Читать интересную книгу Юность Бабы-Яги - Владимир Качан

– Идем, конечно, – радовался пьяный Гоша, вожделенно поглаживая ее зад, только что взятый напрокат.

– Шурец, не беспокойся, я отдам, ты ж меня знаешь.

– Знаю, – сказал Саша. – Я и не беспокоюсь.

– Я потом вернусь, – пообещал Гоша, оборачиваясь.

– Хорошо, хорошо…

– Моя дорогая, моя любимая, как я тебя хочу, Анжела, – ворковал Гоша, удаляясь, тиская свою подругу и разогревая себя до нужной кондиции.

– Анжела, – повторил Саша и посмотрел на Анжелику, – гм, надо же…

– Да мать – дура, – вдруг в сердцах вырвалось у Жики. – Проще не могла назвать.

– Ну ладно, – успокоил Саша, – я просто так, ради шутки.

– Меня, – сказала Анжелика серьезно, – твои шутки задевают. Я и так всю жизнь мучаюсь, понимаешь?

– Понимаю, – сказал Саша. – Извини меня.

– А кто это был, приятель твой? – поинтересовалась Жика, быстро простив.

– Ты не узнала? Он же солист группы «Мистер Хадсон».

– Да-а? Странно, а чего же он с такой?..

– Ну с этой он давно. Он ее еще в Питере подцепил. В гостинице «Октябрь», у них там свой проститутский кооператив, называется знаешь как? «Шалунья»! Теперь здесь работает. Где сезон, там и трудится.

– «Шалуньи» – это его болезнь, – пояснил Петя, – он все время на любых гастролях берет проституток, тратит на них все деньги и всякий раз требует от них подлинного чувства, нежности требует, хочет, чтобы они ему в любви признались. Это, конечно, можно. За отдельную плату. Они так и делают, пока деньги у него не кончатся…

– А потом?

– А потом – вот как сейчас ты видела. Но Гоша к этому времени уже думает, что у них роман, что деньги уже ни при чем, что они вот-вот поженятся…

– Бедный, – вздохнула Жика и подумала, что годика через два, а может, даже и теперь, только после Буфетова, она помогла бы несчастному Гоше из одного только альтруизма. И потом, он такой знаменитый… и так поет хорошо…

– Ничего он не бедный, – усмехнулся Саша, – он чего хочет, то и получает. Он странным образом только проституток и любит. Вот на тебя он и не посмотрел бы даже, – добавил он, будто прочитав Жикины мысли.

Скрывая смущение, Жика повернулась к Пете и обняла его.

– Петечка, открой нам шампанского. Ты это делаешь так неопасно, бесшумно.

Польщенный Петя потянулся за бутылкой. Можно было спокойно осмотреться. Кто-то танцевал, кто-то слушал, как поют, кто-то просто выпивал. Благодаря Саше с Петей девушки попали прямо в самую гущу эстрадного мира, который казался до этого совершенно недосягаемым. Изнанки этого мира они не знали, а фасад выглядел очень привлекательным. Богато и весело все было. Многие лица были знакомы; кого-то девушки узнавали сразу и, толкая друг друга в бок, перешептывались: «Смотри, вон Дубин пошел. – Где, где? – Да вон, вон туда, смотри. – А-а! Да, да, вижу. С кем это он? – Ну с этой, с этой телеведущей, как ее фамилия? – Не помню… – А она ничего… – А вон Бойцов, погляди. Он что, покрасился или выгорел? – Нет, нельзя так выгореть, наверно, все-таки покрасился. – А Скакунов-то, Скакунов! – Где, где, покажи. – Ну вон стоит, с манекенщицей, наверное. Лучше бы не стоял: в ней все метр восемьдесят, а он такой высоты достигнет только в прыжке».

Девушки увлеклись настолько, что на время позабыли о своих партнерах по вечеру, по скамейке, поцелуям и стихам. Они вдруг снова превратились в наивных девчонок, школьниц, сплетниц, в тех, кем, в сущности, и были; все взрослое и женское в них опять ушло на задний план, в тень, будто застеснявшись того, что не вовремя себя показало, поторопилось. Они толкали друг друга, хихикали и перешептывались. Петя с Сашей смотрели на них с недоумением и некоторым испугом: они вдруг увидели их подлинный возраст. Саша взглянул на свою новую возлюбленную будто со стороны: и свежий взгляд проявил беспристрастное фото, на котором были школьный ранец, дневник, тройка по алгебре… И тут Вета случайно перехватила Сашин взгляд и жутко смутилась. Единственным, что могло ее смутить в тот вечер, было то, что в ней могут угадать школьницу 15 лет. Она все сделала для того, чтобы быть с Сашей взрослой, готовой к любви девушкой, и тут… на тебе, потеряла бдительность. Надо было исправлять поведение по-быстрому. Вета на полуслове оборвала оживленное обсуждение эстрадных звезд, резко сказав Жике:

– Ну хватит! Все это не так интересно. Выпьем!

Жика, однако, не могла остановиться и все жадно высматривала знаменитостей на палубе, но все попытки привлечь подругу к перемыванию их костей не встречали теперь никакого отклика. Вета будто поставила между ними ледяную стенку: хочешь продолжать оставаться школьницей – давай, но без меня, я в этом больше не участвую. И тебе не советую, опомнись, ты компрометируешь и себя, и меня, будто говорила взглядом она подруге, намекая, увещевая и осаживая ее школьное любопытство, ее неприличный аппетит к ставшему столь близким миру эстрадных звезд. Но Жика все не унималась:

– А это кто, кто это с тобой поздоровался? – теребила она Петю.

Надо сказать, что Саша с Петей были тут далеко не новобранцами: их знали, они в этом кругу давно были своими, эстрадные тусовки для них дело привычное, отчасти даже место их работы, и сейчас с ними многие здоровались, кивали издалека приветственно, махали руками, приглашая к своим столам.

– Ну кто это, кто, – все допытывалась Анжелика у Пети, – Вахлакова или Леда Шанс? Я их все время путаю.

– Да какая тебе разница, кто! – уже разозлился Петя. С тех пор как они пришли на корабль, его новая подруга обратилась к нему лишь дважды, да и то с двумя просьбами: открыть шампанское и напомнить имя прошедшей мимо певицы, все остальное время он для нее не существовал, она его просто игнорировала. Петя даже обиделся. Хотя в профессиональном смысле обижаться было невыгодно: будешь, допустим, брать интервью, перепутаешь опять, как почти каждый журналист, свободу с развязностью и смелость с хамством, ну и тебя пошлют… Ты можешь, конечно, обидеться и уйти, но тогда так и останешься без интервью, без пикантных подробностей, а значит, и без гонорара. Поэтому Петя обижался редко, но сейчас на Анжелику обиделся. Он, зная предмет, что называется, изнутри, не считал, что наши поп-звезды достойны такого уж внимания. – Ну Вахлакова прошла, ну и что? Кто тебя еще интересует? Бойцов? Давай, познакомлю.

– Нет, не хочу, – опомнилась Анжелика. – Не так уж и нужно. Просто я в первый раз в жизни их вижу так близко. А вообще-то они такую ерунду поют.

Она пыталась себя как-то реабилитировать перед Петей.

– Ну уж слишком ты строга, – заметила Вета. – Ведь весело всем.

– Да, но они же сами все вот это стихами называют, – Жика хотела казаться умнее, чем была.

– Это правда, – сказала Вета, – со стихами они на «вы». Но есть кое-кто… Как ты, Саша, сочинил: «Соединение в полете судеб и рук», – повторила она тихо, словно про себя, а Петя встрепенулся.

– Это Сашка сочинил?

– Да, – сказала Вета.

– Когда?

– Да только что. Мне…

– Это понятно. А как там дальше?

Саша прочел все.

– Ну гений и все, – всплеснул Петя руками. – Шурец, все вот эти, – он повел рукой вокруг, – по сравнению с тобой – косноязычные обезьяны. А ты можешь!.. Девочки, давайте за Сашку выпьем. За его талант, за его здоровье. А ты, – сказал он Вете, – гордись, что это тебе. Ты, считай, уже увековечена.

– Я горжусь, – сказала Вета.

Выпили.

– Я водки возьму, – распалился Петя, – Шурец, будешь? А вы, девочки?

Шурец был не против, девочки решили продолжать пить шампанское и попросили еще мороженого. Петя явился через пять минут и с тем, и с другим. После водки Петя продолжал развивать тему, которую можно было бы сформулировать вопросом: что есть подлинная ценность? Тему Петя развивал на ярком примере: мало кому известный, но гениальный Шурец в сравнении со всеми известными, но, по сути, чепуховыми поп-звездами, о которых забудут сразу после того, как исчезнут с телеэкранов их клипы. «Вечность и сиюминутный дешевый успех» – вот к такой глубокой теме прикоснулся Петя после водки, но, судя по всему, весь пафос темы был продиктован ему не тогда, когда Саша прочел стихи, а когда все внимание Анжелики было отдано знаменитостям, а он, Петя, которому она недавно чуть ли не отдавалась в кустах, оказался сейчас вовсе ненужным, всего лишь средством доставки Анжелики на орбиту тех самых поп-звезд. Ракета-носитель. Отброшенная третья ступень. Петя – умнее и интереснее их всех, но он, однако, всего лишь журналист из популярной, бульварной газетки (кстати, оттого и популярной, что бульварной), который вынужден растрачивать свой ум и, может быть, даже талант на освещение жизни всех этих никчемных, пустоголовых, самовлюбленных павлинов. И не только он вынужден, но и гениальный Шурец. Обидно, а как же! Злоба на весь отечественный шоу-бизнес оптом копилась у Пети давно, и ему было чем сейчас плюнуть в колодец, из которого он тем не менее продолжал регулярно пить воду. Продолжал, а куда деваться! И это его все более унижало, поэтому злоба росла, превращалась в ядовитые отходы, в токсины, отравляющие Петин организм, которые необходимо было хоть изредка куда-нибудь сливать. А куда? Не на страницы же своей или даже любой другой газеты, тогда вообще кислород будет перекрыт и Петю не подпустят даже к самой захудалой начинающей старлетке. Слить яд можно было только в приватных беседах, что Петя и делал иногда и, надо сказать, не без юмора.