Читать интересную книгу Волшебная книга судьбы - Валери Тонг Куонг

Анжелика – это была идея Без-Слез, который считал, что мне из осторожности лучше изменить имя. Он выбрал это, не спросив меня, – и я не знала, колкость это или просто юмор.

Она подошла, протянула пульт. Калитка открылась, и гравий зашуршал, в точности как я себе представляла.

Я шла медленно, оцепенев от волнения. Каждая мелочь говорила мне об Алисе. Гамак поодаль на лужайке – отдыхала ли она в нем после обеда? Чуть облупившаяся краска на окнах – гладила ли она ее кончиками пальцев, открывая ставни? Черно-белая плитка на полу прихожей, по которой она, конечно же, ступала день за днем.

– Входите же, мадемуазель, не стойте!

Она была еще красивее вблизи, только лицо немного осунулось и под глазами залегли круги.

– Вы не представляете, как я рада вас видеть. Моя прежняя домработница переехала на юг. Человека-то найти нетрудно, многие здесь ищут работу. Но вот кого-то, кому можно доверять, – это другое дело. А вас мне рекомендовали…

Я едва слушала ее, пожирая глазами прихожую. Она заметила это и сочла нужным меня успокоить:

– Дом большой, но работы в нем меньше, чем может показаться.

Она выдержала паузу и добавила со вздохом:

– Мой муж часто уезжает. Так что, сами понимаете…

О да, я понимаю. Если б вы знали как. Ваша жизнь, должно быть, кажется вам такой бедной, такой убогой в эти последние дни. Одна в четырех стенах, и следы Алисы на каждом камне, в каждом уголке, на каждом предмете, на клумбах у входа, на мраморной консоли, на старинном зеркале, висящем у лестницы. Одна, муж занят своими делами. Мне, мадам, ваш муж не нравится. Алиса никогда о нем не говорила, видно, ему есть в чем себя упрекнуть. Я хотела бы рассказать вам о своих сомнениях прямо сейчас. Хотела бы сесть с вами и выложить карты на стол, чтобы мы вместе поискали, что не так. Конечно же, это невозможно. Вы не готовы узнать, кто я и что знаю. И в конце концов, вы, быть может, тоже не без греха. Если Алиса не могла простить вам вашего вечного идеального фасада, то не кроется ли под ним нечто невыносимо иное, откуда мне знать.

– Все в порядке? Вы как будто отсутствуете, – встревоженно сказала мать. – Вы, надеюсь, не больны?

– Нет! Просто ваш дом великолепен, мне редко случалось видеть такую красоту.

– А, так-то лучше.

Она улыбнулась мне:

– Я горжусь этим домом. Если б вы знали, в каком состоянии он был, когда мы сюда переехали… Руины… Но довольно болтовни. Сейчас покажу, что вам предстоит делать.

Я прошла следом в гостиную и примыкающую к ней столовую. Не передать, как каждый шаг пронзал мне сердце! На стенах в обеих комнатах висели старинные портреты. Наверняка предки Алисы. Пока ее мать объясняла мне (пыль надо смахивать каждый день, аккуратно, метелкой из перьев), я высматривала знакомые детали: темные волосы, прямой нос, лукавый взгляд.

– Сдвигать кресла и поднимать ковер надо раз в неделю, – продолжала мать. – И конечно, после гостей, но, по правде сказать, мы сейчас редко кого приглашаем.

Я ждала, что она прервется, прислонится к дверному косяку или сядет, и ее прорвет: «Честно говоря, мы редко кого приглашаем, Анжелика, вообще-то никого, да и будем ли еще приглашать, вряд ли, ведь на нас обрушилось самое страшное горе, самая несправедливая трагедия, наша дочь, наша детка, ни за что не догадаетесь, в голове не укладывается такой кошмар, она покончила с собой, наша Алиса, так что гости – нет уж, спасибо, никого не хочу видеть».

Но мать Алисы невозмутимо продолжала показывать мне то особенно хрупкую вазу, то безделушки за стеклом, то шахматную доску. Потом она повела меня в кухню, в точности такую, как в моем представлении – голубой и белый фаянс, плита под старину и большая фарфоровая салатница, полная разноцветных яблок.

– Вы умеете стряпать? – вдруг спросила она. – Меня бы устроило, если бы вы могли готовить нам что-нибудь к ужину. Скажем, через день. – Она вздохнула. – У меня совсем нет на это сил в последнее время.

Я чувствовала, как во мне поднимается безмерное восхищение, до того хорошо она владела собой.

Сколько рецептов она опробовала здесь вместе с дочерью, склонясь над кулинарными книгами? Сколько часов провели они здесь бок о бок, чистя яблоки и облизывая ложки?

– Конечно, я буду готовить. Когда вам угодно, мадам.

Рядом с вами, если можно.

Меся тесто, я буду иногда потихоньку закрывать глаза. Буду красть редкие ощущения, которых у меня никогда не было с моей матерью.

Я так умоляла ее научить меня печь пироги. Она говорила: «Ладно, Мина! Если хочешь, только подожди, одну минутку, я кое-что закончу». И тут же забывала обо мне.

Это был ее фирменный прикол: забывать обо мне. Везде, в любых обстоятельствах. У школы или муниципального спортивного зала, в кафе, куда она заходила выпить стаканчик белого, в ванной, в автобусе, в приемной у врача, в бюро по трудоустройству. Она порхала от мысли к мысли, от места к месту. Была в вечном движении. Приходила в восторг от пустяков, множила планы, которых никогда не выполняла. Каждый раз я попадалась на удочку: мы пойдем гулять в парк, Мина, покатаемся на карусели, перекрасим комнату в розовый цвет, купим красную рыбку, они такие милые, красные рыбки, или ты больше хочешь птичку? Ладно, птичку.

Увидим. Пойдем. Сделаем. Построим, нарисуем, напишем. Подожди. Потерпи. Я почти закончила, еще чуть-чуть, уже вот-вот. Иду, я тебе сказала! Да черт побери! Ты не видишь, что я занята, Мина? Ты не видишь, что у меня есть другие дела, кроме твоего баловства? Я думаю! Ищу решения! Объяснения! Мне-то не десять лет, вот так, мадемуазель! Налей-ка лучше мне выпить, голова болит, тошнит, принеси мне аспирин, подушку, погаси свет, положи руку мне на лоб, детка моя, я тебя люблю, мое сердечко, мне надо поспать, завтра все будет хорошо, вот увидишь, завтра, детка.

А ведь можно было жить иначе. Можно было быть внимательной, близкой, как были вы, мадам. Дело не в деньгах, дело лишь в желании.

– Итак, – подытожила мать Алисы, – с первым этажом, думаю, все ясно, не забудьте про туалет, дверь в конце коридора, да, и умывальная, следите, чтобы полотенца были безукоризненно чистыми, это важно, мало ли кто может неожиданно зайти.

«Я скажу тебе важную вещь, Мина, эй, ты меня слушаешь или считаешь ворон?» – «Да, мама, я тебя слушаю». – «Ты можешь быть одета как замарашка, ты можешь жить в конюшне, но смотри, чтобы на тебе всегда были чистые трусики. Без дыр. Без потертостей, без пятен. Потому что если с тобой что-то случится, если ты упадешь, попадешь под машину, пожарные тебя подберут, и что тогда от тебя останется? Только это! Они скажут: эта девочка была грязнулей».

Уж конечно, тебя пожарные не сочли грязнулей в тот день, когда пришли за тобой. На тебе было красивое платье и белье в тон, только маловато немножко, от спиртного ты начала поправляться. О тебе они подумали только: как жаль, такая красивая женщина, созданная для любви, вот обида-то. Я помню, как один из них провел рукой по твоим волосам и заправил прядь за ухо.

Даже без сознания ты все затмевала. Они тоже обо мне забыли: мне пришлось бежать следом, их красный грузовик уже трогался, они закрывали задние двери, только чудом я проскользнула, запыхавшись, в последнюю секунду.

Не так-то просто было жить рядом с тобой.

– Теперь пойдемте на второй этаж, Анжелика.

Вот здесь хозяйская спальня – наша спальня, если угодно. Входя сюда, снимайте обувь, даже если на вас рабочие шлепанцы. Видите, здесь все белое, от ковра до занавесок. Убирать трудно, согласна, но покой и чистота того стоят. В гардеробе сортируйте одежду по цветам и оттенкам. От светлых к более темным. Вам придется лишь поддерживать установленный порядок, не ошибетесь. Белое и цветное, в принципе, относятся к зрению, но я слышу в них музыку. Поддерживайте гармонию, Анжелика! Как и в ванной. Я люблю, чтобы баночки с кремом стояли по ранжиру и по назначению. И прошу, чтобы полотенца были идеально сложены.

В остальном, я думаю, вы поняли, чего я жду от вас – и от этого дома. Все ясно, не правда ли?

Нет, мадам, не все ясно. Есть еще одна дверь, вот она. Вы ее не открыли. Прошли мимо этой комнаты, не упомянув о ней. Не предложили мне в ней убирать. Вам есть что скрывать?

Она покраснела, почти незаметно, но от меня это не ускользнуло. Вот он, трудный момент. Вот она, черная дыра. Комната Алисы. Она выходит окнами на запад, на сады. Ну же, мадам, колитесь.

– Эта дверь? Конечно. Это гостевая спальня. Но гости у нас останавливаются редко, и я держу там архивы. Так что вам нет необходимости туда входить. Если я решу, что в ней надо убрать, дам вам знать.

Я посмотрела ей прямо в глаза. Я надеялась, что она даст-таки слабину, но она лишь нахмурила брови, словно удивленная моим апломбом. Ничего не показывать, что бы ни случилось, каков бы ни был порог страданий, говорила Алиса. Значит, и мать будет молчать наперекор всему. Она ни словом не обмолвится о драме – во всяком случае, наемной домработнице. Спрячет воспоминание о дочери, как свое личное сокровище, тайное, заповедное. Так она сохраняла достоинство. Урок.