— Настенные часы остановились, — сообщила Кристина — пока Виктор читал, она продолжала осмотр комнаты.
— Конечно, — кивнул ей погруженный в невеселые мысли Виктор. — Их ведь никто не заводил.
— А здесь, над диваном, раньше висело зеркало. Сейчас его нет.
— Угу, — не придал особого значения открытию сестры Виктор. — Молодец. Ищи еще что-нибудь. Более существенное.
— Да ладно тебе, мистер Важная Птица! — возмутилась Кристина. — Сам-то нашел хоть что-то?! Что там у тебя? Дай посмотреть, я тоже читать умею. Что это?
— Да так, ничего особенного.
Виктор сунул письмо в карман. Ему не хотелось, чтобы сестра прочла его. Отец в нем выглядел слишком жалким. К тому же в письме не было ни намека на то, что с ним случилось. Если не считать действительно неожиданных отношений отца и Скарлетт Тэтч и каких-то дел с фабрикой, в этих строках читалась только лишь обычная, хорошо Виктору знакомая тоска отца.
Единственным, что он для себя уяснил, было то, что отец не мог отправить письмо с призывом о помощи за подписью Бетти Сайзмор. Он готовил к отправке совсем другое письмо, противоречащее приглашению. Не было никакого смысла посылать два. Постскриптум озадачил Виктора больше всего.
И тем не менее среди отцовских бумаг было еще кое-что странное, о чем он едва не забыл, обнаружив письмо…
— Я тут нашел пару банковских переводов, — сказал Виктор и взял отложенную ранее подозрительную папку. — Отец каждый месяц перечислял небольшую сумму на один счет в «Банке гг. Горбэнкс». На имя Софии Кроу. Это имя тебе о чем-то говорит?
— Вроде бы нет, — задумалась Кристина.
— Постой-ка! — Одна из лежащих на столе платежных квитанций вдруг привлекла внимание Виктора. — Тут есть небольшая пометка от руки на полях: «Деньги не доходят. Проверить». И еще — внизу: «Джозеф». И рядом большой вопросительный знак.
— Все ясно! — безапелляционно заявила Кристина с видом только что разгадавшего запутанную загадку детектива. — Дядюшка Джозеф зачем-то шантажировал папу, требуя переводить деньги на его счет. И вот, когда папа решил больше ему не платить или не смог заплатить, он… — Кристина замолчала, не в силах продолжать.
— Дядюшка во всем этом залип по самые уши, как муха в сиропе… — кивнул Виктор. Ему вдруг вспомнилась их с Джозефом Кэндлом самая первая после возвращения встреча. — Было кое-что странное… Тогда мне это показалось пустяком, но сейчас… В общем, когда я только приехал, дядюшка возился с какой-то картиной в библиотеке. Упаковывал ее в оберточную бумагу, носился с ножницами. Он сказал, что собирается продать ее старьевщику, и той же ночью отволок на чердак… Я вот сейчас подумал: зачем тащить тяжеленную картину на чердак, если собираешься продать ее старьевщику? Ему ведь пришлось бы потом спускать картину вниз — не проще ли отнести ее в гараж?
Сестра слушала его очень внимательно. И даже не вставила ни единого слова, что было очень на нее не похоже.
Виктор продолжил:
— Ну ладно, если предположить, что дядюшка так уж любит таскать тяжести (а мы с тобой знаем, что он это ненавидит), то зачем делать это ночью, в потемках? Я видел, как Джозеф волочил эту картину: он явно старался не шуметь и нес ее очень осторожно, словно боялся уронить.
— А может, это была не картина вовсе! — воскликнула Кристина. — Может, внутри было нечто хрупкое, например… зеркало! Зеркало из папиного кабинета! Которое зачем-то сняли.
— Да нет, при чем здесь… — начал было Виктор, бросив взгляд на стену с картинами. Там были: портрет отца на фоне фабрики, чертежи свечей, которые на этой фабрике изготавливали, и несколько изображений ворон (папе вороны всегда нравились). В самом центре располагалось пустое пространство — светлое пятно прямоугольной формы, какие остаются, когда какую-нибудь картину снимают с гвоздика, выделялось на потемневших от времени обоях довольно четко. Именно здесь раньше висело старое отцовское зеркало. А размер светлого пятна приблизительно совпадал с размерами предполагаемой картины, которую дядюшка упаковывал в библиотеке, а после волочил ночью по лестнице.
— А ведь и правда, — пробормотал Виктор. Он не хотел забегать вперед, но, кажется, на этот раз им действительно удалось напасть на след. Кое-что постепенно вставало на свои места в череде бессмысленных событий и странных происшествий. — Это могло быть и зеркало, вот только я правда не знаю, какое отношение имеет зеркало к исчезновению отца, но…
— Значит, нужно искать на чердаке. — Кристина решительно направилась к двери. — Мы прямо сейчас быстренько все и проверим. Если папа там…
— Постой, я ведь запер дверь. — Виктор сунул руку во внутренний карман пиджака в поисках ключа. — Что же касается чердака… Чтобы не привлекать внимание, туда лучше всего лезть ночью, когда все лягут спать. К тому же тебе еще предстоит вернуть ключ от кабинета в комнату мамы, чтобы она не догадалась, что нам все… — Виктор оборвал себя, не договорив. Он в недоумении разглядывал то, что только что достал из кармана. — Что это еще за… ключ?
На его раскрытой ладони лежал не один ключ — их там было два! Откуда в кармане мог появиться второй ключ? Как давно он там лежит? Что открывает?
Виктор вздохнул. Странностей только за сегодня на него свалилось больше, чем за последние пару лет. И эти странности словно вели его куда-то, будто подводили к чему-то…
Он был прав. Вели. И подводили. Жить ему оставалось совсем недолго…
Виктор прищурился, разглядывая странную находку.
— На ключе что-то написано…
Ударила молния, на миг высветив три человеческие фигуры в огромной темной библиотеке. За окном бушевала гроза — логичное завершение дождливого дня. Свет никто зажигать не торопился, и полутьма укутывала, словно теплое одеяло.
— Чертовы Петровски, — хмуро произнес джентльмен в полосатом темно-синем костюме, похожем на обивку кресла, в котором он с удобством устроился. В одной руке у него дымилась сигара, вальяжно зажатая между пальцами, другой он лениво придерживал бокал вина. — Эти русские такие шумные. Так старательно прикидываются веселыми и эксцентричными, что…
— Что это утомляет, — выпустил струю сигарного дыма изо рта Джозеф Кэндл, сидящий в кресле напротив. — Все верно, мистер Греггсон, все верно.
Из-за стены доносился приглушенный гул: это гости монотонно общались, делясь