Читать интересную книгу Место смерти изменить нельзя - Татьяна Светлова

— Нет. Все было чисто. Ни в мойке, ни на столах ничего не стояло. Я еще подумал — опрятность особая, мужская…

— Он был рад приезду Максима, как вы все утверждаете. Почему же в таком случае он непременно хотел поехать к вам, Соня, именно в эту субботу? Разве нельзя было отложить на другой день? Была какая-то срочность?

— Срочность? — растерялась Соня. — Нет, срочности не было… Он у нас просто давно не был… У нас такая традиция, папа всегда приезжал по субботам, он называл это «родительским днем». А из-за съемок он пропустил несколько суббот…

— Понятно, — сказал Реми. Что-то стояло за этой растерянностью и короткими переглядами с мужем, но Реми пока не хотел нажимать. Если не желают говорить, то наверняка и не скажут, тем более при посторонних. Странная пара, красавица и чудовище, избалованная женщина-девочка с маленьким, бесплотным и страшно сексапильным телом — и немолодой сухарь, у которого, кажется, никогда не возникает никаких эмоций… И при всем при том между ними проскальзывает некое сообщничество, хотя с виду гроша ломаного не дашь за этот супружеский союз, так и хочется сказать: богач купил себе красивую игрушку-жену…

— Он богат?

— Что? — переспросила Соня.

— Богат ли ваш отец?

— Нет… — удивленно ответила Соня. — Не бедствует, конечно, но… Он ведь практически не работал почти десять лет…

— А ценности у него есть?

Соня кинула неуверенный взгляд на мужа. Еще одно очко, подумал Реми.

— Ничего такого, чтобы… — начал Пьер. — А почему вы спрашиваете?

— А вы — богаты?

Реми уже справился о положении Пьера, и ему было хорошо известно, что он имеет дело с владельцем одной из самых крупных коллекций антиквариата, но он не хотел выдавать своей осведомленности.

— Да… достаточно. Почему…

— Не исключено, что позвонят и потребуют выкуп. Соня тихо охнула.

— То есть это не розыгрыш? — уточнил Пьер.

— Нет. Я, во всяком случае, так не думаю.

— Если это не розыгрыш, организованный Арно, если это похищение, кто же тогда звонил Соне и Максиму? — спросил Вадим. — Похитители?

— Не знаю. Будем думать. Искать.

— В любом случае это был человек, знакомый с Соней, — напомнил Максим.

— Как я понимаю, это не трудно, учитывая светскую жизнь месье Дора. Он ведь часто появляется с вами, Соня, на людях?

— Довольно часто… Особенно, когда Пьер в разъездах.

— Так что многие вас видели, многие вас слышали. У вас интонация особенная, такая, немного… детская; легко запоминается.

— Я все-таки не понял, а почему вы, собственно, пришли к заключению, что его похитили? — спросил Пьер.

— Ну, это не заключение, а предположение покамест… Если, как вы утверждаете, его запой мог случиться только нечаянно, по его собственной неосмотрительности, «на радостях», то все остальное — слишком хитроумно и затейливо обставлено для такого непредвиденного запоя.

— Кто знает… Он ведь всегда любил и умел разыгрывать, — задумчиво произнес Вадим. — Ему не надо было долго думать, чтобы найти решение…

— Кроме того, человек, в жизни которого произошли такие важные события — роль в фильме и долгожданный приезд родственника, — человек, который полон планов на субботу и торопится их осуществить, не стал бы глотать алкоголь на ходу…

— Но тогда уже бы позвонили, — возразил Пьер. —С требованием выкупа, я имею в виду.

— Бывает, что звонят не сразу… Кроме того, дело, может, и не в выкупе… Скажите, Вадим, у вас были другие претенденты на роль, которую вы отдали месье Дору?

— Нет. Я сразу решил, что это будет Арно. И если бы и были эти претенденты, они бы приняли меры давно, до съемок или в самом начале. Сейчас-то какой смысл?

— А лично у вас — у вас есть конкуренты, способные на все, чтобы сорвать ваш фильм?

— Сорвать мой фильм? Похитив исполнителя главной роли? Нет, не думаю…

Есть люди, которые меня не любят, есть люди, которые со мной соперничают, мне завидуют, но чтобы сорвать мой фильм…

— Все же подумайте. Повспоминайте разговоры вокруг этого проекта…

Реакции, слова, взгляды. Если всплывет что-то интересное, скажите мне.

Реми оглядел сидящих перед ним людей. Максим был хмур, Вадим растерян, Пьер непроницаем. Одна Соня выражала естественные, с точки зрения Реми, в данной ситуации чувства: она была встревоженна и печальна. Ее глаза потемнели, лицо было бледным и осунувшимся, ее жесты были нервны и угловаты.

— Такой еще вопрос… — осторожно произнес он. — Кто мог желать смерти месье Дора? Кто мог быть в ней заинтересован?..

Соня дернулась, как от удара, и устремила свои темные глаза на Реми.

«Удивительно, они меняли цвет, как драгоценные камни в перепадах освещения… — не к месту залюбовался Реми. — Она, конечно, манерна и совершенно не в моем вкусе, но, надо признать, в ней есть своеобразный шарм…»

Максим тоже не мог оторвать взгляд от Сони. «Переигрывает, — думал он, сопротивляясь ее обаянию. — Домашний театр».

— Никто, — сказал Пьер.

— Не представляю, — Вадим пожал плечами.

— Папу все любили… — сказала тихо Соня и опустила глаза. На ее ресницах замерла одна-единственная слеза. Повисела и капнула на щеку. Пьер потянулся к своей жене и участливо вытер мокрое пятнышко.

Максиму это было неприятно. Когда он был в дурном расположении духа, то начинал видеть мир критическим режиссерским взглядом, и тогда женские чары, адресованные Максиму-мужчине, втуне падали на бесплодную почву восприятия Максима-режиссера. И вот теперь его не отпускало чувство, что он подрядился участвовать в мелодраме.

— Месье Дору никто не угрожал? Не было ли писем, звонков?

Вадим взглянул на Соню и Пьера. Соня ответила ему вопросительным взглядом, не понимая.

— Есть один человек… — сказал Вадим, глядя на Соню, — который угрожал…

— Вряд ли это стоит принимать в расчет, — вмешался Пьер, — это старая история, и потом, это человек спившийся, и он сам не знает, что говорит, когда напьется.

— Позвольте мне судить, принимать или нет в расчет старые истории, — осадил его Реми. — Пока я хочу ее услышать.

Некоторое время Вадим и Соня переглядывались, и наконец Соня кивнула, пожав плечами, что должно было, видимо, означать: ты начал, ты и рассказывай.

— Дело давно было. Больше десяти лет назад, — заговорил Вадим. — Приблудилась к Арно девочка шестнадцати лет — дочь его старого друга… Был у него друг, Ксавье, тоже актер, они вместе начинали, только у Ксавье особых талантов не обнаружилось и, соответственно, перспектив тоже. Арно сразу пошел в гору, а Ксавье так и остался в эпизодах. Неудачник, одним словом. А это, знаете, вроде амплуа в жизни — и все фатально развивается по законам жанра: раненое самолюбие, комплексы, безденежье. Семейная жизнь тоже не заладилась, начал пить. Арно-то не пил тогда… Но дружить они продолжали. Вот, и дочь Ксавье, Мадлен, ухитрилась влюбиться в Арно. Чем-то он, сам того не ведая, сумел покорить девочку — впрочем, с его обаянием это не трудно… И в один прекрасный день она заявилась к нему с чемоданом: я вас люблю, не прогоняйте!

Он тогда жил один, Соня уже успела замуж выскочить…

История, которую рассказывал Вадим, добавляла красок к портрету дяди, но сам по себе жанр Лолиты не интересовал Максима, лично он бы не стал делать фильм по такому сценарию. Куда больше его интересовала Соня, и он украдкой поглядывал на нее.

Соня достала из сумки удлиненную плоскую коробочку, перламутрово-белую с золотым, похожую на футлярчик с драгоценностями. Максим даже не сразу понял, что это портсигар, а когда сообразил, то затаился в любопытном предчувствии: сейчас она вытащит сигарету, конечно же, длинную, и закурит, манерно и томно откидывая тонкую кисть в сторону, и золотые браслеты заскользят по смуглому запястью…

Длинная сигарета — он был прав, длинная — замерла в тонких пальцах.

Максим ждал. Соня долго ее не зажигала, слушая историю Мадлен в пересказе Вадима, и наконец прикурила… конечно же, манерно и томно откидывая тонкую кисть в сторону, тряхнув тяжелыми браслетами на смуглом запястье; конечно же, изящно выпуская дым тонкой струйкой и глядя прямо перед собой. Максим улыбнулся своим режиссерским наблюдениям. Что-то забавное было в этом, на первый взгляд нелепом, сочетании стилей: актриса-травести, играющая мальчика-сиротку, и девочка-подросток, играющая роковую женщину… Женщина, играющая роль ребенка, и ребенок, играющий роль женщины. Что-то было трогательное в этой неумелости спрятать непосредственную рожицу ребенка за непроницаемой маской дивы…

Максим почувствовал, что превращается в теплую, истомившуюся на солнце летнюю лужу, и, наскоро напомнив себе, что это чужая жена, и что все женщины — актрисы, и что не ему поддаваться их маленьким играм и покупаться на их маленькие уловки, стал вникать в упущенный разговор.

— Арно давно овдовел, — говорил тем временем Вадим. — Соня была еще маленькая. Он ее практически один вырастил, так и не женился… Так что жил он один. Ему тогда уже пятьдесят было, с хвостиком даже. Пятьдесят и шестнадцать!