Продемонстрировав наглядно и предложив то же самое проделать ей, он оставил хитрую зажигалку, а также насыпал в стакан пороху, разрядив для этого несколько патронов.
— Эту сумку спрячьте в надёжном месте, — попросил под конец. — Я за нею приду позже. Сереже, когда проснется, привет. И большое вам спасибо за сохранённые вещи, они будут очень кстати.
— Спасибо, сынок, и тебе. Привет от нас Тамарочке и Валере. Будь осторожен: на нашем краю ходить небезопасно, — напутствовала она, проводив за порог. — Немцы или полицаи по ночам, иногда под самое утро, кого-то расстраливают в карьере неподалёку отсюда. Не приведи господь нарваться!
— Буду очень осторожен. До свиданья!
На этот раз Жучок то ли проспал, то ли поленился встретить на подходе, как делал это зачастую. Лишь когда скрипнула калитка, он вылез из будки, заходился потягиваться и фыркать носом. Ванько почесал у него за ушами, погладил; поднимаясь с корточек, увидел тётю: она поджидала его в дверях.
— Ты почему ж не предупредил, что там и заночуешь? — упрекнула она вместо приветствия. — А я тут сама не своя — не случилось ли чего… Что это у тебя за узел такой?
— Сюрприз для Тамары. Соседка сохранила кое-что из ихних вещей.
— Мне бы только их метрики нашлись! — воскликнула тётка. — Заходи, а я ставни пооткрываю, рассвело совсем.
Оставив сюрприз в сенях и разувшись, Ванько осторожно, чтоб никого не разбудить, отворил дверь в комнату. Но, похоже, «сама не своя» была не только хозяйка: на краю печи, свесив ноги, в исподнем сидела Тамара. Сняв фуфайку, подошёл к ней.
— Почему не спишь, ещё ж рано!
— Не хочется, — пояснила она одними губами. — Ссади.
Протянув к нему руки, спрыгнула и, подхваченная, обвила его шею.
— Какая ты тёпленькая! — Он медлил отпускать, желая, видимо, напитаться её теплом. — Наверно, рано легли?
— Нет, заснули поздно. Но мне такой сон приснился, что проснулась и больше не могла уснуть… Уже, наверно, с час.
— Хороший или плохой?
— Страшный. Будто тебя схватили немцы… Ой, тётя идёт, пусти!
— Она, между прочим, не против, чтоб я был ещё и её зятем. — Посадил на диван. — Ты её тоже тётей зовешь?
— Ага. Валера — тот сразу стал звать мамой. А мне как-то непривычно.
Пооткрывав ставни, вернулась тётя, приветливо кивнула на тамарино «доброе утро» и прошла к себе — возможно, чтоб не разбудить остальных.
— А тётю Гашу один раз нечаянно назвала мамой, — вернулась к прерванному разговору.
— Нечаянно, говоришь?
— Честное слово, не умышленно.
— Да я разве упрекаю!.. А она что?
— Ничего, обозвалась и всё. Я аж хотела извиниться…
— По-моему, не за что. Она тебя давно дочкой кличет. Так что схватившие меня немцы, — напомнил о недорассказанном сне, — хотели меня расстрелять?
— Ой, даже не это… готовились повесить, и знаешь, где?
Однако досказать сон снова не пришлось: проснулись и остальные обитатели печи. Оказывается, с вечера была жарко натоплена русская чечь и все пятеро изъявили желание спать именно на ней. Правда, Валера, наигравшись со взрослыми, запросился потом к маме.
Девчонки юркнули одеваться в тёткину комнату, Федя с Борисом подсели на диван.
— Ну как, всё нормально? Наверно, помогал по хозяйству? — спросил Борис.
— Да. Десятка полтора суковатых чурбаков поколол… пока занесли, сложили — темнеть начало. И уж больно пацан не хотел отпускать.
— Патроны принёс?
— Из сарая забрал, но прихватил не все, придется сходить ещё. Случилась ноша более срочная…
Он не успел пояснить, какая именно, так как вернулись девчата. У Веры опухоль с губ сошла да и на лице следов от побоев почти не стало заметно. Однако припухлость появилась у Бориса. Она явно бросалась в глаза, Вера то и дело косилась в его сторону.
— Борь, а что это у тебя с нижней губой? — поинтересовался и Ванько.
— А вон, — кивнул он на свою ненаглядную. — Локтем двинула, чумичка.
— Не будешь распускать! — заметила та назидательно — Думаешь, я с тобой целоваться собирался? Больно нужно… Хотел сказать что-то на ушко, так ты сразу…
— Ничего, до свадьбы заживёт! А после она и дичиться не станет.
— Если я ещё захочу на ней, дурёхе, жениться!..
— Ну, а с Тамары причитается: у меня для неё сюрпризик! — Ванько вышел в сени и вернулся с объёмистым узлом.
Она сразу же узнала свою скатерть, и ей стало не до вознаграждений. Молча развязала, стала разбирать содержимое. Это были какие-то документы, письма, фотографии, одежда. К каждой вещи она припадала лицом, словно желая насладиться запахом родного дома. Не всхлипывала, не причитала, только слёзы лились в два ручья… У Веры и тётки глаза тоже были полны слёз. Девчонку на время оставили одну, чтобы не мешать горестным воспоминаниям.
В и н т о в о ч н ы й порох из патронов, найденных в зарослях после ухода наших, а также конфискованных у полицая и даже тех, что прихватил с собой недавно ночью, расходовали бережно, он тянулся долго, но вскоре снова кончился. Как и запас серы, которой навыколупывали было из ребристых катков, каковыми молотили на току хлеб (ею были закреплены железные штыри-полуоси с боков). Из этой серы приловчились делать «спички», окуная в расплав нарезанные кусочками стебли куги. Она легко загорается от тлеющей ваты либо уголька и воспламеняет спичку. Но всё это кончилось и приходилось до головокружения и слёз дуть-раздувать, пока добьёшься пламени, чтобы зажечь лампу или в печи.
И Ванько с Рудиком отправились на Чапаева забрать остальные патроны да заодно и распилить акациевые брёвна.
Зима стояла сиротская, с неустойчивой погодой. С утра было вроде по-божески, осадков не ожидалось. Но на подступах к станице неожиданно потемнело, завьюжило, повалил густой снег; округа, посветлев, на глазах преобразилась. Станичная детвора высыпала на улицы играть в снежки. На место прибыли задолго до обеда.
На этот раз Елена Сергеевна обрадовалась не меньше Сережи, когда Ванько вручил ей двухлитровый бидончик с керосином.
— Ой, какое ж вам спасибо, ребятки! — воскликнула она, подняв крышку и понюхав с таким удовольствием, словно это был мед. — Без света — хоть плачь. Было немного оливкового масла, но и оно кончилось. А этого богатства хватит теперь до лучших времён!
— Верите, что они скоро придут?
— Без такой веры жить бы стало совсем невмоготу. Верим и надеемся. А вы разве нет?
— Мы, тёть Лена, тоже. И даже знаем, что ждать осталось недолго.
— Твои слова да богу бы в уши, как говорит наша бабушка! А это с тобой…
— Мой товарищ, Рудик. Пришли распилить акации. Тащи, Серёга, пилу!