятная… Как громадное овальное зеркало, расстилается передо мной Волга, окруженная сперва зелеными, дальше темными и, наконец, синеватыми рамками лесов! Пароходов и судов еще мало… Все на низ схлынули».

В Костроме, в день приезда Владимира Алексеевича, готовились к встрече только что спущенного на воду парохода «Амазонка». Устроив дела труппы, он отправился на берег, куда спешил весь город. Четыре пристани были полны приодетого народа. Мелькали огромные поля круглых шляп, белые платочки, черные картузы — всё смеялось, шутило, двигалось. Вечером Владимир Алексеевич записал в дневнике: «…Вся Кострома высыпала посмотреть новый пароход, плоскодонный, с одним колесом, принадлежащий Зевеке. Вдали, на темном фоне берега, светлым пятном белел высокий корпус этого гиганта-американца, созданного на русской Волге предприимчивым пароходчиком. Я еле-еле пробрался к пристани Зевеки. Она была битком набита народом. Впереди у самого края толпилось костромское купечество, молодежь, дальше дамы и их спутники — офицерство, здешние сердцееды… Всё ближе и ближе обрисовывался контур „Амазонки“. Ясно были видны две громадные трубы, соединенные железной перекладиной для прочности. Вот и люди уже видны…

— И что это ён не свистит? — вопрошает пальто с барашковым воротником своего соседа — толстого купца.

— Эти пароходы без свисту, потому они мериканские, им воспрещается.

— Почему же?

— Потому что мериканские и никак невозможно.

Как бы в ответ на это раздается оглушающий свист „Амазонки“.

— А вот свищет, дядя! — заговорило пальто.

— Дурак! Это не свист, а шип!»

Костромичи приняли столичных актеров тепло и радушно, как, впрочем, и во всех последующих городах. 7 мая 1883 года Владимир Алексеевич записывает: «Вчера в Костроме шла „Кручина“. Роль жены Недыхляева на этот раз играла Свободина. Пьеса прошла блестяще. Прием такой, какой мне еще не снилось видеть. Поднесли Писареву и Бурлаку венки, Козловской и Свободиной по букету. По окончании пьесы вызывали всю труппу и поднесли адрес от публики, который был прочитан учеником гимназии Никифоровым. Вызовам не было конца».

В путевом дневнике Владимира Алексеевича (апрель — май 1883 года), сравнительно мало внимания уделено гастролям «Товарищества». Есть некоторые подробности игры актеров, отмечено, сколько времени задерживались в каждом городе, какие шли спектакли и какие из них давали полные сборы, иногда упоминается, где обедали, обязательно указывает Владимир Алексеевич, на каком пароходе ехали из города в город. Но в основном дневник заполнен записями бурлацких песен, бурлацких перемен, различных сказаний и преданий о Волге, ее берегах, о грабежах хозяйских судов у Жигулей, о жизни и быте бурлачества.

В свободное от спектаклей время Владимир Алексеевич успевает побывать в деревнях, лежащих недалеко от городов, встретить стариков, когда-то крючничавших или бурлачивших, рыбаков, поговорить с ними, а затем записать слышанное от них и восстановленное благодаря этим встречам в памяти.

В Симбирске театр снимал известный антрепренер Рассказов. Его в городе не оказалось, и Владимир Алексеевич отправился к нему в деревню Поливна. В дневнике он записывает: «Поливна в шести верстах от Симбирска. Застал Рассказова дома, прекрасное месторасположение Поливны: на гористом, высочайшем берегу Волги, вся в лесу… А под горой рыбачьи ватаги, спускался к ним, воздух — не надышишься…» Или следующая запись: «Бурлаки иногда спали в трюме… Нанимали попутинно. Астрахань — Симбирск — 35 рублей ассигнациями… От Рыбинска до Нижнего девятнадцать перемен… В Жигулях около Царева Кургана и реки Усы останавливались по десять судов, боялись разбойников… Суводь переворачивала расшивы… До Рыбинска бурлаки дойдут, дают им лодки… на двадцать, тридцать человек и спускаются».

Иногда записи ведутся более подробно. Проезжая Жигули, Гиляровский внес в дневник следующую картину: «Прекрасный вид представляют Жигули. Почти всё каменные скалы, нагроможденные одна на другую, заросли густым непроходимым лиственным и изредка хвойным лесом, между зеленью которого то поднимаются гористыми, неправильной формы вершинами темные скалы дикого камня, то спускаются уступами голые, темные груды известняка, прорытого глубокими продольными трещинами и чернеющего пещерами. Вот сверху до самой воды тянется белая полоса алебастра. Наверху этой полосы, на белом ее фоне мелькнуло, зашевелилось что-то красное, еще, еще. Если пристально вглядеться, то эти красные и синие точки — рабочие, ломающие алебастр… Вот из-под ног рабочих с громом, таща за собой груду осколков и тучи пыли, покатился по белой полосе огромный камень и, прыгая по утесам, со страшной силой громыхнулся в воду… Эхо от падения раздалось несколько раз по горам и отозвалось столько же далеко за Волгой… Целый водопад брызг обдал берег, и волна пошла от места, куда рухнул великан. Туча пыли на горе скрыла рабочих. Впереди, в нескольких саженях от места падения, шли бечевой бурлаки. Они встали на минутку, перекрестились, дали улечься сыпавшимся обломкам и, снова повиснув грудью на бечеве, мерно, воробьиным шагом потянулись вперед под опасным местом. Еще груда загромыхала вниз. Спадет вода, обсохнет берег, и алебастр, брошенный в воду, очутится на берегу. Его пережгут в тут же устроенных печах… Лесу, дров много! Богаты всем Жигули… Говорят даже, что и очень немудрено, руды разные есть. Но рук мало! Мало предприимчивых людей, взявшихся за разработку этих богатств… А преданий, легенд сколько ходило о них. Теперь меньше, а прежде