Поход, таким образом, направлен не против России и Москвы, а лично против Романа. Разоряется только его дом, похищается его племянница, и враги возвращаются. Эту форму мы должны признать древнейшей. Но этот же случай показывает, что «древнейшая» форма не всегда есть «исконная» и «лучшая». Героизация в данной песне не доведена до конца. Это видно и по тому, что враг, сделав свое злое дело, уходит обратно. Этот уход врагов без сражения опять толкуется чрезвычайно интересно и значительно у Сорокина, так же, как у него толкуется и то, что литовцы не доходят до Москвы. У Сорокина и его непосредственных последователей (Фофанов) литовцы, разорив подмосковные села и забрав Настасью, уходят к «рубежу ко московскому», т. е. к границе Московской Руси, где они располагаются станом; они выжидают осени, чтобы повторить свой поход и на этот раз разорить Москву.
А й как тут раздернули шатры они да шелковы,А й как начали стоять добры молодцы,А дожидают как осени богатыей хлебородныей:А й будет баран тучен, да овес ядрен,А й когда повырастут пшеницы ведь да белоярыи,А й тогда они грозятся как заехатиА й во матушку славну каменну Москву,А ко князю Роману ведь да Митриевичу;А й говорят как сами промеж собой:— А й московский князь Роман Митрьевич— А й не смел как нам показаться на светлы очи.(Гильф. 71)
Все это замечательное по своей художественности место показывает нам, что певец испытывает те же недоумения, что и современный исследователь. По всему замыслу былины требуется сражение, но его не происходит. Исследователь видит причины этого, которые состоят в том, что былина в своем развитии прошла очень сложный и длительный путь, что здесь еще не полностью преодолена традиция. Певец вносит в песню свои исправления и заставляет врагов остановиться на рубеже и готовиться к решительному бою.
Вместе с тем это место подготовляет слушателя к появлению главного героя этой былины — князя Романа Дмитриевича.
Отсутствие сопротивления враги истолковывают так, как будто он не решился, не смел оказать противодействия. Но слушатель уже знает, что набег удался врагам только потому, что Романа «дома не случилося». Это — общеэпическое место. Роман или на охоте, или он в Москве, или неизвестно где. Он еще ничего не знает о случившейся беде. Это известие ему привозит в Москву гонец, или о беде ему вещает ворон, или, наконец, Роман, вернувшись домой, видит разорение своего дома и все подробности узнает от спрятавшейся служанки, девушки-чернавушки.
Роман во многом напоминает богатырей старых героических былин. Подобно Илье Муромцу он всегда изображается старым. В некоторых случаях он сетует на свою старость.
Ах ты старость моя, старость глубокая,Налетала из чиста поля черным вороном,Садилась на плечушки на могутные.А молодость моя, молодость молодая!Когда же ты была на моих плечах,Так не смеялся вор сам король:А тепереча насмехаются два королевича, два выблядка!(Рыбн. 45)
Подобно своей племяннице он думает прежде всего не о себе и не о причиненном ему бедствии, а о своей родине.
Не дойдет поганым над Святой Русью да насмехатися!(Тих. и Милл. 69)
Слово «любимая», приложенное к слову «рать», говорит о том, что Роман — старый военачальник, всем своим существом сросшийся со своей ратью. Мы убеждаемся воочию, что слава его вполне им заслужена и недаром страшна для врагов.
В некоторых вариантах Роман, раньше чем вести силу, испытывает ее. Мотив испытания опять лучше всего развит у Сорокина. Роман подходит со своей ратью к реке Березине, за которую ушли литовцы. Он «припущает» свою силу пить из реки и наблюдает, как его воины пьют. Одни пьют «нападкою», т. е., если мы правильно понимаем это слово, припадая ртом прямо к воде; другие пьют «шоломами да черпушками», т. е. зачерпывают воду шлемами или черпаками. Ту силу, которая пьет нападкою, он посылает обратно в Москву.
А й той силушке на бою да мертвой-то быть.(Гильф. 71)
С собой он берет только ту силу, которая пьет из шлемов. В другом варианте (Гильф. 61) Роман испытывает свою рать еще тем, что бросает в реку жеребья и берет с собой только тех, чей жребий идет против течения. Это — настоящие воины. Тех же, чей жребий идет ко дну или плывет по течению, он оставляет дома, так как им быть убитыми или взятыми в плен.
Перейдя через реку, Роман со своей силой настигает литовскую рать.
Предстоит решительный бой. Народ наделяет своего героя не только решительностью, силой воли, мужеством и воинской опытностью, но и «хитростью-мудростью». Он, подобно Вольге, обладает искусством оборотничества. Это весьма архаическая черта, возвращающая нас к древнейшим временам зарождения эпоса.
С точки зрения современных требований, реалистический образ Романа от этого, может быть, и не выигрывает. Тем не менее эта черта стабильна решительно для всех вариантов, в том числе и для двух вариантов Сорокина, которые мы должны признать лучшими из всех. Следовательно, народ этой чертой дорожит, любовно сохраняет и не забывает ее.
Роман оставляет войско в засаде, а сам ночью пробирается в литовский стан. Он обращается в волка, перегрызает горла коней, в образе горностая перекусывает тетивы у луков, в образе молодца портит замки ружей и т. д. Его всегда замечает и сразу узнает в нем своего дядюшку малолетний отрок его племянницы. Ребенок радостно кричит, этот крик слышат Ливики и набрасываются на горностая, накидывают на него шубу, чтобы его поймать. Но горностай уходит через рукав, взвивается вороном и вороньим граем зовет свое войско к бою. Теперь, наконец, происходит решительная схватка.
Наиболее полные и яркие варианты содержат сраженье двух войск.
А й как сила его теперь да услышала,А й как ведь поехали скорым-скоро, скоро-наскоро.Приезжали как к Литве да поганоей,А й как начали рубить они Литву да поганую.(Гильф. 71)
Русские опрокидывают врагов неожиданным смелым натиском. Литовцы едва успевают взяться за оружие.
Их рубила сила русскаяToe ли войско московское,И прирубило их до единого.(Пар. и Сойм. 43)
Огромный шаг вперед, сделанный эпосом по сравнению с эпосом монгольских войн, состоит в том, что теперь решающее значение приобретает войско, армия, а не только геройство отдельных людей, представляющих русскую военную силу.
Воины «изымают» братьев Ливиков и наказывают их так, как они этого заслужили и как это входило в «заповедь», положенную между Москвой и литовским королем. Тому, кто нарушит эту заповедь, должны быть отрублены ноги и выколоты глаза. Так Роман и поступает с братьями. Одному он рубит ноги, другому выкалывает глаза. Безногого он сажает на слепого и отпускает их домой к литовскому королю с насмешливым нравоучением.[146]
Эти нравоучения разнообразны по форме при полном единстве основного содержания:
А подьте-тко вы к дядюшке да хвастайте:Разорили мы нуньчу каменну Москву,Каменну Москву да Золоту Орду…Подьте-тко вы к дядюшке да хвастайте.(Гильф. 12)
У Сорокина Роман отпускает королевских племянников к их дядюшке с такими словами:
А скажите-тко ему таковы слова:А что московский князь Роман МитрьевичА как старостью он не стареет,А й голова его не седатеет,А сердце его да не ржавеет,А слава ему век по веку да не минуется.(Гильф. 71)
Онежский певец Прохоров заставляет самих братьев вынести нравоучение:
Не дай Бог да не дай ГосподиА бывать больше на Святой РусиНам да нашим детям да нашим внучатам!(Гильф. 42)
Здесь братья произносят клятву, известную нам из былин об Илье и Калине.
Такое окончание мы должны признать настолько значительным, настолько соответствующим всему духу русского эпоса и историческому сознанию народа, что мы вполне понимаем, почему судьба Настасьи Дмитриевны отступила на второй план. Те пересказы, в которых Роман вовсе не берет с собой войска или в которых все войско бросается на литовских братьев с единственной целью освободить Настасью, мы должны признать более архаическими и слабыми.
Былина эта очень показательна для путей развития русского эпоса. Она находится на грани былины и исторической песни. Традиция здесь еще крепка, но все же преодолена уже настолько, что наступил срок для окончательного ее преодоления, для скачка в эпос уже нового порядка, когда героями эпоса станут не идеальные богатыри, а живые люди, исторические вожди народа, руководящие его внутренней и внешней борьбой. В этом смысле можно говорить, что в данной песне отражена наступающая эпоха Грозного.