4. НАБЛЮДАТЕЛЬ
В жизни я наблюдать любил.Бывало, идешь, глядишь —Волга вечером, Волга, тишь,волны выносят ил.Волны камешками стучат,баржи идут вдали.В степь выходил — цветы замечал,белые ковыли.
В Москве —любил по Москве ходить,вдруг, изменяя путь,девушку пристально оглянуть,с прохожим заговорить.
Или вдруг, притаясь, как вор,весь превратившись в слух,тихий выслушать разговорсамых влюбленных двух.
Так ко мне приходили стихи…
Я, притаясь в снегу,вижу, как не везет врагу,дела у врага плохи!Слышу — ругается белофинн,язык искажая мой.Гранатой хочется разрывной,но — тихо! Лежи. Один.Так, дыхание затая,всё вокруг наблюдай!Не шевелись! Всё передай! —вот специальность моя.
Я жил у Москвы-реки,я не думал, страна,что поэзия и войнатак предельно близки.Я обязательно буду жив,я по жизни пройду,не так — в рассеянности, в бреду,праздно руки сложив.Я пойду по тебе, земля,любую открою дверь,свои заводы, свои поляты мне предоставь, поверь.
19405. ПО ДОРОГЕ НА ВОЙНУ
Холодно.Холодно.Холодно.По снегу, по лесуедем мыдо полуночи с полудняна войну, как к полюсу.
А когда мы остановились,стало томительно с непривычки.Нас стали разводить по домам.Мы обшарили стены, обчиркали спички,покамест дверь не открылась сама.Мы вошли, от тепла онемев,и холод пролез за нами.
Сняли заиндевелые каски. Они, загремев,устроились рядом с домашними чугунами.Нас за стол посадила хозяйка. А мыложки отыскали за голенищами.Слушали говор карелов, услышали: ищетнас за темными окнами непогода зимы.А когда отошли, оттаяли, отогрелись,прочли на стеклах: мороз до пятидесяти!Разговорились:«И как это терпят в Карелии!Не война бы — так нам ни за что и не вынести!..»— «Что, морозно?»— «Да так, ничего», — отвечаем.Появился старик(он спал в другой комнате)и сказал, что морозец к утру покрепчает.«Переночуете, может?Куда вы!Замерзнете!»
А пока мы молчали обиженнои в тишине вьюга стала заметней,карел хвалился широкими лыжамидавности тридцатилетней.А потом рассказал о таком холоде,который, пожалуй, больше не повторится.«Было это назад за тридцать,в лесу и сейчас есть сосны расколотые.Много было всяких морозов потом,но не было более сильного.Тогда, в такую же полночь, в наш домпривели русского ссыльного.Мороз ему щеки дорогой выжег,выбелил голые пальцы,он все-таки вынес, выжил, не сдался.Вот это — его лыжи.А ведь не на войну шел! И не такое на нем…»
Но мы уже каски отыскивали,а за окнами, между машинами рыская,уже помахивали фонарем.Мы прощались.«Прощайте, прямого пути!Я пожелаю вам лучшего самого:после войны вам к ссыльному моему подойти», —и показал на сосновую стенку глазами.Мы застыли у порога, удивленыглазами в очках, знакомыми, и бородкою клином.Смотрел на насМихаил Иваныч Калинин.
Мы подумали:«Что ж это было в начале нашей войны!»
19406. ФРОНТОВЫЕ СТИХИ
Если б книгу я выдумал, где описал бы подробно:крови цвет на траве, цвет ее на земле, на снегу,вид убитого парня на черном снегу у разбитого дома;описал бы подробно, как смерть помогает врагу,—если б книгу такую я назвал «Фронтовыми стихами»и она превратилась бы в тонну угластых томов,то она пригодилась бы фронту:глухими ночамиею печь в блиндаже разжигал бы сержант Иванов.Вот он печь растопил, мой сержант Иванов, и не спится,руки греет над ней, удивляется, — ночи глухи!На простор снеговой загляделась большая бойница,месяц ходит вокруг…Это есть фронтовые стихи!
Вот сержант Иванов письма пишет на противогазе:как живет, где живет, что дела и харчи неплохи,что пора бы домой,— «ждешь меня? Обращаюсь с наказом:Ты себя береги!..»Это есть фронтовые стихи!
Вот сержант Иванов в атаку выводит пехоту.Сам в цепи. И бегут, выдвигая штыки.Пот стирает с лица Иванов (он устал от тяжелой работы),улыбнулся друзьям…Это есть фронтовые стихи!Вот Иваново-город. Снег идет, темновато.В клубе «Красная Талка» собранье. Ткачихи тихи.Иванова, ткачиха, читает письмо от сержанта,все встают и поют…Это вот фронтовые стихи!
Фронтовые стихи — это чувство победы, такое,что идут и идут неустанно на подвиг и труд.Все — туда, где земля стала полем великого боя,иногда умирают там. Главное — это живут!
19437. ПОЛЕ БОЯ